Eastern & Oriental Express. Бангкок - Сингапур. (1/2)
Сяо Чжань до последнего не верит в то, что это не пранк. Конверт с билетом с его именем и уникальным номером получен от анонима, и подтверждение в офисе ?Восточного азиатского экспресса? его убеждает, но все равно не до конца. Это же ожившая мечта, осколок старого, поза-позапрошлого мира, который он не то чтобы одобряет, но на экскурсию за три тысячи долларов минимум в роскошных колониальных интерьерах поезда ?Eastern & Oriental Express?, четыре дня с изумительными видами от Бангкока до Сингапура — о, на эту экскурсию он хочет. Очень хочет. Даже таким авантюрным способом.После получения таинственного билета он читает все отзывы, что может найти по теме, чтобы подготовиться как можно лучше, чтобы его репортажи были увлекательными для не особо подготовленной публики. Ну, для такой, как он ее себе представляет. Его канал популярен, но он понимает, что в основном у молоденьких райтерок — он хорошо выглядит, шутит в эфирах и рассказывает, как начинающему автору сделать текст не очень ужасным, и, заодно, его любимая, но не проговариваемая тема: как красиво и эффективно наебать местную цензуру. И ту часть читателей, которая склонна не видеть за деревьями леса. Университетские курсы риторики для бедных. Он теперь тоже бедный, что ж, и, раз не успел их пока забыть, готов поделиться с теми, для кого, так же как и ему теперь, недоступен мир высокого социального уровня.
Фотографии купе, ресторанов, удивительного смотрового открытого вагона в хвосте, совершенно его завораживают. И он проводит две недели в предвкушении. Дорогой деловой костюм оставшийся от прошлой карьеры немного тесноват в плечах, но внешне сидит даже ещё лучше, и пойдёт вечерним, а для времени в купе он покупает себе страшно гламурный спортивный кашемировый костюм, потому что неожиданно проснувшееся чувство стиля отрицает ?настоящую? одежду для спорта. Хорошо хоть не халат, думает Сяо Чжань, щупая прекрасную ткань, которую вообще-то не может себе позволить. В итоге, со всеми техническими приблудами, у него выходит увесистый чемоданчик, и портплед и сумка, и он всё ещё волнуется, точно ли готов ко всему.Сяо Чжань оказывается готов ко всему, кроме внешности второго проводника, и может только радоваться, что встретил его его сменщик, и он, по крайней мере, смог зайти в поезд и добраться до своего купе, запомнив, где оно, и те пояснения, которые ему дали по дороге. Потому что встретив парня в цветастой жилетке на белую рубашку с бейджиком ?Ван Ибо?, Сяо Чжань начинает переживать, что все его приготовления были бессмысленными, и он не увидит больше ничего за время этой поездки кроме этого мягкого лица, длиннющих ног и широких плеч. Не захочет больше ничего увидеть.Проводник Ван Ибо пришёл к нему через сорок минут после отправления поезда, чтобы рассказать о том как что тут организовано, когда ужин, где пароль от вайфая. Сяо Чжань, оправившись от первого шока, чувствуя себя совершенно пораженным, так неожиданно мгновенно сдавшимся и растерянным оттого, как много волнения вызывает в нем этот впервые увиденный человек, понимает, что залип и пропустил несколько предложений.— Прошу прощения, господин Ван, я засмотрелся.... отвлёкся! — перебивает он сам себя, ну что за идиот! — и прослушал последнее, вы не могли бы повторить?Дежурная улыбка Ван Ибо моментально сменяется шкодливой и довольной, глаза сверкают, и он говорит:— Засмотрелись?— Эээ... да, — Сяо Чжань чувствует, как пылают его щёки, но ещё чуть-чуть и всё полыхнёт в нём неостановимым пожаром.— О! — произносит Ван Ибо вслух, и одними губами ?вау?. И он кажется таким счастливым и довольным, просто сияет. И Сяо Чжань просто знает, что теперь он хочет делать его таким, делать это для него, увидеть все его улыбки и быть причиной их.А проводник Ван продолжает, все ещё светясь и понимая, что его опять не слышат, рассказывать, как удобно пользоваться их мобильным приложением, и как можно вызвать его в любой момент, и он будет счастлив помочь для полного удобства и удовлетворения пассажира.Когда Ван Ибо уходит, у Сяо Чжаня уходит некоторое время на то, чтобы справиться с чувствами. Он их не подавляет, зачем, его писательская работа в том, чтобы в них разобраться, распробовать, придумать метафору, которую до него не использовали или хотя бы не сильно затёрли. Но он думает про самую избитую — про падение в любовь, про чувство свободного парения и потери ориентации в пространстве, про иллюзию отсутствия власти гравитации. Про моментальную потерю чувства опоры под ногами, про то, как падение может ощущаться совсем в другом смысле, об этом он тоже знает не понаслышке.У теперешней жизни есть и свои плюсы, но ему пришлось потрудиться, чтобы их найти и принять, после того как его карьера многообещающего адвоката, золотого мальчика, человека из списка ?30 до 30?, практически в одночасье завершилась лишением лицензии с унизительной формулировкой ?за аморальные склонности?. Даже до ?аморального поведения? не дотянули, но, оказалось, даже такого хватило. Кстати, он думает, что билет — как раз подарок от кого-то из клиентов, которым он успел помочь тогда; для корпораций в сравнении с полученными от выигранных дел доходами это пустяк, так, сувенирами обменяться, но вот остаться анонимным, и не быть связанным с его запятнанным именем им теперь принципиально важно.Теперь он писатель, журналист, блогер, коуч, все в этом роде. Стандартный ?гуманитарный? набор. Он успешнее многих и на этом поприще, но что сравнивать несравнимое.***На первый ужин пассажиры собираются уставшие, но возбужденные началом этого приключения, и сам ужин — часть его. Целых два кухонных вагона обеспечивают гостей изысканной едой, и Сяо Чжань прочитал в одной из статей, что фуд-туристы — это уже существенная часть аудитории ?Eastern & Oriental Express?. Еда входит в стоимость билета, и Сяо Чжань готовится наслаждаться блюдами высокой кухни в случайной, и из-за этого интригующей, компании. Это тоже часть аттракциона — можно выбрать постоянное место для ланча или ужина, можно выбирать соседей, а можно предоставить выбор и места и соседей организаторам, и познакомиться с новыми людьми со всего мира. Сяо Чжань полагается на удачу.За их столиком на четверых две женщины и двое мужчин. Женщины — британская пара возрастом за сорок, и явно очень давно вместе, мужчины — Сяо Чжань и китайский бизнесмен из Сингапура. Они беседуют, господин из Сингапура чуть меньше вовлечён, потому что его английский слабоват, но все стараются быть медленнее и понятнее, а иногда Сяо Чжань переводит особенно сложные места. Темы для начала разговора самые очевидные: представиться и рассказать как очутились в этом путешествии. Сяо Чжань рассказывает о подарке, и ему явно не очень-то верят. Сомневается даже господин Юэнь Лин, которому предложили бесплатный апгрейд его билета с пулмана до сьюта в два раза дороже, но он считает это своей удачей и заслугой почему-то за верный труд (на благо кого, интересно?).
Британки охотно рассказывают о своих мотивах, но тут даже Сяо Чжаню не удаётся полностью разобраться: путешествие по земле, еда и диссертация одной из них, изрядно татуированной преподавательницы экономической теории в Эдинбургском Университете на тему влияния патерналистской экономики на культурную среду или что-то в этом роде. И друзьям понравилось. Они показывают фотографии двух своих тайских кошек. И заказывают неплохое вино, в чем Сяо Чжань к ним присоединяется, потому что импортные напитки оплачиваются отдельно, но, почему-то обидевшись на отсталость культуры (хотя он прекрасно понимает о каких механизмах идёт речь и полностью вообще-то согласен), мстительно думает, что они предпочли бы пиво.Сингапурский бизнесмен Юэнь Лин оказывается не бизнесменом, а менеджером среднего звена, исполнившим заветную мечту. Когда он только пришёл на работу в компанию около десяти лет назад, начальник его тогдашнего начальника совершил такую поездку, и с тех пор она была для него символом приличного положения, статуса, хорошей работы и стабильного роста. И вот теперь он тут. Вечер заканчивается мирно, хотя и неловко. Юэнь Лин, пытаясь пошутить и сделать комплимент, спрашивает, как же так надолго отпустили мужья таких симпатичных и успешных леди. Леди с парными обручальными кольцами, рассказывавшие про другие совместные поездки и совместных кошек, тихонько фыркают, и вторая, рекламщица, кажется, говорит успокаивающим тоном, что, мол, с мужьями всё так сложно, конечно.Сяо Чжань не идёт в салон с баром. Долгий перелёт и насыщенное начало путешествия его так утомили, что он мечтает уже растянуться в постели и уснуть, глядя на мелькающие в окне в лунном свете верхушки деревьев, чтобы проснуться пораньше и прожить следующий день сполна. По дороге к купе выясняется, что господин Юэнь Лин едет в одном вагоне с Сяо Чжанем, и их одновременная ?удачливость? из-за этого начинает казаться подозрительной. Сяо Чжань решает как-нибудь попозже попробовать выяснить, не связан ли Юэнь Лин с каким-нибудь из его дел, чтобы понять, что это за щедрый благодетель, но это точно будет когда-нибудь потом.***Сяо Чжань умывается, приводит себя в порядок и тыкает в поездном приложении в телефоне просьбу о кофе в купе. У него есть кнопки вызова проводника на стене, но это выглядит как-то уж слишком аутентичным, что ли, и потребует двух визитов к нему, и даже если это будет возможность дважды посмотреть на Ван Ибо, ему не хочется гонять его лишний раз, если можно обойтись современными простыми методами.
Через несколько минут в его дверь деликатно стучат, и за порогом стоит проводник Ван Ибо с подносом в правой руке.— Ваш кофе, господин Сяо.Сяо Чжань отходит от двери, и поворачивается боком, пропуская Ван Ибо внутрь. Купе не тесное, но это всё же поезд и чтобы разойтись без соприкосновения, нужно специально отстраняться. Чего ни один из них делать не собирается. Левая рука проводника, так, вроде бы расслабленно свисающая вдоль тела, проходится по всему Сяо Чжаню — обтирая плечом его грудь, всей длиной вдоль его тела, а ребром ладони задевая его бёдра и, о господи, член. Сяо Чжань едва удерживает себя от стона, но воздух втягивает так громко, что разницы почти нет.— Желаете, чтобы я принёс завтрак?Сяо Чжань желает съесть завтрак, сервированный на обнаженном теле проводника Ван Ибо. Катать по его животу помидорки черри языком, слизывать джем с сосков. Медленно слить ему в рот апельсиновый сок из собственного рта. Он внезапно конченый эротоман. Доброе утро.— Да, спасибо. Мне стоило сразу выбрать завтрак, прошу прощения.Ван Ибо весело улыбается в ответ, и говорит:— Да ничего страшного, завтрак все же чуть дольше готовить, а так уже и кофе есть, — и Сяо Чжань коллапсирует восторженно внутри от этой доброжелательности, которую он отказывается считать профессиональной, это всё его, его, ему, для него.— Господин Ван, простите, не могли бы вы мне помочь? — спрашивает Сяо Чжань, глядя, как Ван Ибо слегка наклоняется, совершенно без нужды, чтобы поставить поднос на столик у окна. У Сяо Чжаня точно разовьётся косоглазие в попытках охватить всю картинку целиком, — и сливочно-розовый свет утра, льющийся из окон на приглушённые цвета интерьера, очерчивающий фигуру невозможного проводника карамельным сиянием, и крепкую маленькую задницу, едва-едва, но все же выставленную, и едва заметные перекаты мышц под белой рубашкой... Так хочется запомнить покадрово, посекундно, и свои чувства, зафиксировать эту томность утра, эту прелесть начала, чтобы выплеснуть потом на бумагу, чтобы не расплескать в себе, не затереть потом вожделением, и даже, если случится, любовью.— Конечно, господин Сяо, — говорит Ван Ибо, разворачиваясь к нему лицом. Сяо Чжань может чувствовать запахи: шампунь, отдушка химчистки, дезодорант, зубная паста, на таком близком расстоянии хочешь не хочешь, делишься интимным. Но от того, что эта интимность вынужденная, менее ценной она не становится.— Я не смог запомнить или разобраться, как запирается дверь. Вы не могли бы мне показать?— Конечно, — и Ван Ибо закрывает дверь, отрезая их от общего пространства коридора, они остаются в купе вдвоём, и в ответ на громкий щелчок замка член Сяо Чжаня приветственно дёргается. — Посмотрите, господин Сяо, вот здесь замок.Сяо Чжань смотрит, как пальцы Ван Ибо поглаживают крестовину защёлки, и смотрел бы, и смотрел, но лучше бы положил эти пальцы себе на лицо... Да, замок же. Дверь.— Но есть ещё и механический фиксатор, он не даёт даже отпертой двери открыться. Дайте руку, я вам покажу как им пользоваться, — Сяо Чжань даёт ему руку, и Ван Ибо немного тянет его на себя, и прикладывает его руку к фиксатору, и открывает и закрывает его пальцами Сяо Чжаня. И шепчет в оказавшийся так близко затылок. — Нельзя так, так уже нельзя, я потеряю свою отличную работу если это увидят на камерах, а к этому вагону очень пристальное внимание.— Я понял. Спасибо большое.Бля, думает Сяо Чжань, а ведь можно было и про сейф спросить. Сейф расположен внизу встроенного шкафа, и для того чтобы добраться до него, надо встать на четвереньки. Я совсем сошёл с ума. Он пишет записку со своим вичатом и отдаёт ее Ван Ибо, наконец-то смутившись и розовея щеками.
***Проводник Ван пишет ему сразу, и ведёт себя в переписке до того мило, что Сяо Чжань борется с желанием щипать себя, удостоверяясь в реальности происходящего.
— Надеюсь, Сяо-лаоши, вы выбрали арома-тур, а не печальный мост через реку Квай, видеть ваше расстроенное исторической жестокостью лицо будет очень печально. А в ?ароматах? катают на плоту! — пишет Ван Ибо перед длинной остановкой в Канчанабури, и Сяо Чжань, уточнив, будет ли возможность сфотографировать мост, действительно меняет экскурсионные планы. Похоже, негатив просто изгнан из его жизни на эти чудесные четыре дня.За ланчем он оказывается за столиком на двоих с рослым молодым американцем, который как раз был на экскурсии к мосту и в железнодорожный музей, и они делятся впечатлениями, и, как уже принято, рассказывают как тут очутились. В итоге главным предметом их беседы оказывается вовсе не это. Американец жалуется, как ему всё тут очень нравится, и он так ждал этой поездки, но они с женой не всегда готовы разделять удовольствия друг-друга, и она отправилась сёрфить на Пхукет, а он вот совершает это путешествие, чтобы не ждать ее на пляже, измучиваясь к вечеру, потому что сердце каждый раз ёкает, когда волна, а не смотреть он не может. И они созваниваются каждый день, чтобы поговорить, и говорят часами, и как ей всё тоже не так без него, но все равно это лучше — чтоб им обоим было не так весело, но обоим.
И они разговаривают о чувствах, о трепетном внимании друг к другу, и у Сяо Чжаня зудят пальцы писать об этом.Сяо Чжань отправляет Ван Ибо ссылку на свой блог и пишет:— Вы лишили мою аудиторию поучительного исторического материала, лао Ван, им остаётся только красота. Кажется, это символ этой поездки...— Посмотрите, Сяо-лаоши, через несколько минут справа будет прекрасный, но мимолётный буквально пейзаж. Надо будет подготовиться и снимать, как только он появится в просвете между деревьями.
...надеюсь, я всё правильно понял насчёт символа, иначе мое сердце разобьётся.— Конечно, конечно правильно! Именно о вашем ...добром сердце и шла речь! Не сомневайтесь в моих словах, лао Ван!Сердце самого Сяо Чжаня то сжимается в горле, то прямо щекочется внутри, то тяжелит и горячит его вздохи. Он так глупо и счастливо втюрился, что не верит, но страшно хочет, изнемогает от желания этих чувств. Ну и от плотского тоже очень изнемогает, посмотрим в глаза правде — есть на что изнемочь.Сяо Чжань записывает небольшой ролик о достопримечательностях Таиланда, мимо которых они проехали, рассказывает трагические подробности постройки моста военнопленными, показывает отдельный домик для отдыха королевской семьи на железнодорожном вокзале, вставляет кадры проносящихся мимо пейзажей и себя на их фоне. Своё лицо в формате ?съешь лимон?, которое он видит на итоговом монтаже, заставляет его расхохотаться и обрадоваться ещё больше. Он уже начал себя таким и подзабывать.
— Сяо-лаоши так понравился собеседник за ланчем. Не хочет ли он оказаться с ним за одним столом за ужином?— Господин Вебстер, о котором упоминает лао Ван, везде приводит с собой жену с доской для сёрфинга, и за ужином может оказаться сыровато. Звучит странно, но факт! XDАх, лао Ван — могущественный повелитель поезда, и может всё устроить, кроме одного — того, чтобы я оказался за ужином за столом с тем, с кем я действительно хотел бы — с ним самим.Лицо Сяо Чжаня готово треснуть от счастья — его красиво и вежливо ревнуют!
Ван Ибо просит его чуть задержаться перед ужином, всего на десять минут, чтобы не было людно в проходах, и они смогут встретиться в тамбуре шестого вагона, перед первым кухонным. Сяо Чжань с радостью соглашается. У них будет свидание! Тайное! Боже, как всё романтично, какая звенящая пошлость, хуже чем кашемировый спортивный костюм, лучшее что случалось с ним с момента первого выигранного дела.***— Прости, что всё так по-дурацки, — начинает Ван Ибо, стоя в полуметре от Сяо Чжаня так, чтобы ему был виден проход вагона, — но я серьезно насчёт камер. Большие деньги могут принести большие проблемы, и записывается практически всё 24/7 под 360?. Но мы все живые люди, не подумай насчёт преступлений или чего-то вообще плохого, вот как мы сейчас, например... Короче, камера тут без звука и заклеена пластырем. Надолго нельзя. На несколько минут максимум.Сяо Чжань делает шаг, и тянет Ван Ибо за руку.— Значит, всё можно? — и перехватывает его за талию, и тащит уже сильно, видя, как лицо Ван Ибо меняется так горячо, губы наливаются цветом и приоткрываются, взгляд темнеет, и они встречаются открытыми ртами на три восхитительные секунды, после чего Ван Ибо немного отстраняется и меняет их положение.— Мне нужно увидеть, если кто-то пойдёт, и отпустить дверь за спиной тоже если надо. Давай ещё. Быстрее, — тембр у него ниже, чем до этого, и от командного ещё тона Сяо Чжань чуть не всхлипывает возбужденно.И они снова вжимаются друг в друга. Даже не притираясь, чтобы не нарушить аккуратностьодежды. И на бесстыжее пожирание друг друга ртами у них есть в десять раз больше секунд — тридцать, а то и все сорок.
— Сяо Чжань... я здесь... хотел просто узнать. Мне нужно было знать, чтобы ты мне сказал, что я правильно все понимаю. Что я нравлюсь тебе. Так же сильно. Прости, что я так настаиваю, я понимаю, что, в общем, даже и с этим вот нет оснований, но у нас есть время только до послезавтра...И Сяо Чжань леденеет. Послезавтра заканчивается путешествие, у него билеты домой наутренний рейс следующего дня. Проводник Ван останется курсировать между Бангкоком и Сингапуром, когда Сяо Чжань вернётся в свою жизнь за тысячи километров, в другую страну. В этой эйфории он просто не успел даже задуматься о том, что будет дальше, и насколько неосуществимо это дальше. И пусть он сгорит синим пламенем в этом одиноком потом, у него есть почти двое суток рядом. Ну, неподалёку. Но хоть что-то.— Очень, очень сильно, Ван Ибо.
— Тогда, может быть, ты предпочтешь встретиться со мной вместо завтрашней экскурсии?— Да, конечно.— Тогда я напишу. Иди. Хорошего вечера. Мне нужно снять пластырь с камеры уже без тебя.Сяо Чжань коротко прижимается к его губам и медленно уходит, радуясь, что у его классического костюма классическая длина, а у неаполитанских портных жесткая бортовка, и его стояк будет прилично прикрыт. Но он сомневается, что выражение лица можно будет дотянуть до хоть примерно приемлемого. Ну и пусть завидуют.***Едва Сяо Чжань успевает попросить прощения за опоздание и обменяться приветствиями со своими новыми сотрапезниками, как вынужден снова извиниться, чтобы пережить то, что он видит за соседним столом. Кого он видит. Наискосок, прямо перед ним за столиком на двоих сидит человек, выкинувший его из профессии. В компании молодого красивого мужчины. Прокурор Ло сидит к нему лицом в каких-то жалких полутора метрах и разглядывает актуально сервированную закуску. Длинные ноги его спутника вытянуты под столом, и Сяо Чжань не верит своим глазам — он потирается лодыжкой о ногу Ло Юньси.По проходу из-за спины прокурора Ло, лицом к Сяо Чжаню идёт женщина в очень красивом шелковом платье и жемчужном ожерелье в несколько рядов. Проходя мимо столика прокурора, она немного замедляет шаг и произносит довольно громко:
— Хорошо, что здесь заранее известно кто где сидит.
Ло Юньси слегка бледнеет, но не выпускает приборов из рук, и после секундной заминки чуть указывает ножом на шею женщины и говорит:– Не тот детектив.Женщина хмыкает и проходит дальше, говоря:
— Но смысл тот же.Когда она проходит мимо Сяо Чжаня, он понимает, что она имела в виду. Правда, он не понимает, какое отношение имеют детективы к происходящему, и ему точно не нравится, что отношение к происходящему явно имеет он сам.Если речь идёт об ?Объявленном убийстве?, то ожерелье скрывает главную улику: у этой женщины под ожерельем кадык.Ло Юньси мгновение остро смотрит прямо в глаза Сяо Чжаня безо всякого удивления, потом кивает так мелко, что непонятно, не показалось ли, и отводит взгляд. Удивительные совпадения перестают быть совпадениями и теперь начинают казаться каким-то фарсом, какой-то странной инсценировкой Агаты Кристи. Учитывая название поезда, вероятно ?Убийство в Восточном Экспрессе? это тот детектив, и Сяо Чжань морщится, не желая даже слово ?убийство? рядом с собой слышать. Какого хрена?! Для полного счастья теперь не хватает, чтобы прокурор Ло со спутником ехали бы в одном с ним вагоне.
За этим ужином Сяо Чжань оказывается никудышным собеседником, но компания, вроде бы, довольна и его уже отрепетированным рассказом и дежурными шутками. Он думает спросить Ван Ибо о пассажирах, но отказывается от этой идеи, чтобы не ставить его в заведомо неэтичную ситуацию, да и вообще чтобы не впутывать его в это явно непростое дело. И вместо того, чтобы попросить принести в купе виски, а потом ещё разок, и обменяться парочкой пошлостей и прикосновений с мужчиной, в которого он по уши влюблён, он идёт после ужина в бар, чтобы поговорить с мужчиной, которого он бессильно уже несколько лет ненавидит.Лиловый салон с баром и пианино выглядит ещё лучше чем на фотографиях, но оказывается намного смешнее, потому что бутылки дребезжат, всё же всё такое тесное, но сияющее, и лица, раздобренные прекрасной едой и пиком поездки, тоже сияющие почти все. Пара, ради разговора с которой пришёл Сяо Чжань, сидит на диванчике рядом с барной стойкой. И Сяо Чжань просто подходит к ним, и господин Ло просто приглашает присесть рядом, и как ни в чем ни бывало представляет их с Чэнь Фейюем друг другу. У них обоих реакция ?ого, тот самый? в глазах.
— Зовите меня Артур, — просит господин Чэнь, которого прокурор Ло представил после легкой заминки ?мой секретарь?, и которого Сяо Чжань вообще-то всего несколько лет назад видел в телевизоре, размахивающим мечом в исторических костюмах, и потом на всевозможных красных дорожках с призами перспективному молодому дарованию, и помнит даже злые сплетни, что это премии его отцу, чуть ли не крупнейшему кинопродюсеру в стране. А теперь вот он секретарь столичного прокурора, и гладит ему ногу под столом. Фантасмагория.Артур встаёт, и просит винную карту, не отходя, а просто прислоняясь к стойке, и затем о чём-то оживленно разговаривает с барменом по-английски, периодически произнося явно французские названия, грассируя с легкостью привычки.Прокурор Ло (или кто он в этот момент, просто господин Ло?) кривится. Странная смесь гордости, удивления, недовольства и обожания в выражении этого лица приводят Сяо Чжаня к восторгу и к стыду одновременно — пропуск в эту койку он не заказывал. Но получил.— Мать француженка, — говорит господин Ло, покачивая головой, — дом на Кап Ферра, за который не расстреливают, модельная карьера в шестнадцать, привычки мажора: ?вино у нас старое, сыр с плесенью, машина без крыши?, ну, ты помнишь, как оно.Вот сука, думает про себя Сяо Чжань.— Не успел приобщиться. Только благодаря вашей бдительности и близкому знакомству, как я вижу, с аморальными склонностями, прокурор Ло.
— Да уж, не только тебе есть за что меня благодарить в этом вагоне, — Сяо Чжань оглядывает посетителей бара и видит женщину в жемчугах, но она, кажется, совсем ими не интересуется, болтая и смеясь с большой компанией, человек из пяти, и вообще в том конце бара что-то происходит, но больше он никого не узнаёт, — я тогда, кстати, не был... близко знаком с аморальными склонностями...Артур, продолжающий ритуальные танцы с барменом-сомелье, только теперь еще с бутылкой, пробкой и бокалом, оглядывается на них, показывая, что слушает, и скалит острые белые зубы в горделивой ухмылке.?Что-то?, что происходило в дальней части бара, докатывается и до них, это сухонькая приветливо улыбающаяся тайка, назидательно грозящая им указательным пальцем за то, что они ещё не приходили поговорить к ней в видовой салон, где она могла бы рассказать таким приятным джентльменам об их приятном будущем.
Они оба вежливо, но твёрдо отказываются, и Сяо Чжань вдруг думает, что господин Ло,как бы ни поступил с ним, каковы бы ни были его мотивы и возможности поступить иначе, все же человек, представляющий ?хороших парней?, закон. А те, кто пытается сейчас устроить его принудительный каминг-аут, скорее всего, люди как раз не хорошие, и быть на их стороне, особенно ?втёмную?, ему никак не хочется.Хотел бы он, чтобы человек, сломавший ему жизнь, пострадал? Ну, конечно, да. Хотел бы он участвовать в этом, и в дальнейшем гей-скандале? И окончательно себя похоронить? Да ни за что! И даже при условии, что он остался бы анонимным источником, Сяо Чжань считает, что пользоваться темой сексуальных предпочтений для разрушения чужой карьеры — низость, да ещё и влияющая на каждого гея в стране.Сяо Чжань возвращается к себе в растерянности. Вся эта ситуация ему неприятна, и неудобна, грозит неясными последствиями из-за действий неизвестных участников. Он готов расцеловать Ван Ибо (ну, и так готов, просто отдельный повод) за информацию о постоянной видеосъемке — так намного сложнее подставить невиновного человека. А он собирается оставаться невиновным до самого конца.