18. r, любовь/ненависть. (1/1)

Джонатан криво усмехается, когда роняет на пол, прямо на паркет, Тайлера, который даже не пытается отползти, встать или что-то предпринять, только приподнимается на локтях и заливисто хохочет, словно не понимая, что ожидается. О, глупец-глупец. Джонатан поправляет жилет, от которого жарко, особенно под пальто и пиджаком, но это необходимая часть представления, которое освещает только приглушенный свет люстры с парой разбитых ламп, оставшейся от Грегори. Тот слишком любил ядовитую, безвкусную, помпезную роскошь в лучших традициях Рококо, которая так раздражает аскетичного нового Джонатана, но сегодня огромная пустая комната — будь они где-то в восемнадцатом веке, она бы звалась малой бальной залой, наверное — ему только на руку.

— Ты вряд ли меня послушаешь в другом случае, так что давай вот так.

Джонатан присматривается, щурится, прикидывая, как сделать так, чтобы Тайлер помучился, но не пострадал, а потом наступает подошвой выделанных на заказ оксфордов, которые начищал сам перед этим час, ему на грудь, опираясь на зонт-трость — чтобы перенести основной вес на неё — с костяным набалдашником, сначала бывшим миленьким камнем, что сложно было держать в руке, но потом его переделали в голову сначала лисицы, а потом оленя. Тайлер опускается на спину и хрипит, пока Джонатан, упиваясь властью и заодно скинув пальто рядом, перемещает ногу выше, на шею, надавливая сильнее. Носок туфли поднимает чужой подбородок, и Джонатан зачарованно разглядывает контраст между поблескивающей кожей темной обуви и загорелой кожей Тайлера, почти забывая, зачем ему это. Так дело не пойдет.

— Не лезь в мои дела, солнышко. Обычно это твоя фраза, но, знаешь, иногда нужно устанавливать личные границы. Если бы ты не геройствовал и выёбывался, то всё бы не пошло прахом. Но оно пошло. Понимаешь, да?

Тайлер тяжело дышит, сглатывает и старается не шевелится. Порозовевшие губы приоткрыты, кадык привлекательно ходит по горлу, и это было бы преступлением отказать себе в том, чтобы похлопать его по щеке ладонью, обтянутой черной перчаткой.

— Я устал от этого. Если ты продолжишь в том же духе, то я не знаю, что с тобой сделаю. Может, опозорю перед твоими солдафонами. Может, оттрахаю тростью. Может, дам погибнуть. Вариантов множество. А я с фантазией, ты знаешь, да? Ну, будешь лапочкой и перестанешь мне мешать или мне стоит подкрепить свои слова действиями?

Тай издает хриплый звук, отдаленно похожий на “Да”, и Джонатан расстроенно отпускает его, недовольный тем, что всё так быстро закончилось. А жаль, он вошел во вкус.

— Умница. Теперь выметайся.

Нет ничего более ледяного, чем голос Джонатана, хотя внутри он ликует, глядя на покачивающегося Тайлера, который на ватных ногах вываливается в коридор. Шалость удалась.