15. r, рейтинг за расчлененку. (1/1)
Когда Джет думает о Джонатане, который появился в ее жизни так же неожиданно, как и в прошлый раз, когда они встретились впервые, то в голове непроизвольно всплывает картинка того, как он, поправив кофейного цвета галстук, так отлично подходящий бежевому костюму, из которых Джонатан, как и обычно, не вылезает, резким движением выдергивает пробку из шампанского, отставляет бутылку на небольшой стол из натурального дуба, чтобы сошла пена, а потом наливает и, чокнувшись, протягивает ей бокал. За твое здоровье, дорогая. Их пальцы сплетаются на ножке, и Джонатан дарит ей очередную многообещающую улыбку, одну из тех, которые поначалу ее настораживали, а потом Джет, что безвозмездно ему доверяет и знает, что это взаимно, привыкает, поэтому она сейчас очаровательно улыбается в ответ, обнажив зубы, и отпивает, оставляя след от помады на муранском стекле. В воздухе еще пахнет морской солью, потому что Джонатан повадился ходить под парусом и вечно зовет её с собой, нотками смеси дорогих ненавязчивых парфюмов, потому что Джет сама подбирала ему, чтобы подходил к её, и властью, если можно выразиться так. Они много времени проводят вместе теперь, когда Джонатан, заросший, с относительно длинными путаными волосами, но зато во фраке и с сумками, полными денег, спустя два года после его смерти появился на пороге её дома, прошептал, что он выжил, и грохнулся ей на руки. Он проспал двадцать часов подряд и, проснувшись, с кривой улыбкой предложил поделить деньги пополам, потому что... Джет, любовь моя, все же ты приютила государственного преступника и убийцу, я должен тебе как-то, да отплатить. Они много говорили первое время, даже переспали как-то, вспомнив былое, а когда Джет утром ощутила теплое дыхание на шее, то беззлобно оттолкнула Джонатана, потому что сексом, конечно, дружбу и глубокую духовную связь не испортишь, но такие детали — это уже слишком. В итоге порешили на том, что будут красиво жить, так как Джонатан всю жизнь был на вторых ролях и поэтому заслужил, а Джет как никто другой знает кухню красивой жизни изнутри. Джонатан вообще много всего делает красивого, потому что его потянуло на эстетику: разъезжает на “Майбахе”,спит со всеми подряд, начиная милыми смущающимися официантами и заканчивая топ-моделями, не делая различия между полами, очаровательно и исключительно по-дружески ухаживает за самой Джет, которая не отказывается, тратится на лучшее оружие, чтобы убивать хоть и по заказу, но было интереснее постоянно путешествует, останавливаясь в самых фешенебельных отелях и давая на чай по сотне евро, — но конкретно этот эпизод лучше всего отпечатался у неё в памяти.
— Ты уверен в том, что делаешь? — Джет садится на корточки рядом с смешно скрюченным из-за трупного окоченения телом и опасно покачивается с непривычки, грозясь повалиться прямо на труп, но Джонатан, словно предугадав, вовремя подхватывает ее и придерживает за талию. Холодная, слегка загорелая рука скользит поверх тонкой ткани шелкового платья, и Джет чувствует этот пугающий холод через слой ткани. Она всё же встает, пустым взглядом разглядывает подрагивающую ладонь и чувствует, как Джонатан, сбросив перчатки и склонив его голову к её, нежно гладит Джет по пояснице. Он одновременно напрягающий и влюбленный, как он утверждает, платонически и немного романтически, да и Джет любит его и знает, что он не причинит ей вреда, просто... то, что он моментами творит — странно, немного жутко, и, будь её воля, она бы не участвовала, но Джонатан стал еще более харизматичным, чем раньше, и отказывать ему не особо хочется. Он сильно изменился и в то же время нет, а Джет далеко не глупа, она прекрасно всё понимает, но ей всё равно хочется, чтобы всё таким осталось.
— Конечно, — Джонатан опускается, уверено кивает снизу вверх и, обратно надев кожаные перчатки, снова принимается кромсать кисть жертвы примерно в точке смыкания костей предплечья и запястья,— я уберу отпечатки пальцев, распорю грудину, избавлюсь от зубов, и тогда невозможно будет определить, чье это тело. Всё под контролем.
— Как знаешь, я не участвую в этом, но в любой момент могу тебя прикрыть, — Джет перекладывает клатч в другую руку и отворачивается, глядя, как волны Эгейского моря лижут скалы. В Греции хорошо, особенно с Джонатаном, который всячески тратится на неё, заботится и просто ведет себя как мальчишка. Джет вспоминает, как он пару дней — и несколько лет — назад толкнул её к стене в номере, слабо улыбнулся к поцелуй, прижался лбом ко лбу и дернул молнию на боку платья, приподнимая за бедро, и стала подправлять помаду, размазавшуюсяиз-за облизнутой губы.
— Я знаю, спасибо, — учтиво хрипло отзывается сзади Джонатан, пока что-то хрустит, а потом Джет вздрагивает из-за голоса: — Я люблю тебя.
— Я тебя тоже, — фыркает Джет, поправляя цепочку жемчуга на шее и давит внутри ласковое “Джонни”, зная, что его триггернет.