4. nc-17, hurt/comfort, ангст. (1/1)

Они трахаются в Париже. Джонатан почему-то подсознательно не любит Францию, обычно старается её избегать, но конкретно в этот раз он позволяет Тайлеру сжимать его запястья, почти падая на него,потому что нет точки опоры, и они смотрят друг на друга, не отрываясь: ясные серо-зеленые глаза против хмельных голубых с расширившимися зрачками. Это так странно, Джонатану почему-то кажется, будто это первая из их будущих частых встреч, хоть эта получилась совсем случайно: он налетел на Тайлера в кафе и залил кофе его брюки, а когда поднял голову, чтобы извиниться, вспомнил, что никогда и не забывал эту едкую ухмылку в обрамлении трёхдневной щетины.

***Они трахаются в Лондоне. Тайлер нагло вламывается в джонатанов номер и жестким поцелуем припечатывает Джонатана к стене, не давая сделать ничего. А Джонатану и не надо, ему и так хорошо, он ощущает руку, нахально лапающую задницу, и плывет, как много раз до этого. Тайлер мокрый, делится влагой с одежды. За окном дождь. Добро пожаловать домой.

***Они трахаются в Эр-Рияде. Джонатан устало улыбается, потому что Тайлер объезжает его при полном параде, только волосы распускает и стягивает немного брюки, пачкая ботинками королевские красно-золотые простыни. У него мило подрагивающие ресницы и вычурно выгнутый в несорвавшемся стоне то ли боли, то ли удовольствия рот, но Джонатан плавно толкает шершавой ладонью челюсть вверх и несильно дергает за прядь на виске, чтобы Тайлер открыл глаза.

— Тебе бы косиц в волосы, с золотыми колечками.

Джонатан чувствует, как голую грудь обижено царапают сломанные ногти, и обнажает верхние зубы, толкаясь бедрами вверх.

***Они трахаются в Варшаве. Джонатану холодно даже в пальто, костюме-тройке и шарфе, частично намотанном на голову, но Тайлер, пока неторопливо раздевает его, а потом раздается сам, обещает согреть. Лжёт. Он выбирает самый медленный и потому самый мучительный темп, а потом гладит ледяным лезвием одного из своих ножей по лопатке, почти сразу заменяя его ладонью. Его улыбка словно висит в воздухе, как у Чеширского кота, Джонатан ее чувствует кожей, когда комкает длинными бледными пальцами до боли промерзлые простыни.

***Они трахаются в Каире.Воспоминаний нет,хотя Джонатан ждет, их как будто вычистили и залили свежие, например, такие, где Тайлер заботливо гладит его бока, щекоча и смеясь вместе с Джонатаном. Или где Тайлер шутливо мурлычет ему на ухо, что из него бы получилась отличная наложница, потому что он умный и красивый, на что Джонатан только приподнимается на чужом члене, сжимая за плечи, а потом плюхается обратно, застонав в загорелую кожу. Или где Джонатан картинно закатывает глаза на очередную охуительную историю и получает за это подушкой по голове.

***— Вселенная нас сводит.

Джонатан вздрагивает, потому что это первое осмысленное, что ему говорят за последние несколько часов, и лениво разлепляет глаза, переводя взгляд на греющего его бок Тайлера, который медленно облизывает губы перед тем, как закурить в какой раз.— Мы больше не работаем вместе, да и в целом по разные стороны баррикад, но куда бы я ни поехал — везде встречаю тебя.

Джонатан молчит. Джонатан пока не знает, что на это сказать. Джонатан снова позволяет завалить себя на лопатки.

***Они трахаются в Дакке. В ебучей Дакке. Спасибо, что не в той квартире, которую он снимал, когда умер. Джонатана кроют воспоминания, и он срывающимся голосом — и поэтому достаточно жалко — требует грубо, чтобы ему заткнули рот, закрыли ладонью глаза, выбили всё, чем он жил, и Тайлер беспрекословно — правда чересчур молчаливо — выполняет то, о чём его просят. Единственная слабость, которую он себе позволяет, пока вбивается в податливое, узкое, наскоро растянутое тело, — участливо и несколько обреченно гладит чужое бедро.

***— Мы сами помогаем вселенной сводить нас.

Джонатан опускает поднявшуюся голову услышавшего его Тайлера обратно к своей шее, чтобы тот не прекращал целовать, и продолжает меланхолично перебирать его волосы, заторможенно говоря.

— Ты не можешь сидеть на одном и том же месте, — губы касаются за ухом. — А я.., — язык спускается до ключицы, проходит вдоль бьющейся венки, — не знаю, — над правым соском через несколько часов нальется фиолетовым засос, — где смогу осесть, — пальцы бегут по аккуратной полоске к паху, — и начать чувствовать себя счастливым.

Тонкой линией вдоль тела расцветает цепочка укусов. Джонатан снова позволяет завалить себя на лопатки.

***Они трахаются в Нью-Дели. Тайлер нежный до того, что аж зубы сводит, но Джонатан понимает, что он скорее зашкаливающей лаской старается угодить себе, поэтому когда он выскальзывает из теплоты и узости и помогает себе рукой, Джонатан только укладывает свою ладонь на его и прижимается, чтобы поцеловать, коснуться щекой щеки, закрыть второй рукой глаза, а то у них одни триггеры на двоих, только в разных местах проявляются.

***Они трахаются в Берлине. Джонатан удивляется, что Тайлера на что-то после отсоса в кабинке уборной андерграундного клуба, где под режущее уши техно бесперебойно тусуются скинхэды в балаклавах, хватает, но узость чужого тела, распластавшегося под ним на стандартной кровати номера для молодоженов, заставляет перестать думать и, намотав длинные светлые волосы на руку, потянуть, сильно задирая голову. Сколько бы Тайлер не упирался, но он время от времени любит жестче и быть снизу. Правда, только с Джонатаном, но это уже, конечно, лишние детали.

***Они трахаются в Тайване. Джонатан неловко шутит, мол, что раз Тайлеру так нравятся одновременно и девочки, и члены, то что ему мешало подобрать какую-нибудь из тех, что на улице, на что взбешенный из-за проваленной миссии Тайлер прихватывает его за шею сильнее и наклоняется к уху, чтобы прорычать, что он предпочитает по-отдельности, да и на данный момент лучшая девочка с лучшим членом, который так некстати пачкает серые тонкие простыни смазкой, — это сам Джонатан. Он пытается обидеться, но ему не дают: прокатывают прижатым носом по подушке, да и всё.

***Они трахаются в Пекине. После бесконечных билбордов Джонатану кажется, что он к ним привык, но он ошибается, Азия в миллионный раз шокирует его, будто он никогда здесь не был. А еще его шокирует молча хлюпающий членом Тайлер со связанными сзади руками, который устраивается перед ним на коленях, дает толкнуть себя в плечо блестящим — в свете огней через огромные окна — ботинком и смотрит снизу вверх с какой-то глубокой тоской. Его ведь даже, блять, не заставляли.

***Они трахаются в Амстердаме. Тайлер то ли пьян, то ли под чем-то, прямо как в их первую встречу, Джонатан гладит его по волосам, пропускает пряди через пальцы и думает, что это, наверное, их последний раз, потому что сердце болезненно сжимается при виде татуировок, перекрытых новыми белыми шрамами, синих, как ирисы, глаз и шальной, удивительно счастливой улыбки. Джонатан любит Тайлера, но знает, что вдвоем они слишком уничтожительны.