об осознании (лошончики) (2/2)
– Соберись, блять, и голову включи. Я помочь хочу. Дай его сюда. – Малина тянет руки вперёд и Лошало отрицательно качает головой. – Давно силачом стал, поганец? Иди заводи тачку, пацанам ещё прибраться здесь надо. Я малого донесу.
Отпустить раненого, доверчиво жмущегося к нему Тончика – всё равно, что ногу себе отрезать, но Лошало пересиливает себя. Понимает, что сам донесёт его гораздо медленнее, чем бугай Малина, и передаёт вялого, пугающего тихого Тончика в надёжные руки. Водила молча отдаёт ему ключи, указывая место, где припаркована их машина, и Лошало бежит в нужную сторону, не обращая внимания на притихших пацанов Алюминиевых штанов, что наблюдают за происходящим с растерянностью детей, впервые столкнувшихся с болью взрослой жизни.Испачканные кровью штаны холодит ветром, когда он выбегает из склада. Чуть трясущиеся руки едва заводят двигатель.
Малина появляется буквально через пару секунд. Осторожно укладывает Тончика на заднее сиденье, беспардонно за шкирку сгоняет Лошало туда же, садясь за руль, и газует, стремительно выворачивая на дорогу. Салон мотыляется из стороны в сторону, подскакивает на ухабах.
Тончик сипло стонет от боли, когда Лало приподнимает его, перекладывая к себе на колени, чтобы придержать во время особо крутых виражей. Прижимает правую ладонь к пропитывающейся кровью ткани, левой обхватывает чужую голову, зарывается пальцами во влажные волосы. Замечает, что кепки нет, и мысленно ставит себе заметку попросить парней поискать её потом – Тончик удивительно крепко привязывается к вещам и всяким мелочам типа брелоков от ключей и наглых ревнивых цыган.
Всматривается в мутные от боли карие глаза, склоняется низко, целует в щёку, подбородок, нос.
– Потерпи, камло, скоро приедем. Это ничего, первое боевое ранение, со всеми бывало.
Тончик моргает медленно, пытается ему улыбнуться обескровленными белыми губами, и у Лало внутри всё сжимается и разрывается на тысячи кусков. Он сильнее давит на рану, чувствуя, как потяжелела ткань. Сглатывает судорожно, механически начинает почёсывать чужой затылок. Тончик всегда от этого умиротворённо закрывал глаза и бормотал что-то довольное. Сейчас же он просто опускает веки, выдыхая как-то резко и глубоко. Глаз больше не открывает, напряжённые до этого момента ноги расслабляются, съезжают вбок пыльные кеды, пачкая дверцу машины.
У Лошало останавливается сердце.
– Анатоль? Эй, нет, давай обратно. – Похлопывает легонько по бледной холодной щеке, но родные глаза всё равно не открываются. – Нет, боже, просто не надо, ладно? Тоня, нет.Сжимает сильно плечи, будто сказанное уверенным тоном ?нет? и сцепленные крепко руки могут чем-то помочь. Не слышит ничего вокруг, не чувствует, как остановилась машина, не понимает, что хотят набежавшие со всех сторон люди. Окровавленные руки Малины удерживают его за предплечье, пока Лало наблюдает, как Тончика перекладывают на носилки, уносят в больницу, на ходу срезая испорченную одежду. Огромный промежуток времени удаляется из памяти, и следующее, что он отчётливо помнит – это лицо усталого врача, сообщающего о большой кровопотере, задетой печени и хороших прогнозах для молодого организма.
Лошало валится на стул в прохладном больничном коридоре, прикрывает глаза рукой и спрашивает себя, отчего так сильно колотится сердце. Ведь бывало уже: и пули, и кровь, и неровные швы на коже, наложенные неумелыми руками. Всё это было, но при мысли, что произошло и может произойти еще раз с Тончиком, в груди поднимается волна ярости и разрушительного отрицания. Так не должно быть, не с этим боязливо ласковым пацаном, неуверенно подставляющимся под прикосновения и поцелуи.
Малина грузно опускается рядом, хлопает сильно по колену горячей ладонью. Тихо так, непривычно говорит:
– Что, осознанием ёбнуло, да? – Лало кивает в ответ, не доверяя голосу, и Малина вздыхает тяжело. – Ничего, привыкнешь ещё. Все мы привыкаем.
В больнице чуть прохладно с гуляющим от открытых окон сквозняком. Пахнет спиртом и хлоркой. Малина уходит, пообещав всё уладить с остальными, и Лошало остаётся в коридоре один.
Сидит на стуле до ночи, невидящим взглядом смотрит в пол. Размышляет.