о боли (жигори) (1/2)
Это звучит совершенно абсурдно, но Жилин забывает.
На фоне непрекращающейся кутерьмы с возвращением в город, планами по аресту Стрельниковой и сговором с Лидером из головы совершенно вылетает тот факт, что он, вообще-то, недавно умер. Ненадолго, но умер, и вернулся из мёртвых, причём смерть его была довольно болезненной.
Он с мрачным удовлетворением смотрит на торчащий из головы Стрельниковой шампур, едва подавляет желание уважительно пожать руку убившему её Ричарду, вовремя одёргивая себя, и привычно каламбурит перед репортёрами, прямо как в старые добрые времена. Без единой мысли оформляет все нужные документы, привычно мурлыча смутно знакомую мелодию, заевшую в голове, думает, где сейчас шляется Игорь и готовить ли ужин на двоих, а затем идёт домой.
Первый смазанный отголосок резкой боли настигает прямо под окнами собственного кабинета. Жилин просто смотрит на несколько кровавых пятен на асфальте, в начинающихся сумерках отливающих чёрным, и сдавленно охает, схватившись за живот, когда тот взрывается осколком чего-то острого и жалящего. Ощущение быстро проходит, но осознание, ударившее по голове с глухим звоном, накатывает волной.Он умер. А потом воскрес.
?Прямо как в книжке какой фантастической?, блекло размышляет Жилин, медленным шагом направляясь в сторону дома. На пробу разминает плечи, пытаясь прочувствовать хоть малейший дискомфорт в движениях тела, хотя смысла в этом нет никакого – весь день провёл на ногах, и ничего, только лёгкая усталость после трудового дня. Судорожно выдохнув, он подавляет желание расстегнуть китель с рубашкой, нащупать многочисленные шрамы на коже, убедиться, что всё было в реальности, и просто ускоряет шаг. Не пристало милиционеру среди улицы оголяться. Вот придёт домой, тогда и насмотрится вдоволь.Шрамов двенадцать.
Небольшие розоватые кружочки рассыпаны по груди, плечам и животу, даже парочка на ногах есть. Они не болят, только кожа в этих местах шероховатая и немного неровная. Жилин их подолгу не рассматривает, а чего ради? Есть они и есть, дело это ушедшее, незачем душу бередить.
Жалеет только, что рано или поздно Игорь их увидит и расстроится сильно, будет что-то думать в бедовой своей голове, и потому даже стыдливо радуется, что Катамаранов этой ночью не приходит. Снова залёг где-нибудь на дно после того собрания, не любит его Игорь подобные мероприятия, отпаивается потом пару дней скипидаром да за подболотниками гоняется в мерах успокоения. Вон Скорую где-то раздобыл, гоняет в нетрезвом виде. Нужно оформить ему за это штраф в особой валюте – поцелуйной.
За то, что отказался подвозить, Жилин Игоря не винит. В произошедшем вообще вины ничьей нет, только Стрельниковой. Он даже был рад тогда, отчего-то не хотелось, чтобы Катамаранов видел его смерть.
Одеваясь утром, Жилин только мельком бросает на шрамы взгляд, застёгивает рубашку, натягивает китель и тянется к ботинкам, когда новый приступ жалящей боли простреливает правое плечо.
От неожиданности он едва не налетает лбом на прибитую ещё его отцом полку для хранения ключей и гуталина, упирается левой ладонью о стену, пережидая кратковременный приступ, и тихо поверхностно дышит. Через пару секунд всё заканчивается, будто ничего и не было, и полковник растерянно выпрямляется. Хлопает себя по ещё мгновение назад пылающему болью плечу, ощущая лишь смягчённое подкладкой кителя прикосновение, и хмурится. Вылетает из квартиры настолько быстро, что едва не забывает оставленную на тумбочке фуражку.Стрельникова неубиваема.
Просматривая короткое обращение Натэллы к народу на небольшом телевизоре в подвале Лидера, Жилин косится на главаря банды с едва скрываемым ужасом и уважением одновременно. Чтобы жениться на такой женщине, непонятно, чего нужно больше: смелости или глупости. Хотя, наверное, достаточно и простой любви.
Он уходит с подвального собрания окончательно запутавшимся и задумчивым. Медленным шагом бредёт в сторону участка и, провалившись в собственные мысли со всё ещё звенящими в голове словами Инженера, едва не проходит мимо. Взгляд автоматически цепляет торчащие из-под куста отцветшей черёмухи знакомые ботинки, и тело механически уже реагирует – останавливается, приседает рядом, отводит рукой низко склонившиеся ветви, чтобы увидеть спину в тёмно-зелёной телогрейке.
– Игорь, ну ты чего это разлёгся? Ну ка вставай, голубчик, чай не май месяц уже, под кустами всякими лежбища устраивать.
Катамаранов ворчит что-то невнятно в ответ, сжимается как будто, спрятав руки на груди, и Жилин хмурится. Кладёт ладонь на чужую спину, чуть почёсывает грязную ткань телогрейки, пальцами добирается до шеи, касаясь участка прохладной кожи за ухом.– Что случилось, Игорёш?– С-скипдар весь…вылили. Рзбили.
Приспешники новой подкаблучной системы, значит, уже и до Игоря добрались. Сжав в глухой ярости губы, Жилин успокаивающе поглаживает худощавое Катамарановское плечо. Расстроить Игоря – всё равно, что пнуть котёнка, много ума и сил не требуется.
– Это ничего, хороший мой. Пошли, давно тебя не было. Скипидар не обещаю, а вот чаем напою.
– С конфентами?– С конфетами.
Жилин знает, что большинство квартир опечатано под новенькое производство, и потому ведёт их с Игорем в участок через чёрный ход. Благодаря частым ночным дежурствам, у него тут всё есть: и кипятильник, и чай, и запас конфет, принесённых когда-то Таней Восьмиглазовой в благодарность за найденную собаку. Целует всё ещё хмурого Игоря в челюсть, усаживая на стул, и снимает китель, начиная разливать кипяток по чашкам. По стылому воздуху кабинета разносится аромат чая.Жилин оборачивается за небольшой хрустальной вазочкой, наполненной сладостями, когда третий приступ боли неожиданно выстреливает прямиком в грудь. Он чувствует, как от неожиданности воздух застревает в лёгких, заставляя задыхаться, и сгибается, низко опустив голову. Не может сдержать болезненного хрипа и слышит, как со стороны стола громко скрипят об пол ножки отодвигаемого стула, как приближаются чьи-то шаги.
– Серёг? Эй, Серёжка…
Тёплые руки обхватывают плечи, осторожно касаются щеки, накрывают прижатую к груди ладонь. Игорь говорит что-то, но полковник разобрать слов не может, только отмечает испуганный голос и сказанное несколько раз собственное имя. Пик боли едва не валит с ног, остриём будто бы добираясь до самого сердца, и Жилин задыхается, чтобы через мгновение закашляться от неожиданного облечения. Боль отступила так же внезапно, как и возникла, но этих нескольких секунд оказалось достаточно – он чувствует, как подрагивают руки и холодит спину выступивший под рубашкой пот.
Проклиная про себя несвоевременность этих приступов, Жилин распрямляется с глубоким вздохом, и поднимает взгляд.Глаза Игоря горят беспокойством и неожиданной ясностью. Протрезвел, что ли? Вблизи можно почувствовать исходящий от него еловый запах. Он аккуратно касается пальцами шеи полковника, проводит ниже и кладёт ладонь на грудь, прямиком туда, где под одеждой скрывается небольшая отметина, одна из двенадцати. И о которой Игорь ничего не знает.
Видимо, что-то отражается на лице Жилина, из-за чего взгляд Игоря темнеет, а пальцы принимаются удивительно проворно расстёгивать форменную рубашку– И-игорь, ты чего это удумал? Ты это прекращай, всё, нельзя здесь такое устраивать. Ты слышишь? Игорь!
Начавшееся было сопротивление полковника прерывается одним жестом – Катамаранов просто перехватывает пытающиеся помешать мельтешащие ладони одной рукой, отводя их чуть в сторону и мягко припирает опешившего полковника к стене. Игорь всегда был сильнее всех, кого знает Жилин, несмотря на худобу и вид сошедшего со страниц детской сказки лешего, но полковника это никогда не напрягало, а в постели даже нравилось. Но вот конкретно в данный момент этот факт раздражает.
Когда последняя пуговица расстёгнута, а полы форменной рубашки раскинуты в сторону, Катамаранов отпускает чужие руки. Неотрывно смотрит на шрамы, перебегая взглядом от одного к другому, явно осознавая, от чего они остались – по молодости Жилину прилетело от престарелого бандита в самом начале службы, и первый боевой шрам от огнестрела виднеется в районе правого бока.Они оба замирают, и молчание вокруг застывает вязкой прозрачной субстанцией, хоть ножом режь.