Грех 5. Похоть. (2/2)
Революционер, сев напротив, осторожно взял руки Вали и осмотрел свою работу, словно был скульптором или художником, оглядывающим завершённый шедевр.
- Не думай, что это жест доброй воли по отношению к тебе… - предупредил Шах-Кулу мужчину – Просто я не хочу, чтобы потом мне предъявили обвинение в том, что я лишаю орден ценных шпионов.- Ценных? – переспросил дозорный, с трудом ворочая во рту языком.- Да, тебя ценят, шакал. Что для меня странно… И тебя, и этого кретина в маске, и несносных куриц с оружием, и даже того священника с завышенными требованиями. Орден считает, что без вас Константинополь выйдет из-под нашего контроля…Встретившись взглядом с молодым человеком, Вали кивнул и нахмурился, когда тот затягивал бинты у него на ладони. Когда с перевязкой было покончено, туркмен оторвал ещё один кусочек ткани и, свернув его, резко приблизился к лицу бывшего ассассина, так неожиданно, что тот отпрянул.- Не дёргайся ты… - прижав бинт к царапине на щеке дозорного, ренегат схватил мужчину за шею – Я пока сделал всё, что хотел… - бросив быстрый взгляд на руки предателя, воин хмыкнул – Тебе понравится мой подарок.Подарок. Закрыв глаза и поморщившись, Вали решил, что пока ему следует не злиться, а отдохнуть.
Лишь когда он почувствовал грубый укус на своих губах и руку на затылке, инстинкт самосохранения помог ему очнуться. Короткая несильная вспышка боли, страстный поцелуй с привкусом крови, и всё. Сильные руки революционера опрокинули дворянина на подушки – оставалось только смотреть в его глаза. Наградив Вали одержимым взглядом, Шах-Кулу указал себе на ладонь.- То, что я оставил тебе и это… - проведя языком по губам бывшего ассассина и заставив его вздрогнуть, туркмен поднялся с места – Теперь не дадут тебе сбежать от меня. У каждой боли есть свой вкус… И твою я запомнил. И можешь не беспокоиться о задании – я позабочусь о тех, кто взорвал корабль.
Нехорошо усмехнувшись, ренегат развернулся и, подхватив свой шлем, вышел из дома. Предателю наконец удалось хоть чуть-чуть расслабиться и провалиться в спасительное забытье. Страх ушёл, оставив место недоумению и отвращению. В какой-то момент ему показалось, что лучше бы отступник его убил.
***Когда Вали очнулся, Шах-Кулу в доме не оказалось. Время приближалось к закату, и багряные отсветы за окном возвестили о том, что дозорный проспал чуть больше двух часов. Встать он смог с огромным трудом – на руки опираться было больно, а пресс и спина страшно ныли после ударов, нанесённых тяжелыми сапогами. На душе было погано. Дышать тяжело и страшно. Дозорный уже было подумывал о том, чтобы написать весточку доктору Сераффо, но понял, что не сможет даже взять в руки перо. Далеко уйти не получится. Помощи ждать – не от кого.Революционер был прав – теперь он никуда не сбежит. Только если на второй этаж. Вспоминая произошедшее, дворянин с недоумением облизывал губы и пытался найти объяснение поведению гостя. Но как назло, кроме почти животного страха, разум захватывала лишь горечь.
Одного взгляда на изувеченные руки хватило, чтобы внезапно осознать всю символичность этого деяния. Он его пометил. Словно вещь. Конечно, ведь если не можешь убить, нужно научиться контролировать, неважно, какими средствами это будет достигнуто.
Поднявшись на ноги, дозорный с трудом добрался до стола и со стоном опустился на стул. Каждое движение разрывало тело на части, а руки и вовсе хотелось себе отрубить. Чувствуя себя беззащитным и сломленным, Вали зажмурился и опустил голову, пытаясь сквозь мучение придумать пути к отступлению. Боль, казалось, врезалась с мозг. Ничего не хотелось. Он просидел за столом чуть больше получаса, затем, от злости чуть ли не крича, ударил кулаком по ближайшей стене. Руку до плеча скрутила судорога. Стало нечем дышать.- Я бы не советовал тебе это делать…Кинув взгляд через плечо, дворянин замер.
- Иначе своих рук ты можешь лишиться.Бессознательный животный страх, сковавший тело, заставил бывшего ассассина прижаться спиной к стене. В комнате запахло кровью.Шах-Кулу смотрел на него сквозь прорези в шлеме и улыбался. Вот он – момент триумфа после трёх совершённых убийств, долгожданный трофей, который он так умело для себя подготовил.
- Мануил доволен нашей с тобой работой… - усмехнулся революционер, медленно двинувшись в сторону Вали – Правда, я не упомянул, что ты не участвовал в расследовании.
Он подходил всё ближе. Дозорный сделал осторожный шаг в сторону, но ноющая боль во всём теле остановила его.- Трое ассассинов. Двое из них – женщины… Они так кричали… - Шах-Кулу снял с себя шлем, и только сейчас мужчина заметил, что лицо молодого человека было в капельках крови – Почти, как ты. Умоляли меня остановиться, ползали на коленях, как портовые шлюхи. Третий – совсем молодой парень. Уверял меня в том, что у него есть семья и дети. Они оставили бомбу на растяжке прямо на палубе корабля, когда ночью стражники потеряли бдительность.
Подойдя совсем близко, туркмен снова схватил дозорного за шею и легонько встряхнул.
- Надеюсь, что уже сегодня вечером я уберусь из этого грязного города.Но прежде я хочу пообщаться с тобой поближе. И убедиться в том, что ты действительно готов на всё ради того, чтобы выжить.Сердце Вали быстро и судорожно застучало в груди, когда воин прижался к нему и резко дёрнул на себя. Его шёпот словно обухом ударил по голове.- Развлеки меня.И в момент жаркого, немного грубого поцелуя, предатель ощутил, как комок встаёт в горле, а руки начинают подрагивать от злобы и отчаяния.
Шах-Кулу действительно будет очень трудно забыть. Физические раны ещё можно скрыть, но вот моральные – никогда.