II. (1/1)
Раньше он любил говорить, Мелек, ты знаешь этого болтуна. Он так любил выступать, и чтобы его слушали. А сейчас всё больше слушает и слышит и сам не замечает, как легонько поводит головой, по привычке ожидая твоего присутствия. Он помнит всю тебя до последнего зажившего шрама на коленке, всю горечь и ваниль мягкого голоса с нежными переливами, все контуры и тона, всех твоих чертей по именам. Помнит и корит себя за то, что не уберёг.Первый месяц после правды он почти не спит. Я знаю, боится забыться во сне, а проснувшись, обнаружить, что всё вокруг мираж. Растворилось, оборвалось, исчезло, стёрло себя ластиком, сгорело, утонуло в пене дней. Ни солнечной террасы с маленьким столом под навесом, ни тёплого дыхания мирно сопящей Эйлем под боком. Ни вентилятора под потолком с широченной кроватью с прохладными чистыми простынями мамы. Ни пола из дерева, ни тихой песенки любимой игрушки, ни-че-го.Иногда он смотрит мне в глаза после долгих разговоров взглядом маленького Умута, и я вижу в его глазах те дни из детства. Дни запредельного счастья. Как охраняет мой сон, наблюдая за дыханием, как смеётся от братской щекотки. Как чист в своих намерениях, как бескорыстен всё отдавать, как бесстрашен перед своими выдумками. Как угадывает зверей из облаков, как любит мамины пирожки с вишней. Эти глаза, Мелек, помнят обезоруживающий смех и чистую радость. Что мир огромен и мир для них. Что на Земле много людей, и есть те, кто его любит, а это главное. Они запомнили его счастливым ребёнком. И поверили, и вновь пришли.Порой мы спорим, в каком ты месте. В кусочке океана, в таком кармашке для своих. Огорожена валунами и скалами, принимающими на себя удары волн и все ветра. Купаться в таком кармашке самое то, Мелек, волны те самые, плавно качающиеся. Можно лечь на спину, раскинуться звездой и глазеть в небо, покачиваясь, набухая, исчезая вовсе. Со всеми этими отливами и приливами, с каждой волной, вдохом, каплей и лучом. То ли чайка ты с Босфора, то ли моллюск, то ли упавший с дерева лист?— всё одно. И песок не песок, а мука высшего сорта, а в синеве ни облака, а в голове ни мысли. Умут цокает?— какой головы? Нет тут её, никакой головы и не было никогда. Слово-то какое выдумали?— голова. Смеётся и передаёт тебе привет.Однажды мы вновь встретимся, Мелек. Через пару шагов от твоего кармашка ты вновь увидишь дом, о фундамент которого бьётся от страсти сам океан. Тыдыщ, пыщ, пыщ. Там воздух пьётся залпом, а туман лишь разновидность облаков. Там зелёный победил всё, там дождь стирает горизонты, а ты идёшь босиком по мокрой земле. Там мы, сплошные краски, запахи и звуки. Мы вновь увидимся, ты только жди.