недавно как вечность (2/2)

— Ну вот и не жалуйся.~Шин Э не видела Ён Ги злым на неё. Ни разу. Но на других — бывает. Когда знакомый ему и Дитеру парень начинает высмеивать Шин Э за спиной и называть её сукой, Ён Ги не сдерживается в выражении презрения: всё читается по лицу, прищуренному в ярости взгляду, стиснутым кулакам и жёсткому голосу, звучащему холодно. Не так, как обычно звучит его голос.

Бывает, ярость Ён Ги проявляется слабо — и он отпускает её, заставляя себя расслабиться, опустить плечи, запрокинуть голову к небу и раствориться в моменте.

Хватая Шин Э в объятия, от которых она начинает задыхаться.Ведь воздуха и правда не хватает. Он сжигает его.Иногда это уставшие объятия. ?Ну, сама дала обещание спасать, так что работай, детка?, — чёртик ехидничает на ухо, показывая язык, а Шин Э прижимается к Ён Ги с выражением вековой усталости на лице: отодвинется — сожмёт сильнее, искорки из глаз полетят.

Жажда.Она жаждет закрывать глаза — рядом с ним. Не давая слабину.Он жаждет выпускать полную ярость — рядом с ней. Не вредя ни себе, ни ей.Жажда по ней — это то, что он мог себе позволить без страха быть обруганным, униженным, разбитым. Впиваясь в рот Шин Э, словно в горлышко бутылки с ледяной водой, Ён Ги отбрасывает тормоза и защитные механизмы — ему сносит барьеры и причины ?не?. Если бы не снесло, он бы разобрался с ними сам. Потому что Шин Э дрожит — и дрожь передаётся ему в руки, крепко держащие извивающееся тело, доползает до сердца, сбивает ритм, ускоряя его, распаляет желание, которое превращает кровь в лаву.

Шин Э трясётся — за это одно хочется перевернуть мир. Она пятится назад, но он прижимает её к себе, ближе, ещё ближе, оттягивает волосы, чтобы запрокинуть голову, гладит по спине, и она беспорядочно водит ладонями по его груди, задевая пуговицы, расстёгивая их, опускаясь ниже. Но едва Шин Э касается пряжки ремня — тут же тянется к плечам, к шее, словно обжигается, царапает вдоль ключиц, кусая губы, подаваясь то назад, то вперёд. Горячо, жарко, душно, путано. У Шин Э кружится голова из-за его прикосновений и порывистых движений, одновременно нежных и грубых, потому что сдерживаться трудно. Ён Ги зачем-то пытается. Зачем? Шин Э хочется задать вопрос, но когда они отклоняются друг от друга, сил хватает только на то, чтобы отдышаться. Искусанные губы жжёт.

Ей нравится то, какие ощущения вызывает поцелуй с ним.

Вязкий, то грубый, то мягкий, влажный.Сводит с ума. Но как же ей по душе сходить с ума вместе с ним. Мой, рыжий, глупый, мой рыжий, он весь её, весь для неё, и она вся для него, ему, ради него. Хоть тресни, хоть убейся: она обещала защищать его, когда он не обещал ничего, но молил взглядом — не уходи. И она не сдаётся, не бросается словами, не отказывается от него, как бы сильно ни резал взгляд Коуске — то ли обвиняющий, то ли обиженный. Иногда для неё больше никого нет, кроме Ён Ги, а иногда кажется, что для Ён Ги всегда на всём свете есть только она одна, и это по-настоящему пугает, до ступора, до потеющих от волнения ладоней, до бросающего в холод тела, потому что созависимость — последнее, в чём она нуждается. И это чистый яд для Ён Ги.Но это — не созависимость, а оголённые чувства. Страсть. Сейчас Шин Э понимает, успокаиваясь: сомнения оказываются пустыми, страхи — ненужными. Просто они оба такие: немного нелепые, неуверенные, слишком тянущиеся друг к другу, словно ощущая жгучую жажду, которую невозможно утолить.Он рывком поднимает её, сажает на стол, сжимая ноги под коленями и придвигая ближе к себе. Не разрывает поцелуй, дышит ею, пьёт, наслаждается. Испытывает. Если Ён Ги не дьявол, то Шин Э ничего не понимает и никогда не поймёт в этом мире.

Это одновременно так неправильно и правильно.

— Я хочу только тебя, только тебя, — заполошный шёпот на ухо вызывает мурашки и скручивает живот Шин Э. — Что было до этого, что было с ней — ничего уже не важно. Не сейчас.— Неправда, — Шин Э мягко отталкивает его, но только чтобы взять лицо Ён Ги в руки и заглянуть в глаза. Он как в бреду. Он сожжён желанием. — Она была, и я принимаю это… И я принимаю её. Не перечёркивай, что тогда было. Даже если это просто для красного словца, — она приближается, говорит ему в губы, кусает и оставляет короткий поцелуй. Ён Ги судорожно выдыхает. — Я знаю, что она спасала тебя, я знаю, что Мег говорила, мол, я теперь на её месте.— Ты на своём месте, — Ён Ги грубо перебивает её. Он жмурится, сжимая край стола, и мотает головой. — Прости.Шин Э взъерошивает рыжие волосы и горько смеётся. А потом вдруг становится серьёзной.— Не ври об этом и не позволяй себе так думать. Не обесценивай её. Всё-таки время, которое вы провели вместе, не ушло в пустоту, и вы не забудете об этом, как бы ни старались. Я тоже любила её, насколько могла, и я тоже не забуду об этом...

— Звучит как проклятие, — Ён Ги усмехается ей в ключицу. Дыхание щекочет кожу, и Шин Э ёрзает на месте, но сдвинуться некуда — по обе стороны его руки, сзади стена, а спереди он сам, горячий и непробиваемый.— Это и есть проклятие. Это же любовь. Или что-то вроде неё, — она мажет взглядом по белому потолку, по которому скользят первые солнечные лучи. Комната заливается утренним светом, и от этого теплеет на душе. — Всё, что о любви, проклято.— И о нас тоже?— Только не обижайся. К примеру, засосы, которые ты мне оставил, — Шин Э дёргает край футболки, оголяя плечо, а Ён Ги лукаво улыбается и смотрит на неё, как чёртик, — не назовёшь божьим благословением. Вот что это, а? — она возмущённо пинает его в ногу, но он не двигается. — Мне это как прятать?— Это ещё нормально, — Ён Ги ведёт пальцем по предплечью вверх, а мыслями уходит дальше, чем нужно. — Это спрятать легче…— Легче, чем что? — Шин Э недоумённо округляет глаза.— Чем тот, что я тебе сейчас оставлю, — он хищно ухмыляется и облизывает губы, чёртов соблазнитель.Шин Э громко пищит.

Она не променяла бы это ?недавно как вечность? ни на что. Даже на дружбу с ней, потерявшей Ён Ги. Даже на благодушное отношение его брата, не пожелавшего трогать чужую добычу.