Пиромант (Grim Dawn) (1/1)

Тут не было и не могло быть выживших, повторял он себе. Эфир не выбирает – эфир забирает, забирает, кого попало, от детей до стариков, мужчин и женщин. Мэллорн смотрел, как всё разнообразие человеческой жизни поглощается и заворачивается в один отвратительный кокон жизни после смерти. Раньше от любых проблем могла спасти пуля в голову, но теперь и это отнюдь не гарантия. Человечество нарвалось на врага, от которого не может спасти даже смерть. Мир… ну, мир определённо пострадал. Главное – не спрашивать, насколько сильно. Самоорганизация, расстановка приоритетов и реализация задуманных планов в подобной ситуации и без того оказывались чертовски трудной задачей. Нет смысла переполнять бурдюк человеческого разума нечеловеческими знаниями.Но что ещё остаётся, когда верх становится низом, огонь – водой, а мёртвые – живыми?Ивовые ветви щекочут лицо: мокрые, как локоны девушки, что лила слёзы целую вечность. Мэллорн прижался к стволу и выглянул из-за него, доставая пули из патронташа. Затем – к другому дереву, быстрыми перебежками, пока среди бледно-зелёной паутины леса не найдётся лачуга с нетронутой едой.Тут не могло быть выживших.Даже сжимающие холодную винтовку руки позеленели этой проклятой зеленью. Цвет утопленников, противоестественного, рушащего устои природы и здравого смысла. Цвет Мрачного Рассвета. Блаженны те, кто умер быстро. Худшие из мук поджидают тех, кто захочет бороться. Он знает это. Так ему сказали.И ещё ему сказали, как перестать бороться и начать побеждать.И это было правильно. Спокойно и правильно. Это избавляло от тревог и страхов, дарило взамен цель, прокладывая к ней ясный и понятный маршрут. Что может быть яснее гаснущей свечи? Догорающего угля? Трупного разложения?В одном правда: в смерти. Всё прочее уйдёт. Так ему сказали. Так он понимает. Одиночество – ложь, когда в сердце теплятся мудрые х’тоны. Мэллорн впустил их в свой мир, и они впустили его в свой. Мир, где зелёному нет места, где царит красный король погибели и разрушения.Говорят, что эфир – бессмертен. Мэллорн проверяет, так ли это. Зелёное отродье падает в высокую траву, орошая окрестности вполне по-человечески красным ливнем мозгов и черепных осколков. Пятеро мертвецов ковыляют на выстрел и облако чёрного пороха, ещё дюжина вылезает из-под торфяного ковра неподалёку. Руки и глаза сами всё делают, не дожидаясь команды мозга. Взвёл-выстрелил, взвёл-выстрелил. Х’тоны смеются: чисто, звонко, бескорыстно, как лесная проталина. Эфир возомнил себя бессмертным, но погибель – вот она, приходит по твою душу, стоит Дьяволу занести тебя в чёрный список.Ни один из мертвецов не успевает добраться до добычи; последнему Мэллорн перебивает колено. Дело не в самой борьбе – не для него. Дело – в том, чтобы донести смысл. Этим смыслом пиромант привязывает щёлкающего гниющими лиловыми зубами одержимого к стволу дерева. Под этим смыслом расступается лоскутная плоть на бездыханной груди. Этот смысл остаётся на ней красной пятиконечной подписью – доказательством единственной неизменной правды. И этим смыслом загорается бессмертный эфир, лишь теперь осознав цену бессмертия.Мэллорн знает, что впустил в своё сердце не меньшее зло, чем то, с которым борется. Скоро рассудок покинет его, потому что х’тоны не отпускают тех, кто их выбрал. У всего есть своя цена. Цель превратится в одержимость, одержимость – в безумие, безумие – в смерть рассудка. Ведь это так естественно – умирать.Так зачем улыбаться? Мэллорн может отличить свою улыбку от улыбки х’тонов. Почему же он улыбается, когда находит сладкий свет горящего керосина в окнах одинокой хибары? Почему, забыв обо всех правилах безопасности, окликает жильцов и снимает у порога шляпу?Дверь открыта – в замок, похоже, стреляли. В углу отыскивается закоптившийся светильник, там же, поджав ноги, сидит тощая чумазая кукла, когда-то бывшая мальчиком. В этот короткий миг х’тоны в сердце замолкают, и прорезается новый голос.- Не бойся, я тебя не обижу.