Сон (2nd part) (1/1)

It's better to burn out than to fade away.

Всегда сложно идти по дороге Жизни, когда одной ногой ты уже готов ступить за отведённую тебе черту. Такая дорога кажется тебе бесконечной, и сколько не бросай монеты, ты не сможешь определиться: хочешь ли ты жить или хочешь умереть.В этом мире не может быть законов и правил, ты сам себе господин и хозяин всех своих судеб, которые создавал и создаёшь ныне. Никто не сможет решить за тебя все вопросы и все проблемы, которые стоят перед твоими глазами всё то время, что ты бежишь где-то в глубине себя, разыскивая выход, не ведая о входе, через который вошел в эту жизнь.Несмотря на уйму факторов, и кучу оправданий людей о том, что обстоятельства и окружение решает всё за тебя, что ты, по сути, рождаешься не плохим и не хорошим, да так. Но свою жизнь кирпичик за кирпичиком ты строишь сам, создаёшь ли ты стену вокруг себя или, раздирая футболку, отдаёшься толпе на съедение или может, глядя каждый раз на небо, ты решаешься, стать тем, кем не был никто до тебя.Кем и каким я родился, мне не вспомнить. Я точно знаю, кем я захотел стать, когда научился видеть людей сквозь призму лжи. Я захотел стать самим собой.Построить ещё одну Великую Китайскую Стену, вот только не отгораживая себя от людей, а позволяя подниматься на неё и смотреть на мой яркий, безоблачный мир, в который я окунулся в самом начале своего счастья. В тот мир, в котором я начал тонуть, не имея возможности глотнуть свежего воздуха и радости. Постепенно, я погрузился в печаль…«Лес сгущался всё сильнее, превращаясь в непроходимую чащу, у которой уже не было той тропинки, по которой началось моё злоключение в пустоту моего разума. Я не находил ответа на вопрос: где я всё же находился и находился ли вообще? Не происходит ли это сумасшествие где-то в глубине меня?Шаг за шагом, я начинал думать свой головой. Пытался исправить уйму вещей, окружающих меня, и убеждался, что это невозвратимо и, в принципе, невозможно.Даже если это и происходило где-то внутри меня, почему здесь было так темно? Не спорю, я любил темноту, в ней тонуло всё, включая слепящий свет поутру, и все неугодные мне люди. Всегда было проще закрыть глаза и уйти от любых проблем, просто не обращая на них никакого внимания. Но не здесь. Здесь катастрофически не хватало света, чтобы пролить тот самый «яркий луч» на череду событий со мной происходящих.Бесшумный ветер, шумящий в кронах соснового леса, донёс до меня запах соли и дыма. Рядом возможно пробегала загрязнённая чем-то река, а может озеро, а возможно где-то совсем близко было и море. Запах дыма напоминал о лесных пожарах, но и эта мысль была странно далёкой от меня. В этом лесу не могло быть пожара, я и так умер, слоняясь в этой ужасно вековой чащобе.Небо свинцово-тёмное, низкое казалось, опустилось ещё ниже, пытаясь придавить к земле и меня, и лес. Я казался сам себе невероятно маленьким и никчёмным, находясь в таком огромном пространстве этой текущей вдоль меня жизни. Жизни, бежавшей сейчас, не глядя на меня, сквозь мои же пальцы; ускользающей куда-то вдаль от меня, от этого неба, от этого ветра. Моя жизнь бежала сама по себе куда-то, не спросив моего совета, хочу ли я оставить её рядом с собой или хочу же – отпустить на волю. Убогое ощущение своего незнания.Полная луна высветила камни, прячущиеся в песке, ветках и траве под моими ногами: искристо-серые, невероятно белые, безлико-чёрные. Камни, жившие здесь задолго до моего появления, а возможно и этого хмурого леса, прекратившего-таки пугать моё расшатанное воображение. Камни, уводящие меня в вечность, туда, где кромка чёрных ветвей леса, сливалась с горизонтом, иссиня-чёрным небосводом; туда, где ветер прекращал разносить своё животворящее дыхание; далеко-далеко в сторону Смерти.Едкий запах дыма уже свербел у меня в носу, но я, как ни старался, не мог с этим что-либо поделать. Зажимая нос кулаком, обернутый кофтой, я продолжал идти, иногда переступая через корни деревьев, или по колено, проваливаясь во мху.Слева от меня что-то мигнуло, но когда я попытался вглядеться меж деревьев в некую равнину чёрного снопа длинных колосьев и неба, видение исчезло. Как бы я ни вглядывался, вокруг было пусто, тихо и одиноко. Даже ранее шумевший ветер и тот затих, оставив, наконец, меня наедине со своими мыслями.И я повернул. Повернул свой не намеченный путь налево, к тем самым колосьям, отливающим при луне, блеском звёзд.Колосья пшеницы возвышались над моей головой, я не могу увидеть ничего перед собой, кроме цветущих всего один год зерновых. Да мне ничего и не требовалось, ведь над головой было Небо, ранее скрытое неизвестным мне лесом.Луна снова сделала меня человеком, я перестал бояться, потому что появился свет; я перестал чувствовать себя одиноким, потому что видел звёзды, подмигивающие мне откуда-то издалека. Звёзды походили на людей, или хотя бы на людские души. Кто-то смотрел на меня свысока, возможно господь и я это чувствовал. Дыхание перестало сбиваться, фортуна снова обратила свой взор ко мне, и где-то отчаянно застучало знакомое чувство того, что я безумно соскучился по Её глазам. По глазам моей маленькой девочки. Моей малышки. Моей красавицы.Странно, в колосьях исчез запах той самой ненавистной мною гари, ветер снова зашумел, обгоняя меня по правую руку, теребя еле-еле лицо и заставляя меня повернуть голову вправо, чтобы увидеть деревянный фонарь, стоящий на ещё одной тропе. Тропе меж колосьев.Не знаю было ли это знаком свыше, но свет, впервые за долгое время моего пребывания здесь, заставил выкинуть из головы все тревоги и печали. Я снова пошел туда, куда меня звали.Деревянный фонарь – если можно было назвать его так, был высотой в два метра, стоял на обрубленном кем-то стволе, вполне обтёсанном и гладком; огонь же играл на некой гарде, будто у меча, закрытый шёлковой тканью, обтягивающий прутья самого фонаря. Кристально-белое покрывало делало огонь ярче, свет теплее, жизнь загадочной. Я долго стоял и смотрел, как через дыры, проеденные временем, к огню врывался ветер и снова исчезал оттуда, чтобы никогда не погасить сей фонарьЯ видел спиралевидность нашей жизни, нашу значимость, сердца, бьющиеся в каждой груди от новорождённых до почти сошедших в могилы. Можно было часами смотреть на то, как мы, имея бессмертные души, продолжаем также гореть, возгораться и исчезать с пеплом в никуда. Но мы не гасли. Мы никогда не гасли. Мы были огнями в ночи, а не свечами в церкви.Дорога звала меня дальше, и я позволил ей забрать себя. «Пока что», - я так решил. Я буду следовать за тропой, дорогой, луной, если потребуется, лишь бы чувствовать себя таким умиротворённым, как сейчас.Дорога была полна деревянных «огней», пляшущих в своём собственном мире шёлка и неги. Огни освещали мне путь, и я шел по нему дальше, не имея понятия, куда я иду. У жизни всегда должна быть цель, как и у любой дороги, найдётся конец, пересечение, перекрёсток или обрыв. Здесь была своя задумка, своя идея. И я с нетерпением начал ждать развязки или, быть может, эпилога. Говорят: эпилог всегда интереснее пролога. В моём случае, так оно и было.Свою кульминацию я нашёл в Луне и ярких огненных фонарях, т.е. в свете. Оставалось дело за малым, за эпилогом. За окончанием этой бесконечной истории под названием: Путешествие длиною в Жизнь. Путешествия сквозь десятилетия.С каждым шагом на сердце начинает наваливаться усталость, с каждым шагом потом застилает глаза, с каждым шагом я всё больше и больше позволяю затянуть себя в неведомый мне путь, проходящий по этой тропе, извивающийся средь колосьев, разгулявшихся на ветру; меж фонарей, разбросанных по краям дороги, то слева, то справа, то прямо на обочине, то чуть дальше, то в шаге от меня. Всё сложней и сложней заставлять делать себя ещё один шаг вперёд, шаг в неизведанный мир, полный такой же печали, коей заполнена и моя душа. С каждым шагом дорога становится всё невыносимее.Облака скрыли луну, недавно блестящую над моей головой как серебро, отдающее золотом. Даже этот холодный, безжизненный свет был лучше, чем ничего в данной ситуации.В какой-то момент я услышал звук воды, бьющейся о камни. Река! Рядом точно пробегала река, которую я слышал носом чуть раньше. И я побежал. Побежал, стараясь уловить эту музыку не только ушами, но и сердцем. Я рвался к тому редкому ощущению, когда ты чего-то яростно желаешь и стремишься это получить. Получить немедленно.Я мечтал о воде. Меня мучила жажда, о которой я узнал только сейчас. Я не испытывал голода, больше не чувствовал усталости ног, одну лишь жажду. Целиком броситься в объятия реки. Утонуть, захлебнуться, поплавать – не знаю. Весь смысл жизни начал вращаться вокруг одного моего желания. Кто-то хочет стать богатым, кто-то знаменитым, кому-то не хватает тепла и уюта, кто-то ищет дом, а бывают и люди, мечтающие о свободе; я же мечтал о воде.Я бежал сломя голову, сначала по тропе, потом свернул с неё в темноту пшеничных полей, затем одолел равнину, покрытую лишь густой травой, доходящей по пояс; при солнце она, должно быть, отливает приятной зеленью, а будучи скошенной, возвращает запахом к жизни. После равнины был овраг, не крутой и не пологий, его я тоже одолел почти в одну сотую секунду своей мысли, что я куда-то бегу и меня никто не ведёт за руку, как непослушного и несмышлёного маленького ребёнка. Я был собой то самое время, когда чего-то хотел, когда зачем-то гнался или кого-то гнал.После спуска пришлось перейти на шаг, каменный берег резал мне стопы, отдаваясь болезненными ощущениями по всему телу; и я до сих пор ещё не видел воды, но чувствовал, что она уже близко. Она бежала по тем же камням, по которым я ступал, она отдавала в воздухе той же солью, что сейчас першило от бега у меня в горле, эта вода была такой же свободной, каким ощущал себя я, выходя на сцену. Раскованным, броским, открытым, нужным и самим собой.Я оступился и всем телом рухнул в такую приятную гладь воды, столько тысячелетий, ожидающих меня здесь. Я был дома».