Глава 61. На волоске (1/1)

Кровь. Очень много крови. Отем успела переварить эту мысль прежде, чем её ноги подкосились, и она повалилась в траву, захлёбываясь кровью.Больно. Очень больно. Картинка перед глазами плыла. Кровь была везде — клокотала в горле вязкой тошнотворной массой, кажется, лилась изо рта, пятном расползалась по платью, липла к телу, хлестала фонтаном откуда-то из горла. Она была горячая. Лилась через пальцы, рвалась через жуткую боль. Отем пыталась кричать, но крик увяз в горле под слоем крови, как вода под слоем масла. Вокруг мелькали лица, кто-то отчаянно кричал её имя, но она услышала лишь тихий русалочий голос, говорящий:— Уходим. Ей осталось жить не больше двух минут. Счастливого Хэллоуина, звёздочка.Больно. Больно. Больно. Боль переплеталась с венами и артериями, вспыхивала фейерверками и не угасала. Лоб горел, руки немели. Горячая кровь потоком вытекала изо рта, воздух утекал. Кто-то рядом мучительно зарыдал. Отем подняла тяжелеющие веки: небо над головой стало голубым, побледневшие звёзды спокойно мигали и, кажется, тянули к ней полупрозрачные руки. Звёзды… они звали её за собой. К отцу. К бабушке и дедушке. К Джейкобу. Джейкоб… В спокойное и мирное место, где никогда больше не будет Р, Кассандры Рейкпик, Хирото Мизутани и Проклятых Хранилищ… Ей хотелось жить. Кровь мешалась со слезами отчаяния, жизнь была где-то недалеко, но Отем никак не могла зацепиться за её спасательный круг…?Джей… Папа…?.Постепенно боль отступала, иногда накатывая волнами и снова утихая. Небо. Красивое небо. Такое спокойное. Чьи-то волосы упали ей на лицо. Кожа к коже — лоб ко лбу. Мягкий голос горестно звал её имя. Тишина тлела вокруг, тонкие струйки крови забивали ноздри металлическим запахом. Папа. Джеральд протянул ей руку. Он был такой же, как и в день своей смерти, только, может, чуть старше, чем тогда, и улыбнулся. Ничего не говорил. Не звал её. Просто улыбался так, что Отем невольно растянула залитые кровью губы в ответ. — Скорее, скорее!.. — просипел кто-то. — Осталось совсем чуть-чуть времени, надо успеть!Но этого Отем уже не слышала. Она закрыла глаза, в последний раз хрипло кашлянула кровью, сжалась от боли и провалилась в глухую мглу, не слыша голосов и не видя голубого сияния над своей головой. С её губ только сорвалось прощальное:— Мама…Патриция Рейкпик много раз в жизни ощущала животный ужас. Когда поняла, что любит маглорождённого волшебника.Когда узнала, что выходит замуж за Люциуса Малфоя без собственного добровольного согласия.Когда в порыве отчаяния она, шестнадцатилетняя, заперлась в ванной комнате и вспорола себе вены и, глядя, как стекает кровь по округлым бокам ванны, вдруг до боли захотела жить.Когда родная сестра у неё на глазах убила беременную маглу, чтобы ?не позволять грязи плодиться в мире, принадлежащем волшебникам?.Когда видела развороченные трупы своих друзей и брата и смотрела, как от руки Кассандры мушиными роями гибнут люди. Когда снова сидела в ванной, в луже вязкой, липкой чёрной крови, и глотала зелье против беременности.Когда чувствовала запах собственной крови, рожая, слепла от боли и внезапно осознала, что больше не может сражаться одновременно за три жизни сразу: свою и своих двоих сыновей. Можно не упоминать моменты, когда мать заносила руку, чтобы ударить её, когда однокурсники со Слизерина свистели ей вслед и когда гробы с телами её друзей опускали в землю, чтобы навсегда оставить их там.Но почему-то именно тогда, когда красивое бледное лицо девочки в белом утопленническом платье стало сереть и покрываться ледяным потом, а на её животе расползлось чёрное пятно, — чёрное на белой коже и белой ткани платья — Патриция поняла, что совершенно не контролирует собственный страх, рвущий её на части изнутри тошнотворными толчками-ударами. Отем Хилл немела от боли, рыдала, давилась и захлёбывалась собственной кровью и отчаянно, не соображая, тянулась обратно к жизни, пытаясь вцепиться неё онемевшими скользкими пальцами, будто пыталась схватить мыло в воде. Мелисса протяжно выла и рыдала, обхватив свою дочь руками, и будто умирала вместе с ней.И у неё не получалось. Жизнь растворялась в ней, сколько бы Патриция не пыталась залечить рваный бордовый разрез на впалом животе. И тогда она решилась.Она никогда не прикоснулась бы к старому манускрипту Кассандры, но он валялся рядом, в траве, и блестел витиеватой надписью на обложке, а сейчас ей было важно одно: чтобы девочка выжила и перестала метаться в агонии, кричать сорванным голосом и в бреду звать то своего брата, то своего отца. Патриция раскрыла тяжёлую книгу и нашла нужное заклинание.Времени оставалось совсем немного — ресницы Отем неумолимо тяжелели и опускались, дыхание стихало. Буквально через несколько секунд она закроет глаза и перестанет дышать…Патриция взяла нож. Занесла над раной. Посмотрела в манускрипт, подставила свою руку и сделала надрез. Несколько капель прозрачно-чёрной, как озёрная вода, крови закапали вниз, в кровавое месиво. В этот момент Отем затихла и опустила ресницы.А потом вдруг снова закричала, рванулась и распахнула ожившие, полные отчаянных слёз глаза. Над её телом вспыхнуло ярко-голубое сияние, медленно собирающееся в одно сплетение магических нитей, тянулось, увеличивалось и скапливалось над открытой раной. Всё тело Патриции, тело Отем обвили неоновые нити, кружились в узоре, как кроны деревьев, чистые, лёгкие, заполняли их, очищали от грязи и смерти, наполняли лёгкостью, почти невесомо касались ран, успокаивая их. Набрякшие, тёмные деревья вокруг встряхнулись и заиграли слезами росы на листьях; утренний туман белыми клубами взвился к небу; закат, розовый, как рубиновое стекло, хлынул на поляну, затапливая её, и где-то далеко запели сирены…Отем прикрыла глаза, втянула воздух, и её дыхание стало мерным и спокойным. Рана затянулась, и только белая ниточка шрама на животе напоминала о событиях прошедшей ночи…Отем очнулась от того, что ей очень хотелось пить.Она разомкнула веки и зажмурилась от солнечного света, струящегося в комнату. Девочка осмотрелась: она находилась в небольшой светлой комнате, похожей на больничное крыло Хогвартса. В ногах её кровати лениво мурлыкал спящий Найстпур. Мозг усиленно работал, вспоминая события. Ильверморни… Битва с Р… Кассандра… Холодные губы Мизутани на её щеке… Отем передёрнула плечами. Мерзко. Но всё это казалось таким далёким, как сон, и она даже подумала, что ей это всё приснилось, но…Взглянув в зеркало рядом с кроватью, Отем поняла, что нет.У неё сложилось впечатление, что она стала старше на пять лет. Щёки ввалились, нос заострился, губы побледнели и потрескались, в свалявшихся волосах проглядывались две седые прядки. Но самое главное — когда Отем коснулась груди через ночную рубашку, ощутила ребристую нить и вспомнила: шрам. Её ранили. Кто-то её спас. Но кто? При каких обстоятельствах? Что вообще произошло?Ноль. Память упорно стёрла всё то, что произошло той ночью. Может, она испытала слишком сильный шок, и хранилище воспоминаний с готовностью выбросило в мусор одно из них? Отем увидела календарь на тумбочке кровати и ужаснулась: седьмое ноября. Она что, была в отключке неделю? Не может быть… Отем откинулась на подушки и посмотрела в окно. За ним простиралась бледная, покрытая первым снегом поляна школы Ильверморни. Совсем как в прошлом году… Деревья поблёкли, солнце светило мягко и неярко; часы показались без пятнадцати семь — довольно раннее время, наверняка все ещё спят. Отем потянулась и ощутила, как от голода сводит живот. Да уж, она бы сейчас точно не отказалась от плотного завтрака. Интересно, она просто так пролежала неделю без еды или всё-таки целители каким-то образом заставляли её принимать пищу? Она огляделась и замерла: на столе в углу комнаты стояло несколько букетов цветов, какие-то коробки, видимо, со сладостями и чем-то ещё, и даже корзина с красиво уложенными фруктами, похоже, от Мелиссы, которая ужасно любила раньше посылать всем своим подругам собственноручно уложенные корзины с едой. Отем в детстве обожала помогать ей: они вместе укладывали в мягкие плетёные корзины бутылки вина, маленькие баночки мёда, фрукты (иногда мама разрешала ей тайком взять один и съесть) и прочее. Мелисса, наверное, сейчас спит. Отем хотела встать и подойти, но всё тело до сих пор болело после произошедшего на Хэллоуин, долгого сна и сражений…Мизутани. Неожиданно его лицо вспыхнуло перед ней, как видение.Его взгляд — гаденький и ласковый. Его губы — бескровные и холодные, как у дементора. Отем ощутила подкатывающую к горлу тошноту. В какой-то миг ей показалось, что робкие, бледные солнечные лучи превратились в его пальцы, касаясь голой кожи… Она тряхнула головой, но мерзостные воспоминания уже закрались ей в голову и несколько омрачили пробуждение. Подонок.?Ненавижу.?. Отем вздохнула. Не время, не время об этом думать… К счастью, тут в дверь раздался негромкий стук, и на пороге комнаты возникла долговязая сутулая фигура в коричневом свитере — Талботт! Он застыл, будто вовсе не ожидал увидеть её в бодром состоянии, помялся и пробормотал:— Привет.— Доброе утро, — Отем подтянула к себе одеяло, поджимая колени. Найтспур сонно заурчал, но не проснулся. — Заходи. — Талботт послушно шагнул на порог комнаты, тихо затворил за собой дверь и подошёл к её кровати. — Ты рано. — Да, я… — Талботт слегка натянуто улыбнулся, будто боялся негативной реакции. Отем подвинулась и похлопала по одеялу. Он сел на самый край. — Хотел зайти, проверить, спишь ли ты. Ты долго не просыпалась, все за тебя беспокоились.— Приятно знать, — хмыкнула Отем и улыбнулась в ответ. — Спасибо, что зашёл… Как ты?— Я? Нормально, — слишком быстро откликнулся Талботт, хмурясь. — Меня больше волнует, как ты. Тебя… очень сильно ранили в ту ночь. Заклинание Кассандры ударило тебе в живот. Отем прищурилась. Медово-карие глаза Талботта смотрели на неё серьёзно и обеспокоенно.— Насколько сильно?— М-м… — он снова замялся, но под её выжидающим взглядом кашлянул, вздохнул и заговорил. — Я не знаю точно, но были задеты внутренние органы. Было очень… очень много крови. Ты кашляла кровью. Кричала. Звала… — он споткнулся, — своего брата. У тебя изо рта лилась кровь. Было жуткое зрелище. — Талботт покачал головой. — Но тебя спасли. — Кто? — с подозрением спросила Отем.— Рейкпик. Она взяла это… эту книжку, которая лежала рядом, — он натужно сглотнул. — И прочитала какое-то заклинание. Мне кажется, на русском. Или болгарском. Я не знаю, но у тебя вдруг затянулись раны, и ты… ну, типа просто уснула. Лежала, вся в крови, и спала. Не знаю, просто ты вдруг стала выглядеть такой спокойной, твоя мама даже дыхание проверила. Отем моргнула, ровным счётом ничего не понимая. А потом в её памяти неожиданно всплыла чёрная книга, которую член Р Иоланта бросила на землю незадолго до того, как Кассандра попыталась убрать её с пути. Что это была за книга? Манускрипт Кассандры? Получается, Иоланта предала Р? Или это был хитроумный план, чтобы каким-то образом нанести врагу максимальный урон? Она вздохнула:— О. — Да… — Талботт поёжился, словно испытал на себе некую фантомную боль, и вдруг едва коснулся её руки своей, совсем невесомо и очень робко. Отем на секунду обомлела: было в этом прикосновении что-то очень необычное, у неё даже встрепенулось сердце, ударившись о грудную клетку. Она ответила, слегка сжимая его руку, и неожиданно для себя переплела их пальцы. Осторожно, ненавязчиво. У неё рука была очень бледная, с голубоватыми прожилками под кожей, у него, наоборот, очень смуглая и тёплая. Отем не то, чтобы очень смущалась, ибо уже имела какой-никакой опыт в отношениях, но в этот раз всё было… по-другому.Как-то очень… странно. Но приятно. Она посмотрела на их руки снова. В животе от волнения всё перемешалось, но она продолжала держать его пальцы и смотреть, как белые простыни постели золотят утренние лучи последнего осеннего солнца. Они молчали, но слова, наверное, сейчас были излишни, как во многих романтических моментах во всяких книгах и рассказах. Можно ли было назвать данный момент романтическим? Точного ответа девочка дать не могла, но это его едва ли можно было назвать дружеским. Было в нём что-то слишком трепетное, совершенно не свойственное дружескому рукопожатию…Он держал её руку. Она держала его руку. Смотрела на его пальцы — худые и чуть дрожащие, вероятно, от напряжения. Отем казалось, что утро словно становится хрустальным, лёгким и прозрачным, наливается солнечным светом и звенит тонкими серебряными колоколами…Отем только сейчас заметила, что пальцы Талботта кажутся слишком тёплыми, даже горячими, а её собственные руки были какими-то синеватыми и холодными. Она ощутила мелкий озноб и, с сожалением высвободив руку, пробормотала:— Извини. — взяла с тумбочки плед и торопливо закуталась в него. — Холодно — жуть. — По тебе видно, — слабо улыбнулся Талботт. — У тебя очень холодные руки. Слушай, Отем… Я рад, что с тобой всё хорошо. Правда. Ты молодец. Мизутани… у него не было против тебя шансов.Отем рассмеялась, хотя внутри у неё зашевелилось омерзение. — Едва ли, — возразила она. — Он почти победил меня. Если бы не вы, сомневаюсь, что я сейчас лежала бы здесь. Он… — ей не хватило слов. Каждое упоминание Мизутани отзывалось в горле склизким отвращением. — В общем, хорошо, что вы пришли.— Да уж.Вдруг Талботт заметно посерьёзнел; у него на лбу пролегла озабоченная складка.— Послушай, Отем… — понизив голос, заговорил он. — Я не хочу портить тебе настроение, но, по-моему, тебе стоит знать. Когда тебя спасли, уже пришли другие студенты, твои кузены, целители… Короче, я успел посмотреть в ту книжку, которая… ну, в общем, откуда-то взялась. Там были надписи на русском, немецком и французском. Это… понимаешь, Отем, насколько я понял, то заклинание, которым тебя спасла Рейкпик, относится к разряду тёмной магии и скрепляет того, кто наслал проклятие, и того, на кого оно было ниспослано, особой магической связью. Это проклятие буквально… как объяснить… в общем, Рейкпик пустила тебе в рану свою кровь. Ваша кровь смешалась. Образовалась связь, спасшая тебе жизнь, но теперь ты фактически зависишь от неё, потому что там… ну… что-то с кровью. Как я понял из французского перевода — он был кривоват — ты должна принимать в себя ее кровь. Отем остолбенело уставилась на Талботта.— Что, прости? — Ну, это если я всё правильно понял, — неуверенно ответил он. Найтспур тем временем пробежал по кровати к ней и, мурча, потёрся головой о её руку. Отем осторожно погладила питомца по голове. — Ты должна… типа… выпивать её кровь. Не помню, кажется, полунции…— Полунции? — в шоке переспросила Отем. — Но это же… я же… я так у неё всю кровь выхлебаю! — Это нужно делать не очень часто, примерно раз в два месяца, — попытался успокоить её Талботт. — И проклятие можно разрушить. Я не успел прочитать, какими способами, Рейкпик отобрала у меня манускрипт и наорала, чтобы я больше его не трогал. Отем не ответила, потирая виски руками. Информация была как большое неповоротливое животное, никак не желавшее умещаться мыслями в её голове. Манускрипт… Проклятие… Святая Моргана, что же мадам Рейкпик наделала? Она спасла её с помощью тёмной магии! Отлично. Что теперь делать? Как быть? Вопросов становилось всё больше, количество ответов оставляло желать большего. — Понятно. — наконец произнесла она.Талботт недоумённо посмотрел на неё. Он явно ожидал более информативного ответа.— Понятно? — переспросил он.— Ну да. — на неё внезапно накатило раздражение. — А что? Ты хочешь услышать что-то ещё?Он предсказуемо смутился и покачал головой.Вдруг в дверь постучались, и на пороге возникла Роуэн. Отем ужаснулась — подруга выглядела не слишком шикарно: осунувшаяся, высохшая. Увидев её, Роуэн завизжала и бросилась обниматься. Талботт еле успел отскочить в сторону, но она даже не удостоила его взглядом. Найтспур возмущённо зашипел.— Отем!— Роуэн!— Мерлин, я чуть с ума не сошла, ты в порядке? — Я ничего, а ты?— Нет уж, расскажи подробнее, я хочу знать! Я так перепугалась, господи, просто кошмар! — Роуэн села к ней на кровать. Талботт раздражённо вздохнул и молча вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. Отем хотела его остановить, но в последний момент передумала: ей хотелось провести немного времени с лучшей подругой перед тем, как к ней придут Мелисса и остальные. Роуэн слегка встрепала её волосы.— Да что там рассказывать, — пробормотала Отем. — Меня спасли. Все живы. Всё хорошо. — да уж, хорошо, особенно после того, что ей рассказал Талботт. Но пугать Роуэн она не хотела. Лучше потом поговорить с мамой или мадам Рейкпик. — Хорошо? — Роуэн покачала головой. — Исходя из сложившейся ситуации, могло быть и хуже, знаешь.Они долго разговаривали — обо всём и ни о чём. Отем было просто приятно обсудить предстоящий рождественский бал в Ильверморни, послушать, как сейчас идут дела в школе, вспомнить их первый курс и посмеяться над Мерулой. В этот момент боль в теле притуплялась… Она чувствовала себя лучше, так, будто они с Роуэн просто сидели в своей спальне и задушевно болтали. Потом Роуэн ушла, пришли Лестер, Пенни, Кай, Кьяра и Джэ, Мелисса. Мама долго сидела у неё; они по большей части молчали — не знали, о чём можно поговорить. Мадам Рейкпик не пришла. Зашла даже Мерула. Она попыталась поговорить с Отем об Р, Кассандре и Мизутани, но та оборвала разговор. Говорить о них было мерзко. При одной мысли о Мизутани внутри всё становилось скользким и холодным. Под конец, уже после обеда, пришла дородная медсестра с подведёнными чёрными глазами и пышущими алым щеками и принесла лекарства (Отем с лёгкой тоской вспомнила сухонькую и бледную мадам Помфри). Миссис Дэнверс — медсестра — заставила её проглотить целую кучу непонятных таблеток, измерила давление и температуру и приказала отдыхать, а уходя, сказала:— Ещё денёк и можно будет снова возвращаться к занятиям. Ты будешь в порядке, только шрам останется.Отем хотела бы сказать, что она с облегчением вздохнула.Вздохнула.Но без облегчения. Грудь по-прежнему сдавливала тяжёлая холодная рука.