Глава 48. Между четвертым и пятым курсом (1/1)

Отем не знала, как описать наступившее в её жизни время.Она провела два месяца в больнице Святого Мунго. Сразу после того, как она проснулась и поняла, что происходит, вспомнила, что убила Мальсибера, и услышала обрывок разговора медсестёр о том, что Эйвери и волшебник в белой мантии находятся в Азкабане, её накрыли жуткие рыдания, и девочка известила всех о своём пробуждении всхлипами и сдавленным плачем. К ней тут же подбежала взявшаяся из ниоткуда мама и долго успокаивала её, а потом объяснила, что Отем какое-то время должна остаться на лечении. Отем приняла эту новость сначала с шоком и некоторой обидой, но, глядя на поникшую, бледную, виноватую маму, у которой тряслись руки и полнились слезами глаза, подумала, что не смогла бы сейчас вернуться в Хогвартс и жить дальше, как раньше. Всё уже не то. Она, Отем Хилл, уже не та.

Поэтому два месяца она провела в небольшой, чистой, светлой комнате в Мунго, где пахло свежим постельным бельём, а в высокое окно лился бледный весенний солнечный свет. К ней каждый день приходила Мелисса, каждую неделю навещали Роуэн и Бен; заходил и Чарли, хотя после произошедшего в Хранилище Отем решила, что им лучше расстаться. Она не могла подвергать его опасности, а в её душе и жизни творилось слишком много, чтобы нести бремя отношений.

Отем только и делала, что целыми днями рисовала волшебными красками, которые в итоге складывались то в портрет Кассандры, то в портрет Джейкоба, после чего пришлось их убрать, гуляла по больнице, читала книги и мало-помалу возвращалась к жизни, поддерживаемая лекарствами и близкими. Здесь было светло и спокойно, и единственное, что омрачало это спокойствие — одни и те же кошмары, которые девочка запивала зельями. Ей снились Кассандра и Мальсибер, ползущие к ней, тянущие к ней свои гнилые руки, а она кричала и увязала в чём-то липком и тёмном, как кровь. Зелья здорово помогали, но не могли избавить Отем от жуткого осадка в душе, остающегося после сна.Всё это произошло как в тумане, вместе с мучительными полутора месяцами школы, когда Отем слонялась одна по коридорам, следила за мадам Рейкпик (та ходила бледная, понурая и нервная) и сидела в своей комнате в обнимку с Найстпуром, а ночью спала как убитая, выпив дозу зелья — рецепт семейного целителя Хаута. Потом, сразу после школы, она собрала вещи и уехала в Италию, к бабушке и дедушке, в единственное место, где сейчас могла найти покой. Подальше от Англии. От Хогвартса. От Рейкпиков и Хранилищ. Поближе к отцу и своей второй родине. Поближе к жизни…Отем изменилась. Она чувствовала, что в ней будто бы что-то сломалось, и это отразилось на всём, что её окружало.

Отем углубилась в магловскую культуру, и теперь сливочно-голубые стены её комнаты в мэноре были увешаны плакатами Фредди Меркьюри, Элвиса Пресли и Стинга, а полки книг пестрили именами Стивена Кинга, Рэя Брэдбери и Дэниела Киза. Она перестала носить вычурные фамильные украшения в виде заколок в волосах, тяжёлых кулонов и браслетов, предпочитая теперь первому банданы или ободки, второму — плоский золотой медальон с изображением правителя-копьеносца, который ей отдала бабушка*, или комплект украшений с ягодами, который восполнился благодаря Хранилищу, а третьему — тонкие фенечки и обереги, которые они с мамой купили в Египте много лет назад. Она сменила элегантные кожаные полусапожки на грубоватые ботинки из драконьей кожи, стала одеваться в джинсы, брюки с подтяжками, рубашки и просторные свитера. Ей понравилось петь, и Отем часто подпевала We Will Rock You или Shape of My Heart в своей комнате, сидя на подоконнике и разгадывая древние руны или рисуя какие-нибудь неловкие эскизы.Но изменилась она не только в этом. Она повзрослела. Её фигура и лицо приобрели тонкие, красивые очертания. Глядя на себя, Отем не могла не отметить, что ей нравится то, что она видит, но и не могла не заметить, что на дне зелёно-голубых глаз лежит что-то тёмное и печальное. И она даже знала, что.Девочка понимала, что два месяца в Мунго вряд ли спасут её от ночных кошмаров и постоянного страха. Так и было — стоило ей вернуться домой, как каждая ночь прерывалась увязшим в подушке криком, а иногда всё заканчивалось приступом панической атаки, когда дыхание превращалось в сплошную муку, липкий холодный пот покрывал её, точно слизь, а разбухшее сердце в груди отчаянно стремилось вырваться, найти выход. Иногда просыпалась Мелисса, если Отем начинала кричать, и подолгу сидела у её кровати, успокаивающе поглаживая по спине и голове. Чаще всего Отем, чувствуя, как её тошнит, как сводит мышцы лица, во рту скапливается слюна, а тело плохо слушается, будучи ватным и мягким, доходила до стола и брала оттуда спасительные капсулы с зельем. Но бывали случаи, когда не успевала, и тогда она могла до утра пролежать на ковре, скорчившись в позе эмбриона и считая каждое тиканье часов, долгое и мучительное, пока её наконец не отпускало, и она не засыпала прямо на полу.

Когда Мелисса отвезла её к бабушке и дедушке, стало легче, Отем иногда начала спать без приступов и даже видела хорошие сны, но ощущение тяжести и горечи никуда не исчезло. Оно продолжало давить на грудную клетку, сверлить в солнечном сплетении и течь вместе с кровью по венам…Кассандра.Мерлин и Моргана, как же сильно Отем её ненавидела! Эту невозможно красивую, холодную, внутренне мёртвую женщину. Как-то девочка вспомнила фразу, которую сказал Джейкоб: ?То, что умерло, уже не возродишь. Можно слепить что-нибудь из пепла, но оно никогда не вернётся в первозданное состояние?. Что-то подобное, отметила Отем, могла бы сказать мадам Рейкпик. И Отем жалела её. Потому что наверняка жизнь с такой сестрой была для неё сплошным адом. Иногда девочка вспоминала, с какой яростью, с какой безумной кровожадностью мадам Рейкпик швыряла в Кассандру всевозможные заклинания, кричала на неё и пыталась убить, помнила, как она кричала, что не пожалеет её ради жизни своих сыновей. У мадам Рейкпик тоже были дети. Ещё маленькие дети. И они тоже в опасности. Отем могла себе представить, каково это — быть сестрой, боящейся за своего брата, и дочерью, беспокоящейся о своей матери. Но она не представляла, каково матери бояться за своих детей. Особенно маленьких и беззащитных, с которыми хочет разделаться родная тётка…— Нонна просто… Эй, Отем, ты слышишь?— М-м? — Отем оторвалась от созерцания красоты неапольского пляжа и поглядела на своего двоюродного брата Лестера Гринграсса. Он помахал ложкой от мороженого и спросил:— Что я сейчас сказал?— Э-э… — Отем виновато поджала губы. — Прости, я отвлеклась.Лестер фыркнул и улыбнулся. Малыш Джерри, весь вымазанный в мороженом, поднял на своего брата и кузину невозмутимый взгляд и облизнулся.Летом Неаполь был любимым местом Отем для отдыха: большой белый дом на берегу моря, в котором жили дедушка Джоэл и бабушка Оливия, а потом туда приезжал дядя Джаспер со своей женой и детьми и тётя Лия со своей семьёй. Среди белого песка, голубой воды, жаркого солнца, пальм, вкусной еды и семьи Отем чувствовала себя куда лучше, чем в Дорсетте, и все дни проводила, купаясь и поедая мороженое, играла с кузенами, писала Роуэн и Мелиссе — в общем, отдыхала. Сейчас они с Лестером и Джеральдом сидели на террасе дома, под раскрытым зонтиком, бросающим тень на всю террасу, ели мороженое и разговаривали. Точнее, Лестер разговаривал, Джерри лопал мороженое, а Отем смотрела на пляж и думала о том, как ей не хочется снова возвращаться в Англию. Под невероятно голубым небом раскинулось зелёное море и золотой пляж, слышалась резковатая итальянская речь и стоял запах соли и разносимой еды. Кипела жизнь и счастье. Отем зачерпнула ложкой лимонного мороженого и отправила Лестеру извиняющийся взгляд.— Так что ты там говорил?— Я говорил… — начал Лестер и оборвался: — Джерри! Весь вымазался! — он взял салфетку и начал по-отцовски вытирать пухлые смуглые щёки малыша; тот засмеялся и обнажил каждый имеющийся зуб в широкой улыбке. Забавно и мило было смотреть, как красивый и серьёзный на вид Лестер оттирает своего маленького брата от мороженого. Впрочем, он всегда заботился обо всех своих братьях и двоюродных сиблингах, даже об Орландо и Джейкобе, которые были старше него. — Так вот, я говорил: Нонна не говорила тебе, что в этом году, осенью, ученики из Хогвартса собираются ехать в Ильверморни?

От неожиданности Отем подавилась мороженым.

— Чего-о-о?

— Смотри, Джерри, она совсем нас не слушает, — проворчал Лестер и взъерошил выгоревшие волосы, которые за полтора месяца из каштановых стали светлыми. — Твоя мама прислала Нонно и Нонне письмо, в котором написала, что в октябре-ноябре нескольких учеников приглашают в Ильверморни. Леди Лестрейндж спрашивает, не хочешь ли ты поехать. — в семье Хиллов Мелиссу всегда называли ?леди Лестрейндж? или ?мадам Лестрейндж?. Дядя Джаспер и тётя Лия, хоть и не показывали этого, считали маму холодной гордячкой и редко с ней общались.Отем задумалась. С одной стороны, в этом году экзамены С.О.В., но, впрочем, проблем с умом у неё никогда не было, а оставаться всё время в Хогвартсе ей будет сложно. Отем понемногу отучала себя от зелий, ибо знала, что постоянно запивать ими кошмары не получится. А ещё она мечтала отметить День благодарения и Хэллоуин по американским традициям. Её предки со стороны отца были не только итальянцами, но и американцами, и она тоже была немного американкой. Красивое слово — американка, подумала Отем и улыбнулась.— Я бы хотела поехать! — лучезарно улыбнулась девочка. — Значит, я увижусь с тобой и Каем. — её гринграссовские кузены учились в Ильверморни. Отем потеребила ?ягодный? браслет на руке; после того как их с мадам Рейкпик вернули в Хогвартс, браслет отправили на экспертизу на наличие проклятий, а картинку дракона женщина забрала с собой. Признаться честно, Отем даже немного соскучилась по мадам Рейкпик. Разве что совсем чуть-чуть.

— Значит, увидишься, — кивнул Лестер и пересадил Джерри себе на колени. Малыш сразу залез в его вазочку с мороженым. — Будет интересно познакомиться с твоими друзьями.

— Нужно будет познакомить тебя с Пенни, — фыркнула Отем. — Вы обязательно друг другу понравитесь.Она надеялась, что Роуэн и Пенни смогут поехать, и надеялась, что Чарли не сможет. После расставания они по-прежнему оставались друзьями, но Отем всё равно мучилась чувством вины за то, что просто так взяла и бросила его. Ведь она же любила Чарли, раз встречалась с ним? Да. Пожалуй, любила. Просто всё изменилось. Она изменилась. Но всё-таки было неприятно понимать, что всё закончилось именно так…— Кодографию! — вдруг вмешался в разговор Джерри. ?Кодогафией? он называл колдографии, потому что очень любил фотографироваться, а Мелисса по окончанию четвёртого курса подарила дочери колдоаппарат, и Отем постоянно делала колдографии; этим летом она вообще начала увлекаться всем подряд — танцевала, делала колдографии, пела и готовила целительные отвары, рисовала и разгадывала руны. Хранилища отняли у неё большинство свободного времени, и теперь девочка отчаянно навёрстывала его, занимаясь совершенно разными вещами. Ей нравилось быть занятой чем-то приятным и полезным. Так что Отем послушно взяла лежащий на низком столике колдоаппарат — он был матовый, оливково-зелёный и очень красивый — включила его и поднесла к лицу:— Улыбочку!— А может, без меня? — пробурчал Лестер.

— Давай-давай, я отдам твои колдографии в ?Bello Italiano?!**— Ну, Отем!— Молчи и улыбайся. Я покажу тебя своим подругам, — пообещала Отем и быстро щёлкнула колдоаппаратом. Джерри заулыбался и снова сунул лицо в чужую вазочку, где таяло клубничное мороженое. Лестер изо всех сил делал вид, что ужасно недоволен тем, что сестра сфотографировала его, но волей-неволей улыбался: каким бы скромным её брат не пытался казаться, он был красивым и любил быть запечатлённым в каком-нибудь семейном альбоме. А семейных альбомов у Хиллов было полно хотя бы потому, что прадед Отем, Джаред Хилл, был известным квиддичным игроком, и тётя Лия в молодости собирала все его вырезки из газет и журналов; к тому же у них в целом была большая семья, так что альбомы занимали крупную часть стеллажа в гостиной. Так что в конце-концов Лестер перестал дуться и предложил:— Может, оставим мелкого Нонне и пойдём искупаемся?— Пошли! — радостно согласилась Отем. Ей нравилось купаться. После лета в Италии её кожа из белой стала оливковой, а волосы, наоборот, выгорели и приобрели кофейный оттенок.

В этот момент, точно почувствовав, что о ней идёт речь, на террасу вышла Оливия Хилл. Отем нередко сравнивала бабушку со своей бабушкой с материнской стороны, Астеропой Блэк-Лестрейндж. Оливия, разумеется, не могла сравниться с рыжеволосой красавицей Астеропой, но в ней была какая-то своя красота, в её тёмных кудрявых волосах, тёплых тёмных глазах и лице, очень похожем на лицо Джеральда. К тому же, глядя на колдографии Астеропы, Отем иногда казалось, что она видит не живую женщину, а идеальное изваяние (иногда она ощущала себя так даже с Мелиссой, которая была почти идентичной копией бабушки). А бабушка Лив была живой. Настоящей. И, как бы жестоко это не звучало, она была жива.

— Что тут у вас, miei cari bambini (мои дорогие детишки)? — улыбнулась бабушка.

— Мы собираемся купаться, — Лестер усадил Джерри в отдельное кресло. — Орландо и Джин всё равно ещё не приехали, а ждать до вечера неохота.— А, molto bene (очень хорошо)! — воскликнула Оливия. — Отем нужно как следует отдохнуть.

Отем улыбнулась бабушке, чувствуя, как на душе теплеет. Разве могут перечеркнуть её счастье кошмары, приступы и муки прошлого, когда рядом семья, любящая, заботливая и понимающая? Может, именно этого ей не хватало — немного понимания. Мама, при всём своём обожании своей единственной дочери, никогда не понимала её до конца, а Отем не понимала Мелиссу. И, быть может, с мадам Рейкпик они тоже так сблизились, потому что их не понимали родные матери: Отем — немного, мадам Рейкпик — полностью?— Спасибо, Нонна, — поблагодарила она и поглядела на сверкающее в лучах солнца море.— Ну так что, cara mia, ты решила, поедешь ли в Ильверморни?— А?.. А. Да, поеду.

— Отлично! Я напишу письмо леди Лестрейндж.

Позже, уже растянувшись в бледно-золотистом песке и потягивая холодный лимонад, Отем подумала, что будь оно всё так, как будет. Она носила в своём сердце убийство — но оно было случайным, и Мальсибер заслужил умереть. Её брат пропал — но он, судя по тому, что она услышала в последнем Хранилище, находится в следующем, а значит, очень скоро они могут встретиться. Осенью она поедет в Ильверморни. А значит, жизнь не так плоха, как кажется, и если Кассандра снова попытается на неё напасть…Что ж, мадам Рейкпик перед тем, как Отем отправили в Мунго, пообещала на пятом курсе обучить её заклинанию Заступника. И боевым заклинаниям. Может быть, даже Непростительным.Она победит.Любой ценой, как сказал однажды Джейкоб. А брату Отем доверяла.

*имя Джеральд в переводе означает ?копьеносец? или ?правитель-копьеносец?. раньше этот медальон принадлежал Джеральду Хиллу.

*Bello Italiano - выдуманный мной итальянский волшебный журнал.