Часть 12 (1/1)

*** Берег реки напоминал удивительно детальную иллюстрацию из книги, потрясающе воспроизведенную даже в малейших деталях. Такая тишина, такое неподвижное и нерушимое спокойствие царило в ней. Вся эта ситуация могла показаться милой, если бы не причина, по которой все здесь собрались. Фушигуро смотрел вперед, боясь отвести взгляд от прощальной церемонии. Его светлые глаза, казалось, отражали голубое, уже осеннее небо. Он не мог до конца поверить в то, что произошло более недели назад. Он потерял друга, подобно жалкому трусу, не помог Итадори, не уберег в нужный момент. Он не спас Годжо-сенсея. Сейчас к одной из урн было прикреплено его имя. Этот глиняный сосуд был почти в самом центре, прямо под фотографией с черной лентой, заметный на фоне десятков схожих. Он не знал, сколько часов спустя очнулся. Фушигуро открыл глаза, ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, где он находится. Брюнет в ужасе широко распахнул глаза, глядя на тело перед ним. Кугисаки лежала в нескольких метрах от него, подобно бабочке, нашпиленной на булавку. Окровавленный рог торчал из ее груди. Сердце отчаянно колотилось где-то за ребрами, а крик застрял в горле. Отчаянное ?Нет!? так и хотело сорваться, но он молчал. —?Кугисаки… —?его руки дрожали. Ему было страшно и больно, потому что на месте рыжеволосой должен был быть он. —?Тебя нужно вылечить… Нужно… Нобара! —?Мегу-уми… —?прохрипела девушка так тихо, что Фушигуро едва услышал ее голос. Из уголка ее рта потекла струйка крови. Видимо, рог повредил легкое. —?Это должен был быть я,?— прошептал брюнет. —?Ты не должна была… —?Должна,?— покачала головой Нобара. —?Итадори и мой друг тоже. —?Тихо,?— ответил Фушигуро, боясь даже коснуться девушки перед собой. Ее ранее обволакивающий аромат клевера и дуба был едва заметен на фоне удушающего запаха крови. —?Ты должна беречь силы. И только посмей со мной поспорить.

Он взял Кугисаки за руку и переплел пальцы между собой, а вторую руку положил ей под голову, не позволяя крови попадать в рот. Откуда-то сзади послышались торопливые шаги. Голубоглазый поднял голову, оглядываясь. К ним приближался Идзити: темные волосы были растрёпаны, а костюм перекошен. —?Она ранена,?— прохрипел подросток. Голос был слаб, потому что голова кружилась так, будто он был на бешеной карусели. Сукуна неплохо его приложил. —?О боже, Нобара! —?воскликнул старший, кидаясь к ним. Среди множества фотографий Мегуми мог узнать лишь несколько. Своего биологического отца, что бросил его с сестрой и матерью. Годжо Сатору, что заменил ему папу. И Инумаки. Брюнет бежал. Бежал, боясь не успеть. Но, видимо, зря. Все поле было выжжено дотла, Мегуми не сразу увидел второгодок. Они сидели рядом: Панда и Маки. Волосы Инумаки отливали красным, его голова лежала на коленях Зенин. Все тело напоминало ужасный ожог, одежда местами сгорела полностью или оплавилась, у него не было кожи на большинстве голых участков.

Фушигуро резко упал на колени рядом с пепельноволосым, стараясь найти способ помочь старшему. Он коснулся его окровавленных волос, а другую руку положил на грудь прямо над сердцем. Оно стучало медленно, но всё же стучало. Зенин что-то говорила, видимо, старалась успокоить одногруппника. Ее слова сливались в какофонию звуков, которые едва могли заглушить ее слезы. Они стекали ручьями по ее щекам. —?Лосось? —?голос Инумаки был едва различим из-за клокотания крови в его горле. —?Хочешь,?— предложила Маки,?— я спою тебе? Блондин едва смог кивнуть.Спи, спи, время почивать.Будь хорошим мальчиком, засыпай, не плачь. Тоге выдохнул, прижимаясь к зеленоволосой. Она пела негромко и медленно, а вскоре фиолетовые глаза полные боли закрылись, он начал дышать с ней в такт. Из груди Панды вырвался странный звук?— ни то стон, ни то вздох.Мальчик мой, куда б не шли, защищу тебя.Через горы перейдем и в деревне будем.Но закрыты уже двери, тишина в ночи.Бабка с дедкой местные, может, приютят… Его сердце замедлялось, удары, ощущаемые ладонью Фушигуро, становились всё тише. Дыхание замедлилось. Инумаки едва заметно приоткрывал губы, казалось, что он старался подпевать девушке.Спи, спи, время почивать.Будь хорошим мальчиком, засыпай, не плачь. Зенин замолчала, и наступила гробовая тишина. Дыхание Инумаки больше не щекотало ее кожу, а под ладонью Мегуми не ощущалось ударов. Где-то на периферии кричала Маки, а Фушигуро закрыл глаза, чувствуя, как по щекам его катятся слёзы. Сердце парня разрывалось от боли, выло и вопило, но слёз не было. Глаза были до ужаса сухими. Он выглядел настолько спокойным, что незнакомые люди смотрели на него со злобой. Наверное, думали, что он пришел просто посмотреть на их страдание. Или еще хуже: что ему все равно. Он стоял в отдалении от основной толпы под начинающими желтеть деревьями. И он чувствовал себя таким одиноким. Настолько он боялся, что и сам мертв, что он лишь призрак тень себя прошлого. В его душе была пустота. Мегуми буквально слышал, как свистит ветер в его грудной клетке, где ранее было его сердце. И это было далекой, но все же правдой. От таких тяжелых мыслей его отвлекли тихие шаги по траве. —?Он ведь был тебе, как отец,?— слабо улыбаясь, сказала Маки, и Фушигуро усмехнулся ей в ответ. —?В каком-то смысле да. —?Из него вышел отличный отец, немного ребенок, но все же,?— Мегуми хрипло рассмеялся, смаргивая пока не пролившиеся слёзы. Лицо Маки побледнело, а едва заметная улыбка исчезла с ее лица. —?Мегуми,?— вздохнула зеленоволосая,?— ненависть отнимает слишком много сил, иногда даже не представляешь насколько много. Она сжигает душу. Именно ненависть и боль превратили мою сестру в ужасную стерву, которой ее считают. Но это не так. Она сломлена и потеряна, и она нуждается в любви и заботе. Никто не смог ей помочь, лишь доломали. Она ненавидит себя, прикрываясь сарказмом. Ты тоже поглощен ненавистью. —?Я… —?прошептал подросток, его голос дрожал. —?Не могу простить их. Если бы не Тодзи, моя семья была бы полной и настоящей, может быть, даже мама была бы жива, но не встретил бы Сатору. Благодаря ему я обрел вторую семью, а Сукуна тот, кто уничтожил и ее. —?Сукуна причинил боль не только тебе,?— немного озлобленно ответила Зенин, по ее щекам медленно стекали слезы. —? Если бы он не появился в наших жизнях, Инумаки не пожертвовал бы собой в огне Дзего. Я любила Тоге. Он резко повернул голову, удивленно уставившись на альфу сбоку от него. Мегуми стало немного стыдно, когда услышал ее сломленный голос: —?Через несколько дней мы отметили бы четыре месяца вместе. Когда мы впервые встретились, он немного стеснялся своей техники, притворялся невидимкой и просто не хотел сближаться. Иногда мне казалось, что он словно находился под стеклянным куполом. Такой нелюдимый, но такой добрый и искренний, что аж сердце щемило. Этим он напоминал ребенка. И знаешь что, Мегуми? —?спросила Маки, она улыбалась через слезы. —?Я смогла пробиться сквозь это чертово стекло между нами. Он стал моим омегой, я помню тот день так, как будто это было вчера. Его легкий румянец, слегка дрожащие руки и молочно-кокосовый аромат. Такой нежный и родной. Она едва могла говорить, настолько ее душили слезы. —?А теперь я даже боюсь подойти к его фотографии. Да и вряд ли мне это позволят,?— она посмотрела вперед, в толпу людей, что прощались со своими близкими и друзьями. Находя глазами блондинистого мужчину, что обнимал плачущую женщину за плечи. —?Они доверили его жизнь мне, а я его не спасла. Боль, тягучая и вяжущая, словно дёготь, распространялась по телу, заполняя собой все доступное пространство, медленно пробиралось в голову. Девушка вспомнила улыбку Тоге, его глаза, что смотрели на нее с таким теплом и любовью. Это было последней каплей, и Маки, наконец, не выдержала. Больше она ничего не смогла сказать, разрыдавшись. Мегуми тут же притянул ее дрожащее тело к себе. От него пахло дождем, едва заметным запахом свежести, а грудь медленно вздымалась при каждом вздохе. Но зеленоволосая хотела лишь еще раз почувствовать запах кокоса и молока в пепельных волосах.*** Его разбудили резко. Брат старался что-то объяснить ещё не проснувшемуся темноволосому ребенку. Но единственное, что понял Кииоши, то, что произошло нечто ужасное. Старший брат вывел его в холл второго этажа, даже не давая переодеть ночную сорочку. Не до конца проснувшийся ребенок не мог понять причину такого странного пробуждения, пока не почувствовал запах гари. Потом он увидел, как спина его дяди скрылась за поворотом. Прошло не более минуты, как мальчик услышал крик?— такой крик, который он никогда ранее и представить не мог. Было очень трудно представить, что такой звук издал человек. Это был крик не человека, а бедного животного на скотобойне. Это было страдание в чистом виде. Кииоши рванул на звук, но был быстро пойман братом, что удержал его за плечи. Он тянул его в противоположную сторону, крепко держа крошечную руку в своей. Из-под их ног разбегались огненные змеи. Они лизали половицы, расползались по потолку, сжирали деревянные поверхности. Эти струи огня разукрашивали игрой света и тени стены. В языках пламени мальчишки в ночных сорочках казались сгустками света. Маленькие и яркие. Нереальные посреди пожарища. Дядя так и не вернулся. И их родители тоже. Хоть мальчик вырывался и кричал, отбиваясь руками от брата, старший все равно тащил его в сторону выхода, пока на них не обрушились местами обгоревшие потолочные перекрытия. От ударившего в нос запаха жареного мяса он закричал, распахнул отливающие бронзой глаза и уставился в темный потолок. Вздрогнул, увидев промелькнувшую на стенах полосу света. И вспомнил, что опять забыл задернуть шторы, что не пропускали огни проезжающих мимо здания автомобилей. Немного успокоившись, мужчина устало провел рукой по лицу до кромки блондинистых волос. Кииоши являлся представителем утонченной красоты: небольшой, но четко очерченный овал лица, аккуратный нос, глаза цвета топаза вперемешку с виски и бронзой. Светлые губы, что были почти постоянно изогнутые в ухмылке. А его лицо обрамляли светлые, почти белые волосы. А запах пригоревшего мяса обхватил его легкие фантомными пальцами. Но теперь этот аромат был уже не так ужасен. Он не боялся его так, как первые несколько лет после пожара. Потому что он помнил?— страх лишь в его голове. Любой страх берет начало именно там и там же заканчивается. Кииоши надеялся, что, если перестать кормить этот страх, перестать вспоминать, он просто исчезнет. Он будет погребен под грудой ненужных воспоминаний. Вот только он не мог похоронить в своей голове собственное отражение, что постоянно напоминало ему о потерях. Его двойник в зеркале был подобен цепному псу, что вгрызся в его сознание, не желая отпускать пока живой кусок мяса. Их единственным различием были шрамы, что испещрили все тело, мерзкие ожоги в отражении всегда казались свежими. Они напоминали незаживающую рану, что лопалась из-за натяжения, истекая сукровицей. На самом же Киио шрамы были едва заметны, со стороны это больше напоминало бледные пятна, как неравномерной загар, который можно замазать тональным кремом. Хотя это было и необязательно, он был достаточно самоуверен и красив, чтобы не стесняться небольших, почти незаметных пятен. Воспоминания набрасывались со всей силы, раздавив мощью, которой обладали. Просто банально выматывали. Из года в год. На повторе снились в кошмарах. Возникали в самый неподходящий момент в особо опасных случаях на работе. Постоянно мерещились в языках пламени. Его отражение ни на минуту не позволяло ему забыть. Эти сны были лишь одними из многих, но и вместе с тем единственные. Непохожие ни на что. Как бы Киио ни старался?— не мог избавиться от прошлого. Прочие страхи, не похожие на отпечатавшиеся на подкорке детского мозга воспоминания, ломались. Подчинялись. Медленно исчезали. Все, кроме главного. И сколько бы он ни прилагал усилий?— стереть страх не удавалось. Но он не оставлял попыток. Блондин был постоянно настороже, готовый с головой нырнуть в работу, чтобы наконец найти существо, что виновато в смерти его семьи. Жизнь, которую он уже не первый год вел, была не такой, какой ее представлял среднестатистический японец. Контракт, подписанный еще в двадцатилетнем возрасте, не предполагал стабильного расписания с нормированным графиком и кооперативов. Хоть денежные вознаграждения и были громадными, но на первом месте стояла месть. Из-за чего блондин не мог прижиться к какому-либо определенному месту. Квартиры менялись едва ли не каждые два месяца, если этого требовала работа, а то и чаще. Риелтор, казалось, терпел его игры лишь благодаря большому жалованию. Это касалось не только места жительства, но и личной жизни. Его можно было даже назвать ловеласом, в доказательство можно было посчитать, сколько пассий уже успели побывать в его постели. Различные альфы, омеги и беты?— Кииоши было все равно на гендер и пол. Лежащий на тумбе рядом с кроватью телефон внезапно завибрировал, обрывая ненужные мысли блондина. Он звонил, не переставая, показывая на экране зеленую трубку и уже знакомый номер. В тишине комнаты он услышал низкий хрипловатый голос: —?Прошу прощения за столь ранний звонок. Господин Сунеку, мы подобрали дело вам и господину Ширудо,?— блондин лениво повел плечами, стоило услышать знакомое имя. —?Директор сказал, что вы с господином Ширудо одни из наиболее востребованных агентов, а, увы, настолько громкое дело требует серьезного и скорого вмешательства,?— излишняя говорливость секретаря директора дико раздражала. Блондин даже не успевал что-либо ответить. —?Документы я уже отослал на вашу электронную почту, как и билеты на самолет. Вылет через четыре часа. Прошу, не опаздывайте. И спустя несколько секунд квартира погрязла в тишине.*** На следующий день Мегуми ходил словно в тумане, постоянно находясь у себя в размышлениях и пытаясь осмыслить тот факт, что буквально недавно он похоронил близких людей. На первый взгляд выглядело так, будто бы все нормально. Но вчера, когда брюнет держал в своих руках плачущую Маки, на него нахлынуло осознание. Осознание, что давило на его грудную клетку плитой. Весь вечер и всю ночь он провел в постели, проваливаясь в темноту и резко выныривая на поверхность. Он чувствовал себя так, словно не спал по меньшей мере неделю, что скорее всего было правдой. Фушигуро не мог назвать это сном, скорее вынужденной для организма дремой. Он проснулся поздно, по привычке не поставив будильник, ведь обычно его будил до невозможности довольный блондин, конечно, если Сатору был в городе. Или кто-нибудь из учеников, но в колледже сейчас было непривычно тихо. Мегуми обулся и выскочил из комнаты. Он, торопясь, шел вперёд, едва не поскользнувшись несколько раз и совершенно не заботясь о том, услышат ли его. Эти утренние прогулки превратились в привычку. Оказавшись в больничном крыле колледжа, он даже не задумывался о снижении скорости, пока не добрался до нужно палаты, если комнату в японском стиле с медицинским оборудованием можно было так назвать. В помещении были просто задернутые шторы и немного спертый воздух, он сам вчера закрывал окно. Здесь было прохладно, отчего по коже гуляли мурашки. Пространства было так же мало, как и мебели. Большую часть комнаты была пустующей, не считая функциональной кровати, кресла и аппаратов, что были подключены к пациенту. На белых простынях лежала молодая темноволосая девушка. Она выглядела так хрупко, что каждый раз, прикасаясь к ней, Мегуми боялся случайно прорвать бумажную кожу. Он двигался по комнате выверенными движениями. Мегуми был уверен, что, если бы его заставили ходить по той палате вслепую, он бы ни разу не запнулся, двигался бы, не сбавляя своей привычной скорости. Первое, что Фушигуро сделал, оказавшись в комнате, это раздвинул шторы, впуская солнечный свет: он играл бликами по полу, освещая пылинки в воздухе. Затем полил бегонии, что занимали почти весь подоконник. Они были любимыми цветами его сестры. —?Доброе утро, Цумики,?— тихо сказал парень скорее по привычке, нежели в ожидании ответа. Она не приходила в себя уже несколько лет, последнее пробуждение было так давно, что он уже успел забыть, какого цвета были ее глаза. Как она улыбалась. Все это осталось в прошлом, покрытым пылью времени. Мегуми сел в кресло, опираясь локтями об колени. Он сильнее наклонился, нежно взяв прохладную ладонь в свои. Чужая рука казалась невесомой, словно она практически ничего не весила. —?Прости меня,?— также тихо продолжал говорить брюнет. —?Я не смог вчера с тобой поговорить. Мы провели церемонию прощания. Это было так странно?— стоять около урн с прахом моего настоящего отца, которого ты, наверное, даже и не видела нормально, и Годжо, уж его бы ты не забыла. Он всегда тебе нравился, иногда казалось, что он был твоим опекуном, а не моим. На некоторые время в палате было тихо, не считая размеренного дыхания и звука кардиометра. Вдруг он поднял взгляд на лицо своей сестры, прижав ее руку к своей щеке, и накрыл своей. Любой бы, кто случайно оказался в этой комнате, увидел бы в серо-голубых глазах нежность, что была смешана с грустью. —?Мне страшно,?— несколько минут спустя пробормотал парень, хватая ртом воздух. —?Кроме тебя, у меня не осталось никого. И я боюсь потерять тебя. Во время нападения проклятий нам просто ужасно повезло, что Сукуна или Дзюго не нанесли сильного ущерба зданию. Хандра, словно тягучая жевательная резинка, осела в его мыслях. Каждый раз, оказываясь в этом кресле, он чувствовал себя странно. Он был рад тому, что его сестра жива, но ему было больно видеть ее такой, подобные прогулки напоминали наркотическую зависимость. А после принятия дозы ему становилось лишь только хуже на душе. —?Я скучаю,?— на прощание сказал он, сильнее сжав ладонь в своей, прежде чем отпустить ее. Он говорил легко и с неким утешением. —?Пожалуйста, просыпайся, я не хочу остаться один. Следующим его местом назначения была комната на противоположно стороне коридора. До нее он добирался уже спокойнее, весь запал он растерял еще несколько минут назад. Парень не успел даже постучать, как дверь отворилась, позволяя устремить взор на рыжую девушку. Она выглядела не очень: немного взволнованное выражение лица и заспанный взгляд, было понятно, что она только что проснулась, вся в бинтах и пластырях. Узнав его, Кугисаки немного нахмурилась, она осторожно коснулась брюнета, безмолвно спрашивая. —?Я жива,?— это было все, в чем нуждался на данный момент бета. Она повторяла эту фразу каждый раз, когда Мегуми подстегиваемый инстинктами, оказывался в ее комнате. Фушигуро ничего на эти слова не ответил, найдя в себе силы лишь кивнуть. Перед глазами всё ещё стоял образ умирающей девушки. Совсем недавно она лежала в крови, а сейчас уже вставала с кровати, хоть это было и нежелательно, но у него не было сейчас желания спорить с упертой подругой. Иери кое-как успела ее спасти, рог, проткнув орган, вызвал гемоторакс?— скопление крови в легких, что не позволяло дышать. Как объясняла брюнетка: гемоторакс заключается в нарастающей дыхательной недостаточности, обусловленной сдавлением легкого и зачастую развитием шока вследствие острого внутреннего кровотечения. А сейчас Нобара, пренебрегая своим здоровьем, стояла в центре комнаты. И, Господи, как же Мегуми был рад увидеть ее. Она вздохнула, по привычке закатив глаза, а затем притянула его к себе. Парень обнял ее за талию, стараясь не оказывать давления на ее покрытое бинтами туловище, и уткнулся лицом куда-то в плечо, с удовольствием вдыхая ставший родным аромат клевера. Если его походы к сестре напоминали очередную дозу, при которой можно забыться, то Кугисаки была обезболивающим, что помогало не загнуться после недавних потрясений. Они просто поддерживали друг друга, оказавшись в сложной ситуации. Здесь ему не надо было что-то говорить, Нобара и так его понимала. Спустя несколько минут в тишине Мегуми услышал громкое покашливание за своей спиной. В дверном проеме стоял парень из Киотского колледжа. После вчерашнего прощания коллеги по шаманской работе решили остаться в Токио, так как им было нецелесообразно уезжать позно ночью. —?Меня попросил позвать вас директор,?— голос Коичи неприятно резанул по перепонкам, слишком резкий, он напоминал звук удара металла о металл. —?Он сказал, что это касается недавнего происшествия. Приехали люди, что будут расследовать это дело. Они из избранной крови. Услышав название организации, брюнет очень удивился: обычно государство не лезет в дела школ и кланов. Между ними всегда были натянутые отношения. —?Кто это？?— раздраженно спросила Нобара, отступая от брюнета на несколько шагов. Она слегка поморщилась, видимо, обезболивающее уже перестало действовать. —?Те, с кем лучше не встречаться.