00:09 (1/1)

Ожидания не оправдались. Чанмина списали со счетов раньше времени. Как оказалось, клиентом Мина был сын полицейского, выехавшего на дело. И, наверное, Чанмину досталось бы меньше, если бы тот парень был сейчас жив. Он умер от отравления примесями, употребляя грязный наркотик ещё в те времена, когда Чанмин только начинал. Винтоваров никогда не любили в кругах обычных людей, потому что винтовары – распространители смерти, а в правоохранительных органах был негласный закон отстреливать таких. В документах всё сводили на сопротивление или несчастные случаи, поэтому административно проблем не было, а пострадавшие были удовлетворены справедливым наказанием, хотя, на самом деле, даже сам Чанмин считал, что его нужно убить столько раз, сколько человек из-за него погибло. Мин размышлял о том, куда именно его привезут, как поставят, сколько времени пройдёт между выстрелом и попаданием в цель, куда именно попадёт пуля, но больше всего его занимал вопрос, как он будет гореть в аду, если уже сгорел дотла. Чанмин ещё не знал, что ему не суждено слишком быстро расстаться с этим светом.При обыске у Шим Чанмина обнаруживают пакетик героина, в крови начальника операции тут же вскипает жажда мести. Преступника закрывают в подвале. Чанмин теряет счёт времени ровно с того момента, когда в его кровь попадает первый полноценный грамм. Он брыкался и сопротивлялся, когда увидел перед глазами шприц в чужих руках, точно зная, кому он предназначен. В первый раз целый грамм – смертельно. Чанмин не знал, как умирают от передозировки героином, поэтому просто молился, чтобы это случилось как можно быстрее. Было страшно. Непередаваемо страшно. Мин так долго искал способ сбежать от жизни, так долго искал смерть, но столкнувшись с ней лицом к лицу, у него перехватило дыхание от липкого страха, его рвало на куски от бесконечной паники. На секунду он задумался, что, быть может, он бы пожил ещё немного, но потом у него больше не осталось сил размышлять об этом, потому что под кожей медленно начало расходится сладкое тепло.Последние мысли стали роковой ошибкой. Говорят, нужно быть осторожнее со своими желаниями, ведь мысли материальны. И в этот раз фортуна предоставила Чанмину счастливый шанс – он выживает, его организм переносит такую высокую дозу с первого раза. Героиновый приход слишком короткий, ничтожный, ничего не значащий по сравнению с тем, каково было потом. Боль пронзала каждую клетку тела, казалось, болел каждый волос, судорогой сводило каждую мышцу. Чанмин загинался на грязном холодном полу, извиваясь, кусал губы до крови, зажмуривался так сильно, как мог, схватывая салюты из фосфенов на обратной стороне век. Он царапал ногтями бетонные плиты пола и сдавленно стонал, силой воли глушил крики, выл и кусал костяшки пальцев, всем своим видом прося, умоляя прекратить быстрее эти мучения.

Каждый день был кошмаром, потому что его ломало, скручивало без героина, спустя неделю. Он переживал ломку несколько дней, бушевал, бился в стены, дёргал себя за волосы, плакал навзрыд и кричал, прося ещё хоть чуть-чуть. За его мучениями и унижениями наблюдали почти постоянно, но Чанмину было всё равно. Адская боль, словно заживо раздавливают под прессом, словно расчленяют живьём, словно в каждое нервное сплетение метко всаживают ножи, резко и прямо в цель, ни на миллиметр не отходя от самых болезненных точек. Ему дают дозу тогда, когда им захочется, как будет настроение, и Мину приходилось переживать бешеное количество времени без порошка. После того, как он получал своё, и его отпускало, он часто задумывался, сколько граммов у него ещё осталось, сколько он сможет ещё протянуть. В мире разом всё стало неважным, всё забылось, затерялось в приступах ломки и редких героиновых приходов на пару часов. И однажды героин всё-таки кончается. Чанмина оставляют одного, больше никто не наблюдает за тем, как его медленно разъедает болью изнутри, но Мин знает, что это конец, правда, не представляет, каким он будет.Ему страшно об этом думать, потому что его оставили не умирать, а мучительно медленно разлагаться.Чанмин не знает, как долго пытался держаться, надеяться и верить, что всё ещё будет хоть немного лучше. Но наступает момент, когда его тело завязывается в узел от дикой боли, Чанмин позволяет себе кричать, срывая голос, царапая собственными звуками глотку, разрывая связки, просто потому что больше не может сдерживаться. Он теряет себя и рыдает. Захлёбываясь слезами, закашливается и выплёвывает лёгкие на пол. Его раздирает, рвёт, кромсает, размазывает по ледяному полу. Мин выгибается от боли, до предела сжимая зубы, снова кричит, жадно хватает ром воздух, а потом давится им же. Ему кажется, что у него распорот живот, и все внутренности медленно вылезают наружу. Чанмин катается по полу, бьёт в него кулаками, комкает собственную грязную и порванную рубашку в готовности отдать всё, что угодно, лишь бы только прекратить всё это. Мин утыкается лбом в пол и обхватывает голову обоими руками, тихо хнычет и мечтает о скорой смерти. У него больше ничего нет, из него больше нечего выжать, хриплым голосом он спрашивает стены, почему до сих пор жив, но в ответ слышит лишь собственное эхо с этим же надрывным вопросом. Чанмин поджимает под себя ноги, обхватывая колени руками, и пытается рассмотреть потолок, но здесь так темно, что вверху лишь чёрная дыра. Везде лишь чёрная дыра. Тело пронзает новый приступ боли, и Чанмин вновь изгибается дугой, неосознанно кусая запястье, зажмуривается до звёзд в глазах и чувствует во рту солоноватый металлический вкус крови, перемешанной с грязью. Он смотрит на руку и наблюдает, как маленькая капелька стремительно скатывается от запястья вниз. Чанмин прижимается губами к внутренней стороне запястья и чувствует под кожей рваный пульс. Изнутри поднимается дикая злость, и Мин неистово повторяет лишь одно слово: «Хватит». Чанмин отчаянно вгрызается в запястья, пытаясь прокусить кожу, добраться до вен, по которым бежит загрязнённая наркотиками кровь. И у него получается, он чувствует, как быстро выливается всё из его измученного тела. Он больше не плачет, лишь смотрит на тёмную лужицу собственной крови рядом, смиренно дожидаясь желанного конца.