14. с объятьями и котом (II) (1/1)
Волны тянулись к их ногам, как если бы чьи-то руки претендовали на израненные души в их порочных телах. Солнце светило ярко, паляще и Морти, влюбленному в холод и постоянные ветреные завывания, тут было не комфортно. Ему казалось, что жар проникал под кожу, что он оставлял там неприятные пятна, как человечество на океанской глади. Песок цеплялся к ногам, чайки громко пищали над головой. Жёлтая, уже ставшая привычной футболка липнет к коже и ту хочется содрать, бросить в костер и сжечь. Шорты на ногах ощущаются дико по-дурацки, но будь это привычные ему джинсы, при такой жаре он бы попросту подох. За темными стеклами очков, что спадали с носа, солнце казалось не таким уродливым и не настолько щемило глаза, но блин. Блин, блин, блин, блядь. Утром эта идея не казалась такой странной, как сейчас. Морти был не в своей тарелке. Раздраженный, недовольные и до одури ревнивый, всякий раз, когда на их парочку кто-то заглядывался. В конце концов, брюнет с фиолетовыми прядями (Рик подкрасив волосы перед походом) и мелкий пацан, идущие в обнимку, выглядели довольно комично. И, он даже не знает, ну… Моменты, когда Рик опускался коленями в мокрый песок, чтобы насобирать там очередного хлама, а потом поворачивается, тянет на себя и довольно-таки горячо целует, трогает где можно и не очень… Да, Морти думает, они вдвоем выглядят привлекательно. И это щемящее в груди чувство не дает покоя, Морти трет рукой ребра до покраснения. А сам робеет, как девчонка на выпускном. И это так пиздецки странно, что он злится на себя, такого чертовски очарованно-влюбленного, на мир вокруг, жаркого и невыносимого и на долбанного Рика, который посмел вытащить его из дома. Но Морти, как лучший мальчик на свете, старался делать вид, что не злобный. В конце концов, он пришёл сюда вместе с дорогим ему человеком, так почему быть скотиной важно? Рик, кстати, ровной походкой вышагивает рядом. Он задумчиво смотрит куда-то дальше горизонта, куда-то дальше неба и куда-то дальше опускающегося солнца. Его спина поразительно ровная, дышать от того труднее и не привычнее, но что поделаешь? Он иногда касается пальцами Морти, прижимает к себе, ластиться как кот. Целует нежно в лоб, что-то шепчет между поцелуями взрослее, чем смазанные в щечку. Рик в ветре чувствует волны наслаждения, умиротворения и спокойствия. Ему хорошо. Плесени рядом не виднеется, а ночь все ближе и ближе. У них ничего не запланировано на темное время суток, но ясно одно?— пляж на все время, от заката до рассвета. Они счастливы? Вместе? Рядом? Это завораживает до мурашек по коже. Именно с этими мыслями он вдруг словно срывается с поводка. Швыряет Морти в воду и скачет за ним, когда тот пытается удрать. Это смешно, странно, глупо, по-детски, но захватывающе. Разумеется, Рик поскальзывается на каком-то из камней, феерично летит мордой в воду. Но все это уловка, потому что смотреть в испуганные глаза Морти, когда тот обманчиво-спокойным шагом приближается, одно удовольствие. Рик переворачивается, не вставая, с бока на спину и звездой валяется в воде, понимая, что ткань за это спасибо не скажет. Морти подходит ближе, пинает в бок с силой, обреченно протягивает руку, а Рик лыбится. Смит знает: не к добру. И прав ведь, потому что чужие длинные конечности тянут его за щиколотку и Морти летит вниз, бросая только: —?Сука бы блядская, Рик. И тот отвечает: —?Зато какая,?— притягивает к себе, все ещё не вставая, запускает руки в волосы, тянет на себя. На них уже не смотрят?— пустынно. Редкие зеваки проходят мимо, потому что смотреть тут не на что: Рик затащил их обоих в небольшой уголок из скал, где жмет пацана к себе ближе обычного, где целует его грудь и бедра, где все происходит быстро и спонтанно, и от того страннее и возбуждённее. Он рвет его пресловутую футболку в трех местах, а молния на шортах делает порванную одежду ещё порванней: кончик ткани застревает между зубцами. Они гогочут как неугомонные, когда заваливаются домой часа под три ура. Падают в кровать, образуют какое-то странноватое гнездо. Почти не касаются друг друга, только стопами и ладонями. Кот устраивается между ними, вытянувшимися дугами на кровати в разные стороны. Так и заснули. Под громкую музыку, давящую на головы приятным сильным чувством свободы, под жаром лета и солнца, выглядывающего из-под не задернутых занавесок и с едва-едва различимым запахом вина, которое устроилось пузатыми бокалами на прикроватной тумбочке. Соседи бьют по стенам из-за не дающих спать басов, но это бесполезно и глупо; знают ведь, этих двоих и в гробу не заткнуть.