2. пустующая часть кровати (1/1)

Рик открывает глаза, подавляя в себе желание заорать. На кровати он свернулся в клубок, который сходу можно было бы принять скорее за кучку говна, чем человека. Его взгляд утыкается в противоположную стену и вид этот не сказать что приятный. Улица за окном невероятно шумная. Его голова болит, словно изнутри черепа непонятные существа внезапно решили пробиться наружу. Он зажмуривается, по-детски хныкая и накрывая голову второй подушкой. Той, что лежала на холодной стороне кровати. По его щекам катятся слёзы, но он не пытается сдерживать себя. Иначе было бы слишком больно, а от того он не видит в этом смысла. Причинение себе боли ещё более колющей что уже есть? Нет уж, спасибо.

Сегодня он предпочитал мучаться молча. Закрывая глаза, раздирая руки в кровь, внутри борясь со старым обещанием. Он пытается пробиться сквозь этот морок, сквозь стальные цепи пустующего уголка, где должно было бы быть нечто важное. Кулаком он ударяет себя об асфальт и обнимает дрожащего мальчика в руках, как в ту ночь.

Поджав ноги до подбородка, обняв себя руками и таким образом замкнувшись в кольце, он сомкнул глаза и выдохнул горячий воздух. Пах он превратно, учитывая с какой периодичностью мылся. Седые волосы прилипли ко лбу от пота и блестели от отсутствия в их существовании шампуня дня уже… больше недели. Боль в спине промышляла сильными пульсирующими ударами по скелету в том районе о котором стоило бы начать беспокоиться, но распрямляться он не собирался.

За спиной с громким стуком захлопывается окно. Прозрачные занавески взлетают вверх, сильный поток холодного воздуха врывается в комнату. Рик аккуратно возвращает подушку на прежнее место, разглаживая холодными пальцами едва-едва заметные складки на правой стороне простыни. Его ладони дрожат. И пусть заметил он это уже давно, всё равно глядя как несколько пальцев живут своей жизнью, ему становиться жутко.

Сторона кровати Санчеза помята и перепачкана, под ним лежит несколько салфеток и ему непонятно откуда они там взялись, ведь вчера он их вроде как убрал. Кровавые их участки он предпочел игнорировать и вовсе, сбросив всё это безобразие одним уверенным движением на пол. Хмыкая под нос, таким же рывком он отправил салфетки к сестрам под кровать. Там их накрывает удобным одеялом пыль и можно просто прекратить делать вид, будто данный мусор когда-либо существовал.

Занавески медленно оседают на прежнее место, а мужчина смотрит на это обреченно, чувствуя, как медленно угасает. Прежде чем полностью опуститься вниз, они легонько задевают его по голове, осторожно поглаживая. Будто сопереживая его горю. В спальне невероятно холодно. На мир опускается осень, подхватывая листья с пола и бросая прозрачные пакеты в воздухе, от чего местные детишки в восторге. За толстыми стёклами тихо скулит ветер, а солнечные лучи скрылись за серостью неба. Сырость. Именно это сейчас приходит в голову Рику, когда он оглядывает комнату в поисках хоть чего-то, что могло бы его приободрить.

Он не хочет быть веселым, нет. Ни в коем случае, только не сейчас. Не хочет смеяться, плескаясь внутри души в собственных слезах. Он хочет сейчас только покоя. Тишины. И чтобы серость и сырость ушла. Выскочила в окно. Разбилась об асфальт. И прекратила петь в голове болью. Но об стекло ударяется капля. Затем ещё. И ещё-ещё-ещё. И небо начинает рыдать, а Рик… Кто он, собственно, такой, чтобы не повиноваться и не зарыдать вместе с ним? В комнате пахнет плесенью и грязью. Возможно, именно это побуждает Рика бежать на ослабевших ногах прочь в гостиную, где пахнет точно так же?— холодом, смертью, кислотой и одиночеством. Его тошнит. Еда вырывается прочь из желудка, прямо здесь, на пушистые ворсинки ковра, где стоять намного теплее. Ему не стыдно, но больно. В уголках глаз скапливаются слёзы, а в желудке?— пустота. На кончике языка сохраняется желчь, запах усиливается и усиливается, словно навязчивый звон колоколов. Напротив с высокой полки любимые шоколадные глаза смотрят с нежностью. На него, но другого?— искрящегося чем-то похожим на счастье и любимого кем-то кроме плесени. Ещё пока не сломанного. Уверенно прямостоящего. Хах, почти излеченного от плесени. Но точно не как на того, кто на один шаг в могиле. Рика тошнит. И он кричит, уже без слов и звуков. Он сидит в гостиной ровно пять минут, медленно приходя в себя и аккуратно вставая, готовясь убирать собственную рвоту. Пятно уродует гостиную, портя её многочисленные детали и убогий интерьер. Просторное окно во весь рост приветствует его холодным взглядом солнца из-под подола туч. Затем яркий круг скрывается от смертных глаз, а Рик, шлепая босыми ступнями по полу, направляется в сторону ванны.

Он абсолютно голый, так что заботиться о одежде смысла просто нет. Он намыливает тело гелем для душа, которым пах Морти. А пахнет он сильно и свободно, скованно и окрылёно. Для себя, Рику кажется, что он сейчас в его объятьях. И Морти бы рассмеялся, прижал бы к себе, смывал бы с него остатки плесенных рук; каждый шрам на коже он считал произведением искусства.

На миг ему даже показалось, что всё так и есть. Что мелкий ураган сейчас выскочит из соседней комнаты и скажет ему, что его брат прекрасен. Но Рик сейчас один. И ему кажется, что всю квартиру разом заморозили, что настала неприятная зима. Холодная и голодная. Рваная, как раны на детских коленках, когда он пытался спрятаться от наказаний на дереве. Мужчина насильно заставляет себя выпить кофе и съесть хоть что-то кроме желания выскочить под машину. Яблоко во рту горчит, а пятно в гостиной благополучно исчезает. Рик некоторое время зависает, словно компьютерная программа, глядя в одну точку и видя перед собой только черные круги и бирюзовые ворсинки ковра. Он одевается нехотя, лениво и не спеша. Перед выходом он смотрит на дорогу через окно, будто ожидая, что сейчас Морти выбежит на перекресток из дома и сделает что-то по-детски глупое, а затем посмотрит вверх, на него?— и ослепительно улыбнется. Естественно, этого не происходит. Захлопывая дверь, Рик убирает ключи в карман и фальшиво улыбается, как бы примеряя на себя новую маску. С пола из-под пыльного коврика он поднимает своё сердце, отряхивает его и засовывает под рёбра. Закрывает на замок всю свою бесполезную и никому не нужную безысходность и выходит из дома. В баре на него смотрят с сочувствием. Ещё бы. Со времени похорон прошло всего ничего?— неделя. Он ещё не оправился. Он ещё не в порядке. Слава богу, хоть не трогают. Он горько хмыкает сам себе под нос, чуть ли не падая за стойку, где напротив него очаровательный бармен подливает виски, стоит только поднять палец. Он возвращается домой опустошенным. Ему кажется, что он бессилен. Абсолютно перед всем и ничем одновременно. Прежде чем провалиться в спасительный сон, он смотрит в зеркало. И Рику не нравится, как сухо выглядит его лицо в отражении. Он опять заставляет себя поесть, на этот раз макароны, и уходит в кровать. Остаток дня проходит так же, как и каждый день с момента смерти Морти — пусто. И сыро. С запахом плесени. На следующее утро он не просыпается с ощущением чужой холодной ладони в волосах, но остывшая правая часть кровати по прежнему пустует.