1. не уходи (1/1)

Когда он встал посмотреть на себя в зеркало, перед ним в отражении была плесень. Она растерянно хлопала глазами, она выпускала из клетки рёбер что-то похожее на писк новорожденного и она зубасто оскалилась, рыча. А когда она поняла, где находится, она взглядом уцепилась за лицо в мире за пределами зеркала.Возможно, плесень уставилась на него этими своими пустыми глазами, потому что была загнана в откровенный угол между закрытой дверью, пустынной душевой кабинкой и запотевшим от смены температуры зеркалом. Возможно, плесень смотрела и смотрела не отрываясь, даже не моргая и не шевеля зрачком, что был навечно огромен и утопал в белках её глаз, на него безжизненно, потому что не видела смысла в собственном существовании. В уродстве его души не было никакого смысла и они?— он и плесень?— понимали это оба. Ну, или же у неё была ещё одна из сотни причин быть такой мерзкой и отвратительной.Его тощая фигура дрожала пуще прежнего и он кусал себя за сухой палец. Кровь скатывалась по его коже, он откашливал из легких залежавшиеся там надежды и тщетные планы по спасению самого себя. Ему было душно. Он бросался наутек от плесени, которая смотрела на него и без каких-либо слов открывала рот, шевеля губами и скрипя звуки. Вернее, она хохотала ему вслед, бежала вдогонку, чуть не подпрыгивая. Её рога вцепились в его кожу и он повис на них, сгораемый от стыда за собственное уродство. А она прожигала дыры в его оболочке наивного напоминания себе, что он может быть лучше.Он пытался?— не вышло. Время прятаться в углу собственного отвращения и отрицания. И она, ох, его любимая, дражайшая плесень будет рядом. Притянет склизкие руки, обнимет его изогнутый сколиозом позвоночник, сожмет выступающие от уродства рёбра и поцелует отвратительного вида рот.Он вязок. Словно древесная смола, тянущаяся по стволу. И он не мог шевельнуть головой, даже оторваться от своего места было для него роскошью. Он закостенел. Застыл, будучи внутри вязким и отвратительным. Точно заплесневевшей гнилью.В зеркале он усмехнулся себе, приходя в состояние отвращения и разбивая его на тысячи осколков. Каждый из них, каждый из этих мерзких людей смотрел на него из кусков зеркала и он чувствовал себя униженным. Абсолютно голым перед ними ним самим и было это ужасно. Это не было чем-то новым. Он видел себя таким каждое утро и неважно было где/в ком/под кем (что случалось довольно редко) он просыпался.Плесень всегда была с ним, а он всегда был при ней. Даже как сейчас, после липкого кошмара из которого он убежал в другую комнату и заперся там с ножом в руках. Другого ведь просто быть не могло.Но сейчас плесень смотрела на него с печалью. Скорбью даже. Его верный соратник, его любовница, его спутница в путанице лабиринтов собственного пьянства, его мгла в окружении света?— плесень смотрела за его спину. И Рик посмотрел тоже, обнаружив себя в ванне.Холодные струи мелко стекали по его подбородку, смешиваясь со слезами и топя в сливе тихие всхлипы. Острые ссутуленные плечи отклонялись вправо, а где-то на уровне рёбер он чувствовал пугающую пустоту. В горле было тепло и он не мог сделать ни единого вздоха. Он лежал на дне ванны, пряча своё уродливое тело от семьи, которая ждала его с этими своими взглядами. Тысячи глаз вонзались в его уродливое тело, отторгавшее его и разумом.—?Р-рик?О, его голос дрожал. Мальчик выглядящий совершенно не по годам, предпочитающий парней и сводящий его с ума вот уже который год. Рик готов был поклясться, его младший братишка был именно там, за дверью. На нем наверняка были узкие джинсы, четко вычерчивающие его стройные ноги, плавно скользящие босыми ступнями по паркету. Он стоял в этом своём отвратительно пахнущем и таком нежном свитере с изображением оленей, занимающимися непристойностями в кустах, потому что сам того захотел. А возможно, потому что пошёл наперекор его, ?их? матери.Они вдвоем всё ещё боялись эту женщину, пусть они и проживали у неё по ?принуждению?. Когда родители бросают своих детей,?— как это сделала Бет Смит, оставив своего сына завернутого в одну пеленку последи улицы,?— они ведь не дают выбора младенцу самому выбирать свой дальнейший путь. Такие родители обрекают на два принудительных выбора карапуза, которого нужно целовать в щечки и вытирать слюну с погремушки: либо умри и не беспокой меня, либо выживай. И если малыш выберет последнее, его дополнительным принуждением так же станет жизнь либо в семье с адекватными новыми (настоящими) родителями, либо выживание совсем не в семье, а среди сумасшедших, что заполоняют этот мир гораздо быстрее чем можно себе представить.Им с Морти повезло?— или нет? —?выбрать второе в обоих категориях. У Морти было гораздо больше возможностей вырваться из дома, выпорхнув из религиозной пропаганды и прочего дерьма обычной семьи, которая предпочитала называть его ?Ричард?, а его ?Мортимер?. На себе самом он поставил крест лет эдак в четырнадцать и учитывая с каким пугающим постоянством разрастались габариты этого самого креста, ему становилось все более и более наплевать.К моменту, когда Морти исполнилось восемнадцать, его брат эгоистично полагал, что уже вполне способен покинуть этот мир и удалиться куда душе его будет угодно. Но вот он здесь, а вот его брат за дверью и вот уродливый шрам от того раза. Ничего не вышло. Он опять всё испортил.—?Рик, я беспокоюсь.Его голос дрожал и с той стороны двери послышался глухой звук. Очевидно, из-за того что Морти ударил головой гладкую поверхность. Мальчик приземлился около двери, сжавшись в комок неуверенности и лёгкой непостоянности. Его плечи поникли, а взгляд устремился на одну из икон, что он прожирал всеми ненавистными ему словами. Колени он прижал к груди, обхватывая себя руками.Пальцы плесени вновь сомкнулись на горле Рика и он не смог издать ни звука, а ручка двери подозрительно задёргалась. Ему было так страшно показаться перед этим светлым мальчиком таким обнажённо-пристыженным. Ему нужно было чуточку времени чтобы собрать осколки фальшивого я-в-порядке лица с пола и присобачить их обратно.Лезвие в руке блестело подозрительно ярко, маняще и соблазнительно. Плесень лизнула его шею, где-то на уровне шрама от веревки и уткнулась лицом в шрамы на бедрах, что он оставлял как пометки в те близкие времена, когда мать считала, что ограничивание его от социума ?неправильных? детей ему будет лучше.Лучше не стало.—?Я н-… не хочу б-быть здесь, Рик.?Я тоже?,?— должно было сорваться с губ Рика, но осталось только между ним и плесенью, которая запустила ладонь в его волосы, поседевшие ещё даже не к тридцати.Их цвет бледнел, и он бледнел вместе с каждым новым локоном.—??Мне холодно?,?— предательски шептал его голос, но услышан не был.—?Я думаю сбежать. У… Уже знаю к-куда буду поступать и где работ-тать,?— Морти выдохнул, выталкивая из легких воздух с незавидной силой и упрямством.?Но не бросай меня?,?— должно было щелкнуть на языке Рика легко, но плесень ухватилась за его горло и сжала, заставляя кожу краснеть, а лицо приобретать синий цвет.Его глаза расслабленно закрывались и становилось невероятно легко.—??Я чувствую себя рассыпающимся, Морти?,?— его голос звучал сухо, точно он читал стихотворение перед учителем поэзии на уроке, где все смотрели на него и ненавидели факт его существования.—?Этой ночью. Ч-через окно,?— он был твёрд как никогда и Рику так не хотелось ломать его планы, мешаясь под ногами.?Я хочу уйти?,?— должно было родиться в горле Рика, но там застрял заплесневевший крик от ужаса так и не заданных вопросов, так и не полученных ответов.Просьбы о помощи утекали из его глаз, ровно как и светло-красные струйки по бортику ванной.—?В-возможно это наш п-последний разговор, Р-рик,?— рука парня ударилась о дверь с тихим стуком, который заставил его самого вздрогнуть,?— м-может выйдешь и поговорим? Я н-… не хочу ух-ходить вот так. —??Ты важен мне и я не хочу мешаться. Брось меня. Я лишний. Опять сломаю пазл. Опять влипну в неприятности. Бесполезный. спозныНежный?.Плесень усмехнулась, просачиваясь в его тело. И он отвернулся, вновь сжимаясь в комок на самом дне беспокойной воды. От сильного напряжения мышц, из его рук вверх тянулись ленты кровавых нитей и он заворожённо следил за ними, выпуская за раз по шару воздуха, открывая рот, точно рыба. В какой-то момент он потянулся вслед за нитями и его рука скользнула по холодной плитке, цепляясь на крючке для полотенца. Мужчина мог бы ухватиться и вылезти, но ладонь просто стекла обратно, упав в воду обреченно и с брызгами. Бледно-алые бисеринки его смерти распространились по полу и Санчез усмехнулся, видя как мир перед ним чернеет. Покрывается спорами плесени, очевидно ведь.Ему было двадцать пять и уходил он, как ему тогда казалось, достаточно спокойно.Но стук в дверь продолжался. Настойчиво. Без возможности уклониться и сделать вид, будто он не спит. Его глаза отказывались открываться, а отчаянный крик в горле вдруг рядом потух.И Морти, его мальчик, вдруг оказался рядом с ним. Его солнце во мгле объятий плесени, что сдавливала его грудь до боли и ужаса. Хрипа и кашля. Тонкие, аккуратные руки обняли его некрасивое тело, изогнутое, словно следы проползающей в спешке змеи на песке. Чужие, нет, роднейшие слёзы скатились по мягким щекам и ударили по его уродливым впалым.Он моргнул, себе не веря ни капли.Морти разогнал воду и ленты не тянулись вверх, а возвращались обратно, наполняя его тело вернувшейся жизнью. Плесень всматривалась в Рика глазами полными преданности и ревности.Она закусила нижнюю его губу до крови, которую Морти пришлось вытереть жёлтым рукавом свитера, который теперь был испорчен.Её липкие руки скользнули по острию ножа, который Морти аккуратно забрал из дрожащих рук мужчины.Парень осторожно обнял Рика и тот стоял, не двигаясь. Позволяя обнимать себя он понял, что совершил самоубийство без его совершения. Что задыхался в ванной, будучи при этом окруженным воздухом. Что истекал кровью, которая бурлила в нём всё это время.Он истерично расхохотался, обнимая брата в ответ и роняя всё искореженное тело на колени, потому что стоять было больше для него невозможным. Он трясся, точно под ледяными струями воды. Комкал чужой свитер, пачкая его в крови из запястий, которой там так и не было.Ему было плохо. И он был отвратителен себе, окружающим и, он был уверен, Морти тоже. Но так хотелось… Ему так ужасно хотелось казаться лучше. Быть тем кто защитил бы, а не тем кто млеет от чужих рук в волосах, нежно поглаживающих его седые пряди. Он хотел бы быть тем кто заботится, а не жалкой пародией на себя самого, которого вот-вот стошнит от переизбытка таких красочных эмоций.—?Я… —?слова застревали в его горле, утопающие в волнах страха и отчаяния,?— не уходи.