Далекие и чужие (1/2)

Просыпаться, сидя на больничном стуле - сомнительное удовольствие, но выбора у Дилан нет. Неприязнь к обители Гиппократа все еще прочно сидит на подкорке, и разбитое когда-то давно правое колено фантомно ноет.

Чарминг ворвался в ее жизнь спустя долгие десять лет, устав маячить тенью в толпе за спиной. Пятичасовой перелет из Атланты в Лос-Анджелес, несколько часов за рулем арендованной машины выжали последние силы, но цель была достигнута - больничная палата городской больницы и неудобный жесткий стул.

О’Брайан разлепляет тяжелые веки и трет красные от недосыпа глаза. Усмехается, представляя, каким именно образом она сейчас выглядит. Переводит взгляд на больничную койку, где в проводах лежит самый близкий к сердцу человек, не считая несносного голубоглазого бунтаря, оставшегося где-то за поворотом ее прежней жизни.

Грудь Грейс мерно поднимается во сне, а аппараты тихо пищат, отслеживая пульс. Кофе, Дилан однозначно нужно кофе.

Она выбирается из палаты и бредет по коридору в поисках автомата. По пути улыбается медперсоналу, медсестрам и врачу, с которым уже успела поговорить и обсудить все этапы лечения вплоть до периода реабилитации.

Мимоходом успокаивает чудесного светленького малыша в руках молоденькой нянечки, которую попросили приглядеть за малышом. Поет ему одну из многочисленных песенок, что напевала пару лет назад малютке Мие.

Ее Мия когда-то тоже была такой малышкой, только теперь любимой племяннице пять лет, она одевается во все розовое, танцует под Нирвану и часами готова говорить о рыжем полуслепом коте, подобранном года два назад на помойке.

Улыбается своим мыслям и наконец доходит до пункта назначения. Кофейный аппарат жужжит, отсчитывая сдачу. Горячий напиток льется в картонный стакан, и Дилан уже предвкушает его отвратительный вкус.

Больничный кофе, что с него взять.

-Тяжелый день? - раздается смутно знакомый голос откуда-то сбоку, и О’Брайан вздрагивает.

-Тяжелая жизнь, - хмыкает, не глядя на собеседника. Чарминг, что с него взять. Своих знают в лицо, чужих отслеживают чуть ли не с радаром. - Последний месяц живу исключительно на кофе и энергетиках. Мне кажется, по моим венам уже не кровь течет, а капучино.

Забирает стакан, вдыхает запах и разворачивается. Безвольно замирает, сталкиваясь глазами с Джемой Теллер-Морроу.

-Дилан? Малышка Дилан? - удивление, узнавание и шок смешиваются в коктейле из эмоций. - Ты так выросла, и так выглядишь.

-Ужасно, да? - Дилан улыбается усталой улыбкой. Кривить душой совсем не хочется, хочется спать. - Мне бы поспать, если честно.

-Не мешало бы, - Джемма делает шаг и протягивает руки в теплом объятии. - Пару часов.

-Пару недель, хочешь сказать? - выдает смешок, ощущая почти забытое чувство объятий, когда встречают старого друга.

-С приездом, катастрофа ты наша, - Джемма улыбается одной из своих многочисленных улыбок для своих. Тех, кого она считала близкими, если не членами семьи. - Как Грейс?-Хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем я ожидала. Меня она пока не видела, если ты хочешь спросить об этом. Спала, когда я приехала.

-Ты надолго к нам?-Пару недель максимум. Больше, к сожалению, не получается. Работа не отпускает.

-Что же там за работа такая, что не дает побыть с семьей.

-Контракты, обязательства. Много всего, что я не могу игнорировать.

-Расскажешь, как живется там, на большой земле? - и улыбается, а Дилан чувствует себя шестнадцатилетней девчонкой, у которой вся жизнь впереди.

Они идут по больничному коридору до двери заветной палаты. Шутят, острят, переговариваются. Дилан допивает отвратительный на вкус больничный кофе. Бодрости отвратный напиток придает на минимум и чудовищно горчит на языке.

Грейс О’Брайан уже не спит, лежа на больничной койке. Она держит за руку Пайни и что-то ему говорит. Не обращает внимания на Рыжего, развалившегося на стуле, который еще четверть часа назад служил Дилан весьма неудобной постелью.

Грустная улыбка скользит по губам пожилой женщины, на людей в палате и на ее пороге она не смотрит. Сердце Дилан топит грусть.В руках Пайни оказывается старенький допотопный плеер. Тот самый, что несколько лет назад Дилан отправила Грейс в подарок на Рождество. На нем - записи ее первых неуклюжих песен.

Старенький аппарат воспроизводит ее голос, палату заполняет мелодия, а потом прерывается. Сбой устройства вызывает дрожь и первые слезы тоски по родному человеку, что далеко.

Сердце Дилан режется об эту боль и крошится на куски. Не успевая толком подумать, уже делает первый необдуманный шаг. Слишком эмоциональный, слишком знакомый, просто слишком.

-Если в огромной луже найдешь мои крылья, верни их, ну же. Хоть я не просила, мне это нужно, мне так это нужно, - раздается в крохотной палате, продолжая куплет оборвавшейся песни. Концертный зал не представить, если даже закрыть глаза. Но все это не важно. Эти слова единственно важному человеку сейчас.

Шаг. Минута безмолвия и большой взрыв маленькой вселенной - от неожиданности Рыжий подрывается в кресле, Пайни вздрагивает, а Грейс О’Брайан в удивлении и шоке распахивает глаза, смотря на любимую внучку.

Дилан улыбается своей самой солнечной улыбкой. Проходит мимо Уинстонов, наклоняется к кровати и касается рукой щеки, стирая слезы.

-Эй, Ба, у меня столько новых песен красивых, а ты все еще старые записи слушаешь, - целует в щеку и вдыхает до боли родной запах лимонного пирога. - Давай только без диверсии, женщина, хорошо? На том свете не так интересно.

-Дилан О’Брайан, я тебя выпорю когда-нибудь за такие фокусы, - звучит в ответ. Ее милая, прекрасная бабушка улыбается и старается не плакать. Смотрит и не может насмотреться, застигнутая врасплох встречей с тем, кого не ждал и кто вроде как находился на другом конце страны. - Я думала, ты в Нью-Йорке.

-Не совсем. Была в Атланте. Вчера. Сейчас вот здесь.

-Вижу. Совсем не спала, девочка моя.

-У меня под глазами мешки. Я кладу в них бездомных котят, - Дилан позвоночником чувствует чужие взгляды, но не спешит оборачиваться.-Дорога вымотала, да?-Последний месяц скорее. Ну и твой инфаркт слегка, самую малость.

Дилан хочет продолжить фразу и говорить-говорить-говорить. Обо всем и ни о чем сразу -о песнях, концертах, контрактах, больших городах и больших залах, о запахе кофе и желании съесть половину лимонного пирога за раз, как забыла новенький плеер в машине и разрядился рабочий ноутбук.

Она никогда не выбирает, что рассказать любимой бабушке. Ей всегда есть что рассказать. Чтобы потом Грейс О’Брайан ей не ответила, как ни бранилась, как ни отмалчивалась.

Грейс говорить совсем не хочется. Просто слушать и наблюдать. Видеть любимое чадо, что последнее десятилетие была так рядом и так далеко одновременно. Письма, звонки, посылки, старенький плеер - крохи ее жизни, что по воле других людей ее девочка проживала вдали.

Но их прерывают - молоденькая медсестра приходит на утренний обход и настоятельно просит всех покинуть палату, дабы не мешались.

-Я буду за дверью. И буду следить за тобой в оба глаза, - Дилан бросает напоследоки выходит вслед за Рыжим, который, ну честное слово, уже дырку ей в затылке просверлил своим взглядом.

Она ожидает допроса с пристрастием и кучу упреков, но оказывается стиснутой в суровых медвежьих объятиях Пайни.

-Приехала все-таки, маленькая вредина. Я уж думал, послала нас тут всех, - его голос по-отечески излучает тепло и легкую насмешку.-Эй, я, конечно, та еще стерва, но не до такой же степени. Спасибо, что позвонил, - Дилан неловко отстраняется и переводит взгляд на Уинстона младшего. - Давай, говори уже, что хотел.

Рыжий хитро прищуривается, замирает в ложном злобном притворстве, а потом кладет одну руку ей на плечи, а второй пятерней зарывается в волосы, теребя итак растрепавшийся пучок на голове.

-Смотрите, как подросла. А, Дилан, волосы отрастила, одежду сменила. Где твои вечные шорты и белые конвера, а, метр с кепкой в прыжке с табуретки? - Рыжий светится, как начищенный цент, и радость его видна чуть ли не за километр. - С приездом, мелочь. Давно не виделись, заноза.

-Десять лет как. Ну, это если совсем уточнять, - О’Брайан передергивает плечами и не пытается выбраться. Все равно бесполезно, когда объятия больше напоминают тиски. Хоть и дружеские, родом из далёкого, почти забытого сейчас детства. - А ты я смотрю подкачался, раздался в ширь. Между лопаток уже не вмажешь, как раньше.-Есть немного, - руки младшего Уинстона совсем не торопятся покидать ее плечи. - Как ты сама то? Чем живешь? Грейс, конечно, рассказывала, но мельком. Да и я, если честно, так особо и не понял.-Да так, ничем особенным. Музыку пишу, продюсирую, мотаюсь по стране, - врать, хоть и отчасти, Дилан О’Брайан, ой, как не хорошо, но молчать о собственной популярности намного приятнее.

Приехать в маленький калифорнийский городок и обнаружить, что его жители узнают в ней дочку одного из членов SOA или внучку учителя и завуча начальных классов местной школы оказывается удивительным.

Катастрофа Дилан, малышка Дилан, мелочь, заноза. Не певица Дилан О’Брайан, не музыкант Дилан О’Брайан, исполняющая серьезные венорезательные песни с огромной армией фанатов за спиной и кучей рекламных контрактов.

Просто Дилан.

Это удивительно. Вот бы подольше так. По крайней мере до тех пор, пока неуемное шило в пятой точке не напомнит о себе, и тоска по сцене не позовет за собой вновь.

Дилан излучает искренне тепло на всех вокруг себя, краем глаза следя за происходящим в палате. Обещала же, ну. И натыкается на по-матерински теплый взгляд Джемы.

Сердце пропускает удар.

Осколки ее прошлой жизни складываются в единый пазл, и страх будущей встречи мурашками кружится по коже.

Ее несносный голубоглазый мальчишка-бунтарь. Где ты? Как ты? Выпрыгнешь, как черт из табакерки или пройдешь мимо, не узнав?

Чей-то ехидный смех, прибаутки, шум в коридоре и звонкий отклик. Дилан оборачивается, переводит взгляд и фокусируется, рука Рыжего на плече огнем жжет кожу.

Разбитое когда-то правое колено ноет фантомной болью.

В другом конце коридора у стойки младшего медперсонала с выпавшей из рук сигаретой стоит и смотрит на нее в упор Джекс Теллер.

Дилан готова руку дать на отсечение - в его голове крутиться сто и одна идея, как расчленить чей-то труп. Кого именно, ее или стоящего в дружеском объятии Рыжего, пока неизвестно.

Сердце Дилан пропускает удар. Снова. Нутро топит липкий страх. И Дилан пасует. Перед кем - непонятно ей самой.

***Как это с ним произошло Джекс не знает сам. Просто случилось и все.

Всю его жизнь, не считая родителей, брата и после отчима, рядом с ним были двое - Рыжий и Дилан. Двое лучших друзей, между которыми не было тайн.

Неразлучная троица, которую страшился чуть ли не весь Чарминг. Они были маленькой грозой вечно жаркого города, знакомые друг с другом чуть ли не с пеленок.

Нет, Джекс никогда не был дураком и с возрастом догадывался - ничто не длиться вечно. И им троим вряд ли удастся прожить в крепкой дружбе всю жизнь. Что-то произойдет, измениться и ничего не будет, как раньше.

Просто они вырастут, выпорхнут из гнезда и в какой-то момент каждый пойдет своей дорогой.

Но то, что это произойдет именно так, вызывало искреннее возмущение и легкую ярость. О ревности Джекс Теллер узнает позже, много позже. А пока…Пока он понял лишь то, что Дилан вернулась из летнего лагеря спустя месяц и как-то чудовищно быстро изменилась. Подросла, стала мягче изгибами и перестала напоминать угловатого нескладного пацаненка.