Глава VII: "Ревность" (1/2)
Среди всех известных и пока неизученных чувств людской плоти самое скверное – ревность. Грубая – когда не доверяешь тому, кого любишь; есть ревность утонченная, подобная фарфоровой вазе, когда не веришь самому себе и от того трещишь по частям изнутри, убивая самое светлое, что получаешь с молоком матери – любовь. Вряд ли я ощущала себя когда-нибудь столь же счастливой, напитанной живительной силой молодого тела, стремящегося вобрать в себя всю прелесть распускающейся природы, чем теперь. Утро было чистое, ясное, с ветки на ветку порхали птицы, оглашая воздух торжественным пением. Всюду из корявой плоти деревьев выползали первые нежные почки. Старые дремучие дубы опушались нежно-зелеными мятыми листочками, парящими на коричневатых створках. Джорджи по-детски задиристо расхохотался и побежал вверх по пригорку, впереди него бежал пес Джека Росса, водителя в Солсбери. Полы синего детского пальто развалилась на ветру, светлая кепи, точно лесной жаворонок мелькала среди ветвей, и мы беспрекословно следовали за ней. — Не убегай далеко, - прокричал Рэймонд, улыбнувшись. Джорджи помахал рукой, продолжая беготню. — Ему значительно лучше. Поездка в Шотландию была отличным решением. — Вам понравилось наше путешествие? — Вы были там и знаете, что я осталась в полном восторге. Маркиз довольно просиял и плотнее прижал меня к себе. Пока Рэймонд оставался дома по причине болезни сына, мы вернули нашу привычку гулять после завтрака. Вот и сегодня вышли на прогулку, когда за нами внезапно увязался мохнатый шнауцер Банни по кличке Чеддер. Джорджи посвятил все свое внимание четвероногому другу, оставив нас.
Гулять под руку тоже стало нашей привычкой и хотя я не считала это вольностью, теплые объятия Рэя приносили особый, ни с чем несравнимый покой. Мы шли нога в ногу, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на распустившиеся почки на многолетних деревьях, что росли на этой земле ещё во времена Стюартов. Рэймонд делился со мной мыслями о том, что хорошо бы уберечь лес и присоединенный к нему парк от вырубки, чтобы будущие поколения наслаждались красотой этих краёв. Мне нравилось слушать его, наблюдать как меняется отчуждённый облик, делаясь страстным. Он забыл перчатки, но это не мешало его рукам оставаться теплыми. Я взглянула на его узкую, подвижную, загорелую руку, которой он накрыл мою ладонь. Эта рука ласкала меня. Я никогда раньше не приглядывалась к его рукам. В них был тот же странный внутренний покой, который исходил от всего его существа. И мне так захотелось взять сейчас его руку и крепко сжать. Длинные, изящные пальцы аккуратно касались запястья, ласково гладили даже сквозь плотную ткань перчатки. И точно огненный язык лизнул меня сверху вниз вдоль спины. Я быстро нагнулась и поцеловала его руку. — Я очень счастлива теперь, - ответила я на недоумевающий взгляд и улыбнулась, пожав плечами. – Мне так захотелось.
Ощущая неловкость вперемешку с смущением, недолго думая о том, как это будет выглядеть со стороны, я высвободила руку и побежала вперёд. Быстро нагнав Джорджи на холмике, я обернулась. Рэймонд стоял на том самом месте, голубые глаза следили за мной. От пристального взгляда у меня перехватило дыхание и закружилась голова; румянец украсил щеки, хотя я уверяла себя, что все дело в свежем, утреннем воздухе и пробежке.
— Папа, догоняй! — Вы уверены, Мастер Джордж? – спросил маркиз, начиная медленное наступление. Лисья ухмылка добавила красивому лицу юношеской задиристости. – А что насчёт вас, леди Солсбери? Желаете посоревноваться со мной?
Я ничего не успела ответить. Громко вскрикнув мы с Джорджем устремились бежать, подгоняемые лаем старого пса. Рэймонд в два счета нагнал нас, закинув сына на плечо.
Округу оглушил хохочущий хоровод голосов, когда мы наконец выбрались из парка.
Это было утро воскресенья и почта в этот день не работала. Мы провели день втроем, играя в шахматы, читая, а после чая прогулялись на ферму Мертонов, взглянуть на поросят, родившихся во время нашего путешествия в Шотландию. Джорджи остался доволен таким знакомством, внезапно загоревшись идеей фермерства. Он напросился приходить к Мертонам, чтобы помогать, и маркиз не стал возражать, хотя особого энтузиазма не проявил.
В понедельник после утренней прогулки в парке мне передали запоздавшее письмо из Донкастера. Писала моя подруга, с которой мы познакомились в пансионе, где проходили курсы сестёр милосердия. Этель была на год старше и отличалась особым шармом. В то время, когда девушка только осознает всю тайную прелесть собственных чар, Этель уже имела власть над мужчинами.
— Она пишет, что будет проездом в Лондоне и хочет встретиться, - сообщила я мужу, после того, как вскрыла письмо. – Мы не виделись больше пяти лет. Вы не станете возражать, если Этель останется у нас на одну ночь? — Я не возражаю, - ответил Рэй, отложив газету, он смотрел на меня снизу-вверх, загадочно улыбаясь. – Я буду только рад познакомиться с вашими друзьями.
Мы с Джорджем были в библиотеке, подыскивая книги о фермерстве и скотоводстве, когда раздался шум клаксона подъезжающего автомобиля. На ходу завязав ленточки на шёлковом жилете небесно-голубого цвета, я торопливо выбежала на улицу. У подъездной дорожки остановился новенький роллс-ройс. Дверца со стороны водителя открылась и миру явилась элегантная ножка в дорогих туфельках. Этель поправила шляпку и направилась ко мне, раскрыв объятия.
— Ну, здравствуй, мышонок, - шепнула она на ушко. От неё пахло дорогими французскими духами, волосы уложены по последнему слову моды, костюм из твида сшит на манер мужского, юбка слегка приталена, но не настолько, чтобы сковывать движения. Ярко-зеленые глаза аккуратно подведены, губы накрашены алой помадой. Ни дать ни взять настоящая светская львица,обожающая водить машину, распоряжаться и вообще ?править бал?. — Рада, что ты решила заехать. — А вот я в абсолютном возмущении, что ты ничего не сообщила о своей помолвке. Я узнала о свадьбе из газет и была страшно обижена, что ты скрыла от меня эту новость. — Так получилось, - только и смогла сказать я. Мы вошли в дом. В гостиной уже подготовили чай. Рэймонд появился почти сразу. У него был обеспокоенный вид, но на мой немой вопрос, он качнул головой, подарив мерцающую, тихую улыбку. — Леди Этель Браун, - представила я подругу. – А это мой супруг, маркиз Солсбери. Рэймонд со всей своей английской галантностью и учтивостью поцеловал протянутую ручку с ярко-красным маникюром. Он был чем-то озабочен, но согласился остаться и выпить с нами чаю. Этель ворковали, как юная голубка, сверкая изумрудными серьгами под цвет глаз. Она рассказала о своих успехах в модной индустрии и о том, что её пригласили работать помощником редактора в модном журнале. — Я привезла несколько последних выпусков, - улыбнулась она, похлопав меня по колену. – Тебе непременно нужно начать читать его. Наши авторы дают самые смелые советы, но, как известно, перемены всегда к лучшему. — Ты считаешь мне нужно что-то изменить в себе? — Не хочу тебя обидеть, дорогая, но в Париже так уже никто не одевается, - Этель скептически оглядела мое платье и покачала головой. – Вот скажите, Рэймонд, разве ваша супруга не должна блистать в обществе? Я покраснела и поторопилась опустить взгляд, разглядывая свои руки. Рэймонд почувствовал мою неловкость, и, конечно, весь этот разговор о модных веяниях мало его интересовал.