Часть 5 (1/1)

На следующее утро Дженсен просыпается лежа щекой на чем-то мягком и теплом, а на бедре и сзади на шее ощущается жаркая тяжесть. К тому же его рука и нога прижимаются к чему-то твердому. Он медленно открывает глаза и спросонья умудряется все же понять четыре вещи.Первое: он лежит со своей стороны кровати, а мягкое и теплое под его щекой — это голый живот Джареда. У него просто майка во сне задралась.Второе: его рука обнимает Джареда за пояс, ровнехонько над тазовыми косточками, а нога лежит сверху Джаредовых бедер.Третье: тяжелое нечто, прижимающее ему шею и бедра, это не что иное, как большие руки Джареда, обнимающие его.И четвертое, оно же самое сложное: вероятность незаметного освобождения из столь неловкого положения — а для Джареда это, без сомнения, станет удачным подтверждением его идиотского желания заняться сексом — ничтожно мала.На мгновение Дженсен задумывается: они так же сплетались, когда спали в автобусе? Вообще, в дороге Джаред всегда вставал первым, и когда Дженсен просыпался, того уже рядом не было. Дженсену кажется, что случись такое тогда, Джаред обязательно прикололся бы, пошутил на тему ?подавляемого желания?, ну или что-то в таком духе. Однако Дженсен уже начинает понимать, что на самом деле Джаред личность гораздо сложнее, чем показывает. Хотя это знание, как и мысленное напоминание себе не попадаться на Джаредовы уловки, в целом полезное дело, но насущную проблему никак не помогает решить. Как, черт подери, ему выбраться из-под Джареда, не разбудив его при этом?После минутного размышления Дженсен приходит к выводу, что продолжать лежать — это не выход. Поэтому он как можно тише сначала убирает свои конечности с Джареда, а затем и сам, по сантиметру, выворачивается из его объятий. Когда рука Джареда падает на пустое место, Дженсен замечает, что его лоб слегка хмурится, руки двигаются, словно в поисках чего-то. Вскоре Джаред успокаивается.И вот, находясь наедине с собой на своей холодной половине кровати, Дженсен снова сталкивается с дилеммой: остаться в спальне или нет? До этого он не так уж часто бывал один, да и Джаред все-таки разрешил гулять по дому. Только вряд ли в то время, пока все спят. Хотя, вполне возможно, кто-нибудь уже проснулся. Но, судя по утреннему туману за окном да по росе, покрывающей стекла, рань стоит несусветная, и едва ли кто-то из его похитителей столь ранняя пташка, как он сам.Дав себе какое-то время на окончательное принятие решения, Дженсен как можно тише выскальзывает из постели и, взяв одежду в гардеробе, запирается в ванной. Двадцать минут спустя он, с начищенными зубами, разгоряченный после душа, в новых джинсах и футболке с длинным рукавом, сидит на крышке унитаза. Решение так и не найдено. Дженсену вообще почти хочется, чтобы сейчас Джаред проснулся и сказал ему, что дальше делать! Вместо того, чтобы самому ломать голову, как же поступить. Он встает, на цыпочках подходит к двери и тихонько заглядывает в спальню. Там Джаред по-прежнему безмятежно дрыхнет, ни сном ни духом не ведая о проблемах, мучающих Дженсена.Что в какой-то степени даже безответственно. Дженсен, может, и безобидный чудик, но какой же нормальный похититель поверит своей жертве на слово, будто та не сбежит при первой же возможности? Вообще, такое безрассудство только на руку Дженсену, и он все же спустится вниз. Не удрать, конечно нет, а чтобы проучить Джареда. Вот он проснется, а Дженсена рядом нет! Хотя, как-то все-таки это немного безумно дуться на своего похитителя за то, что тот не следит за своей жертвой как положено.Сообразив, что, сидя на унитазе, до чего-то более разумного он все равно не додумается, Дженсен выскальзывает из ванной и спускается вниз. Не забыв при этом прихватить свою письменную дощечку. На случай если на кого-то все же наткнется. На первом этаже, как и ожидалось, тихо и никого нет. Часы на кухонной стене показывают начало шестого. Можно надеяться, что его ждет еще парочка спокойных часов в тишине.Спокойных от других — да, только не от себя самого. Ведь перед ним встает еще одно препятствие — в желудке пусто, а во рту от одной мысли о кофе собирается слюна. А ему не говорили, что он может сам брать себе еду и напитки. Хотя никто и не запрещал.Вот и очередная проблема, над которой многие даже не заморачивались бы, но для Дженсена она просто грандиозных размеров. Он не любит делать выбор. И даже больше — он ненавидит делать выбор, когда не может просчитать последствия. Вот совершенно же непонятно, какое действие верное, а какое приведет к еще большим неприятностям. Если он сделает себе завтрак и кофе, это может спровоцировать миллион разных последствий! Например: они на него рассердятся, что он пришел тут и рыскал по шкафчикам. Или что взял продукты, не предназначавшиеся для него. Или даже что он припрятывал всякой еды для дальнейшего побега. А с другой стороны, если он не станет завтракать, их может заинтересовать — что же он тут делал столько часов в одиночестве и ничего не поел и не попил? Они могут решить, что он высматривал тут все и готовил план побега.Однако, как бы они ни подумали — планирует ли он сбежать или просто разозлились бы на его самовольные хождения — поесть и выпить кофе он все равно может прежде, чем все эти беды не начались. Так что следующие десять минут Дженсен изучает кухню и готовит себе кое-что на завтрак. Включить кофеварку он все же не осмеливается: неизвестно, насколько крепкий сон у его похитителей. Но на одной из полок находится растворимый кофе, и Дженсен заваривает себе огромную кружку.Среди шкафчиков один, оказывается, скрывает за дверцами телевизор, который можно выдвинуть наружу и повернуть к стойке экраном. Что Дженсен и делает. Найдя пульт, он быстро листает кабельные каналы и останавливается на Animal Planet.Он устраивается за стойкой с кофе и фруктами, найденными в холодильнике, и, поедая свой нехитрый завтрак, увлекается передачей об африканском сервалеТихий голос за кадром описывает невероятную способность сервала прыгать в высоту на десять футов, чтобы поймать птичку, как дверь наверху резко распахивается, и вниз с шумом несется Джаред, на ходу выкрикивая:— Дженсен!Через долю секунды он уже стоит внизу и диким взором осматривает гостиную. Дженсен, только собравшийся сделать очередной глоток кофе, так и замирает, не донеся кружки до рта, со страхом наблюдая за взволнованным Джаредом.Стоит тому только увидеть Дженсена, как наполнявшее его напряжение заметно исчезает, буквально растворяется, и вместо него на лице расцветает стоваттная улыбка. Дженсен же не умеет вот так сходу переключаться с одной эмоции на другую, поэтому он по-прежнему сидит на стуле не шелохнувшись, сжимая до боли в пальцах кружку, и с застывшим на лице испуганным выражением.— Прости, чувак, — Джаред, видимо, замечает волны страха, исходящие от Дженсена. Он подходит к нему и садится рядом. — Я не хотел тебя напугать. Просто я сам испугался, когда проснулся, а тебя рядом нет. Ты чего встал так рано? Еще даже нет шести.Дженсен лихорадочно подбирает слова, чтобы ответить и вдруг вспоминает — ах да, он же не разговаривает! Он тянется за дощечкой и честно пытается трясущейся рукой вывести хоть какое-то подобие объяснения, но у него ничего, кроме корявых нечитаемых строчек, не выходит. Глядя на все это дело, Джаред бурчит под нос ругательство, затем берет руку Дженсена в свои ладони, заставляет бросить ручку и успокаивающе поглаживает.— Давай, Джен, успокойся. Ничего страшного не случилось, все хорошо. Я просто немножко переволновался и все. Ты ничего плохого не сделал, понял?Дженсен едва кивает головой и старается сделать вдох поглубже, успокаиваясь.— Вот и хорошо, Джен, вот и отлично. Просто успокойся, расслабься, кушай свой завтрак, пока мы вместе будем смотреть на эту кошку с офигенно длинными лапами, которая к тому же так охуенно прыгает. Ну, все нормально?Дженсен наконец перестает трястись и пишет:?Нормально. И чтоб ты знал, это не кошка, это сервал?.— Хорошо, пусть будет сервал. Но нам надо серьезно обсудить твой режим сна. Полшестого, Дженсен? Мы же на отдыхе!Только сейчас Дженсен успокаивается, перестает думать о том, как его тело режут на куски, и замечает, в каком виде Джаред. Тот сидит в пижаме, волосы всклокочены и торчат в разные стороны, глаза все еще припухшие со сна. Он, видимо, сразу, как проснулся и понял, что Дженсена нет, понесся вниз его искать.?Это у тебя отдых! А меня похитили!?Джаред отмахивается.— Это все семантика. Лучше пей свой кофе и смотри вон на своего длинноногого кота.И он проходит на кухню, где принимается готовить себе завтрак.Вытаскивая все съедобное из шкафчиков, он вдруг интересуется:— Ты что, только фрукты ешь?Дженсен пожимает плечами, не отрываясь от экрана.Джаред же снова пытается спросить, но уже формулируя вопрос по-другому:— Ладно, спрошу иначе — ты ешь фрукты потому, что хочешь, или потому, что побоялся взять что-то другое?Дженсен по-прежнему молчит, но Джареду, судя по всему, ответ уже не нужен, это молчание как раз подтверждает его подозрения.— Тебе нечего бояться, и ты можешь брать все, что захочешь. Слушай, давай ты пойдешь на диван к большому телеку, а я нам туда все принесу, а? Сейчас слишком раннее утро, чтобы завтракать, сидя на табурете.Сказано это было как обычное предложение, однако для Дженсена все звучит как самый настоящий приказ к действию. Он сразу же выключает кухонный телевизор и переносит свои фрукты с кофе на столик в гостиной. Затем с пультом в руке включает здоровенную плазму, висящую над одним из каминов, и находит тот канал, что смотрел до этого. Передача про сервалов заканчивается как раз, когда Джаред приносит большой поднос с сумасшедшим количеством еды и полным кофейником свежесваренного кофе. Поставив поднос на столик, он зажигает камин и только после этого плюхается на диван, моментально занимая собой почти все пространство.Реклама заканчивается и начинается новая передача про европейскую рысь*. Джаред тем временем успевает не только набрать себе полную тарелку и начать жевать, но и умудряется всучить Дженсену большую порцию йогурта и яичницы с беконом. А еще по каким-то только ему ведомым причинам постоянно подливает Дженсену кофе, стоит тому даже едва пригубить из своей кружки.На самом деле Дженсен вообще-то совсем не едок по утрам. И хотя он сегодня встал ни свет ни заря, его организм все равно еще настроен на обычный режим, который он изо дня в день соблюдает вот уже десять лет — днем спать, ночью работать. Поэтому съесть что-то кроме фруктов или же простого рогалика в это время суток для него трудно, но он пересиливает себя и уплетает весь йогурт, а также кусочек яичницы.Джареда, судя по всему, совсем не смущает, что тарелка у Дженсена не опустошена до конца. Он, напротив даже, закончив со своей порцией, без зазрения совести доедает все у Дженсена. И когда на столе не остается ничего съедобного, издает громкую отрыжку, стягивает со спинки дивана толстый шерстяной плед, укладывается, прижимая к своей груди Дженсена, и накрывает их обоих.Дженсен пытается протестовать. Он правда очень пытается. Но писать гневные комментарии на доске, когда вас зажимает здоровенный криминальный гений с повадками подростка и с нездоровой страстью к сладкому, совершенно невозможно. Попытка избавиться от объятий Джареда приводит только к тому, что тот сжимает его талию еще крепче и шепчет в ухо:— Джен, ну еще даже нет семи! Мне надо еще поспать, и тебе бы не помешало. А если не хочешь спать, то смотреть свою передачу про кошек со снегоступами вместо лап можешь и лежа. Все, не вертись и расслабься.Дженсен, уже понимая, что эту битву ему в очередной раз не выиграть, все равно какое-то время еще пытается вырваться.— Джен, ну сколько можно! Успокойся, ты же не впервые в моих объятиях. И мы оба прекрасно знаем: если оказываемся в одной постели, то ты полностью в моих руках. Так что будь хорошим мальчиком и перестань воевать, смотри свою передачу, а мне дай доспать.Дженсен прекращает. У него все равно другого выхода нет. Однако прежде, чем совсем расслабиться в медвежьих объятиях Джареда, он все же громко и недовольно кряхтит и только после этого снова возвращается к просмотру фильма о рыси.Джаред на этот выпад тихонько смеется и шепчет ему в шею:— Ты восхитительный!Все дело в том, что Дженсен теперь точно знает: Джаред — это натуральное снотворное в человеческом обличье. Что для этого надо, так это принять горизонтальную позицию и утонуть в его объятиях, и все — Дженсен готов. Через пару минут он чувствует, как тяжелеют веки, как разум охватывает дрема от уютного тепла чужого тела. А еще через несколько минут Дженсен вообще выключается, словно лампочка.Когда Дженсен возвращается в реальность из мира снов, солнце уже высоко в небе, а в панорамные окна проникает его холодный свет. Несколько минут у него занимает, чтобы вспомнить, где он и что с ним. С закрытыми глазами он ощущает, как его тело просыпается. И сразу понимает, что теплое и приятное ощущение в районе живота исходит не изнутри, а от внешнего воздействия тяжелой ладони Джареда, который сейчас неспешно ласкает его голый живот под футболкой.О том, что Джаред не спит, Дженсен уверенно может сказать по его сбивчивому дыханию и неразборчивому шепоту ему в затылок. Каждое свое движение рукой Джаред сопровождает едва слышным поцелуем.Дженсен должен прекратить это. Остановить сейчас же, пока Джаред не раскусил, что он проснулся и все эти сонные нежности в порядке вещей. Но как же давно, чертовски давно к нему никто не прикасался так! Он, наверное, на пальцах одной руки смог бы посчитать, сколько раз такое с ним случалось. Чтобы его касались вот так, без злости, без желания научить дисциплине или преподать урок.В колледже Дженсен все время пытался найти кого-то, кто хотел бы его трогать. И несколько раз даже находил. Но длилось это всегда недолго: парни были слишком молоды, им не хватало терпения и ума возиться со столь неопытным и ущербным Дженсеном. Он все равно пробовал еще и еще… пока окончательно не понял, насколько он дефективный; пока не потерял веру в себя и в окружающий мир; пока этот мир не стал для него настолько невыносимым, что он перестал с ним разговаривать. Задолго до того, как он стал никчемным неудачником, коим является сегодня, он умел заставить людей трогать его. Но с тех пор прошло очень много времени.Вот почему он не может собраться с силами и остановить Джареда, убрать его руку и отодвинуть голову, чтобы не чувствовать этих едва ощутимых поцелуев в шею. Так приятно это все чувствовать и так давно этого не было! Он попросту не может просить Джареда остановиться. Поэтому держит глаза закрытыми, прикидываясь спящим.— Дженсен! Дженсен, пора вставать, — Джаред нежно шепчет ему в ухо.На мгновение он малодушно желает продолжать симулировать сон, но тут становятся слышны другие голоса. Значит, они больше не одни. Одно дело — наедине прикидываться спящим и тайно наслаждаться объятиями Джареда, другое — когда знаешь, что на тебя смотрят чужие люди.Поэтому Дженсен открывает глаза и выпутывается из рук Джареда. Он медленно садится на самом краю, давая место подняться и Джареду. Обернувшись в сторону кухни, он натыкается взглядом на улыбающихся Стива и Криса. Как вскоре выясняется: проспали они гораздо дольше, чем он сам ожидал. А судя по тому, что Крис со Стивом заняты готовкой, то сейчас как раз время обеда.За обедом все поглощены едой и страстным спором: кто же круче — Джон Макклейн или Джейсон Борн? Дженсен узнает знакомые имена киноперсонажей, но его это совсем не интересует. Его взгляд прикован к пейзажу за окном, где великолепные, покрытые снегом горы отражаются в зеркальной глади озера. У него просто руки чешутся, так хочется схватить камеру и бежать на улицу. За всю свою жизнь Дженсен не был настолько близок к естественной природе. Учитывая, что детство его прошло в подвале, а взрослая жизнь — в мегаполисе. Он жаждет выйти наружу и исследовать этот незнакомый мир: зачерпнуть ладонью воду в озере и узнать, какова она на ощупь; вдохнуть запах маленьких сосновых иголок; сесть на землю и спиной упереться в ствол дерева.Наверное, Джаред замечает этот страстный взгляд и, когда Стив начинает собирать посуду со стола, говорит:— Дженсен, давай-ка ты оденешься, возьмешь свой фотоаппарат, и мы пойдем прогуляемся по округе.От такого предложения совершенно нет возможности отказаться. Дженсен кивком головы благодарит Стива за обед и поднимается наверх. Через пять минут он спускается вниз одетый и с камерой. Его уже ждет Джаред с рюкзаком на плече. Он передает Дженсену письменную дощечку, затем открывает раздвигающиеся стеклянные двери на задний двор. Выйдя на улицу, он оборачивается, приглашая Дженсена с собой.Они проходят по дорожке к озеру. Воздух прохладен и свеж, но этот холод совсем не беспокоит, как бывало в Нью-Йорке. Здесь эта свежесть словно дополняет общую картину. И поэтому Дженсен буквально не может надышаться этим чистейшим воздухом. Джаред, непривычно тихий, только посматривает на него и улыбается.Вскоре они добираются до каменистого берега. Джаред присаживается на камень побольше и наблюдает за Дженсеном. Тот подходит почти к самой кромке спокойной воды, садится на корточки и рассматривает дно. Вода настолько прозрачна, что видны самые мелкие камушки. Осторожно он вытягивает ладонь и касается поверхности, потом погружает пальцы в воду и… она ощущается точно так, как он и думал, — чистой и холодной. Дженсен медленно поводит рукой в ледяной воде, позволяя ей течь сквозь растопыренные пальцы. У него вдруг возникает неимоверное желание окунуться в эту воду полностью.Конечно же он знает, что она холодная — еще пару градусов и все покроется льдом — но, господи боже, как было бы здорово, если бы его похитили летом! Наконец, ледяной холод сковывает руку, и с сожалением Дженсен вытаскивает ее. Он слышит, как за спиной шуршит гравий под ногами Джареда, пока он встает с камня и идет к нему. Открыв рюкзак, он достает оттуда толстое одеяло, раскладывает рядом с Дженсеном и, присев, зовет его присоединиться. Затем берет мокрую, вмиг покрасневшую ладонь Дженсена в свои руки и, нежно потирая ее, принимается согревать.Только сейчас, в этот момент, когда они сидят вот так на берегу дикого озера, окруженного величественными горами и непроходимой стеной соснового леса, до Дженсена со всей ясностью доходит, насколько они изолированы от остального мира. Вокруг нет ничего, кроме дикой природы и их дома. Нет людей, нет других звуков… ничего, кроме плеска воды, крика диких животных и их. Они совершенно одни, и теперь понятно, что имел в виду Джаред в их первый день здесь: до цивилизации дорога очень долгая, и сбежать не получится. Но ведь он ничего подобного и не планировал. Это было бы совсем уж глупо. А Дженсен, несмотря на все его недостатки и заскоки, глупцом никогда не был.Джаред вновь ныряет в рюкзак и в этот раз достает термос и два бумажных стаканчика. Он открывает крышку, чудесный запах свежего кофе ударяет в нос. Дженсен довольно улыбается. Джаред наливает кофе и передает один стаканчик Дженсену. Так они и сидят долгое время, наслаждаясь тишиной, видом и кофе.В конце концов такое умиротворенное молчание Джареда начинает нервировать. Поэтому Дженсен, после нескольких минут колебаний, все-таки берет свою дощечку и пишет:?Скажи что-нибудь!?— Зачем? — улыбается Джаред.?Ты никогда не молчишь. Это меня нервирует!?— Не обязательно все время быть развеселым, Джен. В противовес широко распространенному мнению, я действительно знаю, когда надо ценить тишину. А это, как по мне, похоже, отличное место, чтобы помолчать, разве нет?Дженсен кивает. Вот каждый раз, как только он считает, что раскусил Джареда, тот выдает нечто такое, отчего ломается весь тщательно выстроенный портрет этого человека. Ясно же, что у Джареда слоев гораздо больше, нежели Дженсен думал поначалу. Он приходит к выводу, что ни о каком раздвоении личности тут и речи быть не может.Джаред снова замолкает и, повернувшись лицом к воде, бездумно рассматривает озеро. Дженсен достает из своего рюкзака фотоаппарат и подносит окуляр к глазу… все, он пропал.Через линзы мир перед ним становится управляемым. Он может подняться на гору на самый высокий пик. Он может, стоя на коленях у кромки воды, почувствовать, как она, холодная, обволакивает все его тело, пока он выхватывает моменты из жизни на дне озера. Он может видеть, как снег блестит, отражаясь от водного зеркала, словно дробя картину мира на две части. Он также может залезть на самую верхушку изумрудно-зеленого дерева и ощутить под своими пальцами грубую кору, увеличивая масштаб.Но в итоге как-то незаметно для самого себя он обращает внимание на неизвестную пока ему сторону Джареда. Который так увлечен созерцанием пейзажа, что не замечает, как его натура практически обнажается под прицелом линз фотокамеры.