Часть 2 (1/1)

Сколько времени он так лежит, непонятно. Только слышит, как люди перемещаются, о чем–то переговариваясь тихим неразборчивым шепотом, так что он не может разобрать слов. Ему известно, что они едут, и довольно быстро. Правда, куда — он понятия не имеет. Наконец, до слуха доносятся приближающиеся к нему шаги. Матрас рядом прогибается, и к его лицу прикасается чья-то теплая ладонь.— Ну как ты, держишься, Дженсен? Послушай, ты не волнуйся — никто тебя не обидит. Мы просто не могли рисковать и оставить тебя там. Если я открою тебе рот, ты орать не будешь?Умей Дженсен смеяться, то в этом месте непременно бы расхохотался. Но он человек, который не только не разговаривает, но и звуки мало какие издает, поэтому ожидать, что он вдруг заорет? Нет, он отнюдь не горлопан! Но мужчина, присевший рядом, явно этого не знает.— Дженсен, тебе придется кивнуть головой или подать какой-то знак, чтобы я понял, что ты согласен.Поэтому он просто делает как просят. Пусть он не разговаривает с людьми и не издает звуков, но это вовсе не значит, что ему нравится запечатанный клейкой лентой рот.— Так, ладно. Будет немножко больно.Скотч срывается с губ, и Дженсена озаряет — слово ?немножко? чрезвычайно мало для описания его ощущений. Откровенно говоря, ему больно просто до слез. Инстинктивно он облизывает опухшие губы. Слышится шипение открываемой банки с газировкой, чья-то рука приподнимает голову, подносит банку ко рту . И приторно сладкая шипучая жидкость льется ему в горло.— Дженсен, это что такое? Ты меня слышал, мальчик, что это, я тебя спрашиваю?Он слышит буханье сердца у себя в груди. Мистер Блу возвышается над ним, такой огромный, а он… он просто маленький восьмилетний мальчик, которого кормят едой исключительно из консервных банок и картонных коробок.— Кола…Это обыкновенная газировка, но он–то понимает, что в его мире это значит гораздо больше.— И какого черта ты себе думал, притаскивая в мой дом эту отраву?А ему просто хотелось почувствовать себя нормальным. Сделать что-то такое, что делают другие дети с их улицы. Он лишь думал, что, может быть, если он повторит за ними, тогда, возможно, хоть на некоторое время у него получится стать таким же нормальным, как они.— Но это… Я хотел пить, а это ведь американское, так что…Ну вот что он такое болтает? Мог бы вообще ничего не говорить. Ему восемь, но он уже прекрасно осведомлен, что все его слова совершенно ничего не значат. В любом случае, что можно сказать сумасшедшему?— Американское? Ты думаешь, это американское, Дженсен? Понятия не имею, зачем я с тобой вожусь? Ты же ничему не учишься! Это не американское, Дженсен! Всем известно, что Coca-Cola — секретный объект Советов и управляется тайными агентами КГБ. Они хотят отравить нас, Дженсен! Разве ты не знаешь, что один из главных компонентов — амфетамин? Они хотят превратить нас всех в наркоманов!Когда нечего сказать, то приходится хвататься за соломинку. А когда и ее нет, то остается единственный вариант.Молить о прощении.— Извините, я не подумал…— Да, ты не подумал! Ты никогда не думаешь, Дженсен.Конечно, это никогда не помогает. Просьбы, мольбы, извинения — не имеет значения. Тут речь не о том, должен ли ты извлечь какой-то урок, а о том, насколько он хочет преподать его.— Пожалуйста, простите. Пожалуйста, не надо.Мистер Блу такой большой…— Ты должен учиться, Дженсен! Это для твоей же пользы.…а ты такой маленький.Вкус приносит разочарование. Так получилось, что ему так никогда и не довелось снова выпить колы, даже после того, как уехал учиться. Поэтому напиток, заполняющий его рот, вовсе не похож по вкусу на экзотичный запретный плод, какой он запомнил из пары глотков, что ему удалось тогда попробовать. А в результате воспоследовавшей за этим экзекуции совсем не удивительно, что он ожидал от напитка чего-то большего.Разочаровывает или нет, но это так вкусно, что он продолжает пить до тех пор, пока пузырьки газа не попадают в нос. Только тогда он начинает головой отталкивать от себя банку. Банка исчезает, как и рука с затылка, он снова лежит на спине, ожидая, что человек сейчас уйдет. Но тот, напротив, укладывается рядом — Дженсен ощущает это по продавленному матрасу и по тому, как его тело прижимается к чужому.Он весь напрягается, как только палец неизвестного прикасается к его лицу и проводит вдоль линии челюсти.— Расслабься, Дженсен, я просто смотрю.Дженсен тут же думает, что похитителю стоило бы поинтересоваться у Гугла о значении слова ?смотреть?. Учитывая, что сейчас его пальцы трогают лицо Дженсена, а затем ладонь широко ложится на подбородок, и большой палец проводит линию по нижней губе.— Ну, и я трогаю, конечно, но, черт подери, если ты хоть раз смотрелся в зеркало, то ты должен меня понять.Будь Дженсен смелым парнем, он наверняка начал бы сопротивляться, попытался бы убежать… или, по меньшей мере, отодвинул голову. Сделал бы хоть что-нибудь, тем самым давая понять, что он совсем не в восторге от такого пристального внимания. Но Дженсен давно понял: сопротивление в итоге приводит к еще большим повреждениям, чем в начале драки. Лучше уж сразу принять все, что ему достанется, пусть так и не менее болезненно, зато гораздо быстрее.Внезапно рука исчезает, кровать прогибается, и его тюремщик встает. Дженсен слышит шорох опускающихся жалюзи. На короткое время становится темно, затем щелкает выключатель. Матрас рядом снова проседает.— Я собираюсь снять повязку с твоих глаз, здесь она не обязательна.На затылок ложится рука, и ткань с головы исчезает. Яркий электрический свет режет глаза, Дженсен тут же зажмуривается. Проморгавшись, он наконец может безболезненно осмотреться.Вернувшееся зрение приводит его к следующим выводам: во-первых, он лежит на кровати в небольшом помещении, дверь в которое не закрыта, поэтому ему виден коридор с двумя диванчиками по сторонам, за ним кухня и нечто вроде гостиной. Отсюда не все видно, но уже и так становится ясно, что находится он в одном из этих огромных автобусов, на которых музыканты обычно ездят по гастролям.Во-вторых, человек рядом с ним — тот самый парень, которого он впервые увидел в музее. На этот раз Дженсен позволяет себе посмотреть на него более внимательно. Теперь увидит он кого-то из них или нет, не имеет никакого значения. Его же, в конце концов, украли.Парень оказывается огромным. И это естественно, ведь только такой здоровяк мог бы закинуть Дженсена на плечо легко, как какую-то тряпичную куклу. Гораздо меньше его удивляет поношенная одежда на нем: черные мятые треники и белая майка, не скрывающая крепкие мускулы. Этот вор явно близко знаком с тренажерами.А вот что действительно неожиданно, так это внешность похитителя — он выглядит очень добрым. Музейный вор, не брезгующий похищением человека, не должен выглядеть так! Но этот именно такой — с лохматой темной башкой, раскосыми глазами, которые остаются добрыми, даже когда он жестко скручивает свою жертву.Эти глаза больше всего выбивают Дженсена из колеи. Он не привык, чтобы люди так на него смотрели, а еще меньше приспособлен к тому, чтобы его видели!— Ну, значит, Дженсен, очень приятно наконец тебя рассмотреть при свете! — его похититель укладывается рядом и смотрит на Дженсена, подперев рукой голову. — Я Джаред, если тебе интересно. Как ты себя чувствуешь?Неясно, ждет ли Джаред ответа — хотя в любом случае вряд ли его получит — но если он продолжит так же болтать, то немота Дженсена вообще не будет играть никакой роли.— Не ожидал, что так закончится твое дежурство, а? Ну, и ты в наши планы тоже не входил. Слушай, просто чтоб ты знал — мы не собираемся тебя грохнуть и раскидать останки по всей стране. Нам просто нужно какое-то время, чтобы решить свои дела, а когда все закончится… В общем, что-нибудь придумаем.Эти слова немного успокаивают, хотя ?что-нибудь придумаем? как-то не сильно обнадеживает. К тому же Дженсену хотелось бы узнать, о каком конкретно отрезке времени для их ?решений дел? идет речь. Может, это вообще все красивая ложь! А на самом деле они там уже строят планы, как бы поудобней скормить его рыбам. Хотя попытка хорошая.— Слушай, если повезет, ты не устоишь перед моим очарованием и крайней мужественностью и решишь по своей собственной доброй воле остаться у меня в заложниках. Тогда нас ждет много горячего секса на куче денег, которые я срублю.Джаред, видимо, замечает, что Дженсен бледнеет после этих слов и его глаза становятся огромными, как плошки. Поэтому он тут же добавляет:— Слишком быстро, да? Да-да, понимаю, сначала тебе надо попривыкнуть. Мы потом еще раз поговорим о твоем соблазнении. Во всяком случае имей это в виду! Потому что нам предстоит провести много времени вместе, может, недели, месяцы, годы. На самом деле я не знаю сколько, но… в любом случае, я сексуальный парень, а ты… а ты вообще охуительно красив, если честно! Нам вместе предстоит много дней и ночей, так что… Ага, ладно, понял, еще рано. Я жрать хочу, а ты? Конечно хочешь! Значит, так, еда… Да ты настоящий молчун, ты в курсе?Джаред встает с кровати и выходит из комнаты. Дженсен остается лежать, стараясь изо всех сил уловить хоть какой-то смысл и среди всего того словесного потока, что вылился на него за несколько минут. В дверях Джаред вдруг останавливается и поворачивается к нему:— О, и я к тому же в постели просто великолепен, так что подумай и об этом.После чего уходит на кухню.Возвращается он через несколько минут, держа в одной руке большую железную миску с едой, а в другой — две бутылки газированной воды. Он сгружает все это на прикроватный столик, а сам присаживается рядом на кровать. Рукой помогает Дженсену принять сидячее положение, аккуратно прислоняет его спиной к стене. Затем, взяв миску со столика, кладет ее себе на колени. Теперь Дженсену видно, что в ней: миска полна быстрорастворимых макарон с сыром. А посередине торчит ложка.Джаред замечает взгляд Дженсена и, пожимая плечами, оправдывается:— Ты прости, но это все, что у нас сейчас есть. Как только мы вылезем из этого долбаного автобуса, обещаю, будет еда получше.Он набирает полную ложку макарон и запихивает сначала себе в рот, а потом такую же большую порцию подносит к губам Дженсена. Еще до того, как еда попадает в рот Дженсена, он уже узнает ее ненавистный вкус. Но неизвестно, когда еще раз его снова покормят. Так что он проглатывает все предложенное.Он так ненавидит все эти многочисленные полки! Всем сердцем ненавидит каждую коробку, банку, это вечное выравнивание по линеечке миссис Блу и ее же еженедельные инвентаризации.— Макароны с сыром?— Двенадцать упаковок, миссис Блу.— Жареные бобы?— Восемь банок, миссис Блу.— Овощной суп?— Тринадцать банок, миссис Блу.Поварихи в школьной столовой по-доброму подшучивают над ним, мол, он единственный десятилетний мальчишка, который вместо жареной картошки берет салат. Конечно, ведь они ничего не знают. Откуда бы им знать, что у него дома на ужин всегда холодный суп из банки.— Чтобы ты стал выносливым, мальчик, ты должен уметь ценить еду в любом виде.Никто не знает, что его ?воскресное жаркое? это макароны с сыром из вакуумной упаковки. У четы Блу даже не заикаются о хорошей и нормальной еде, они покупают только универсальные фирменные коробки полуфабрикатов оптом в местном дешевом магазинчике.— Сгущенное молоко?— Шесть банок, миссис Блу.— Зеленый горошек?— Двадцать банок, миссис Блу.— Куриный бульон?— Три банки, миссис Блу.— Растворимый суп?— Пять куриных, три грибных, шесть гороховых и двенадцать вермишелевых, миссис Блу.— Хорошо. Это очень важно — иметь хороший запас еды, Дженсен. Мы же не знаем, когда она упадет, а когда это случится, у нас времени ходить в магазин не будет, потому что магазинов не останется. Понял меня, мальчик?— Да, миссис Блу.Конечно тебе понятно. Все понятно. Кроме того, почему тебе приходится так жить до того, как бомба упадет?!— Еда, которую надо хранить в холодильнике, тебе ни к чему. Когда бомба взорвется, не будет никакого электричества! Нужна еда, которую можно приготовить на простой походной горелке. Почему, мальчик, ты знаешь?— Потому что походная горелка работает на бензине, который можно хранить. При худшем варианте развития событий его можно использовать для костра, миссис Блу.О да, правильные вещи ты умеешь говорить. Потому что уже выучил все правильные ответы на их вопросы. Только вот на твои вопросы они вообще никогда не отвечают. Как, например, главный и самый интересный вопрос — когда же, черт возьми, эта бомба упадет? Если вообще когда-нибудь прилетит.Пока Джаред кормит его и себя, он, к счастью, молчит. Как только они доедают макароны, он открывает одну бутылку с водой и сначала дает попить Дженсену, а потом допивает остальное.— А ты вообще когда-нибудь разговариваешь? Я так понимаю, что вся эта ситуация немножко подавляющая и, возможно, пугает тебя и все такое. Только я вот ожидал, что ты, по меньшей мере, кричать будешь. Или это только мне так кажется?Дженсен, может, и не разговаривает, но уж головой кивать он всяко умеет, что он тут же и демонстрирует. Безопаснее будет сразу дать понять этому гиганту, что разговоры это не по его части.— Так ты ни с кем не разговариваешь? Вообще?Дженсен слегка кивает.— Э-м-м, ладно. Ну, то есть это несколько странно, да, но… ну, каждому свое, правильно? К тому же и кивать или мотать головой тоже ничего. Я вообще считаю, что оральную коммуникацию иногда реально переоценивают. — Джаред на секунду прерывается, а затем, широко ухмыляясь, продолжает: — Хотя, знаешь, если это оральное общение не включает в себя непосредственно слова, то это может быть очень даже приятно.По выжидательному взгляду Джареда Дженсен понимает, что от него ждут какой-то реакции. Проходит несколько мгновений, пока до него доходит весь смысл сказанного, отчего у него по-детски округляются глаза.Все это время улыбка Джареда становится все шире и шире, в итоге он нагибается и легко целует Дженсена в щеку со словами:— Ох, милый, ты же просто сокровище!Секунду спустя он уже снова принимается разглагольствовать.— Ну, в общем, дела такие… ты прекрасно понимаешь, что серьезно попал и никаких шансов на побег у тебя нет. Поэтому предлагаю сделку: ты обещаешь мне, что будешь вести себя хорошо и останешься в этой комнате, а я снимаю с тебя наручники. Ну как, согласен?Дженсен чудесно представлял себе, в какой он застрял заднице. Даже если бы и был у него шанс свалить из автобуса, то что бы он дальше делал? Где они находятся, он не знает. Сообщить о своем положении другим людям не может. Денег у него нет. Одежды тоже, кроме жуткого рабочего синего комбинезона, что на нем сейчас. Поэтому он быстро кивает, давая понять, что согласен оставаться на месте.— Отлично. И просто чтобы знал — я не люблю, когда люди не делают как я им говорю.Взгляд у Джареда вдруг темнеет, он берет ладонью Дженсена за лицо и смотрит прямо в глаза.— Я серьезно. Никто тебя не обидит, но ты должен делать все как я велю. Тебе не понравится, если я разозлюсь. Лады?У Дженсена от страха во рту пересыхает. Он как-то внезапно понимает, что за этим словесным поносом и показной дурашливостью скрывается отнюдь не обычный соседский парнишка. Нет, ограбление музея и похищение человека как бы уже намекают, что он не так прост, как кажется. Но тут как-то с особой ясностью становится видно — с Джаредом лучше не связываться.Дженсен во все глаза смотрит на него, облизывая вмиг пересохшие губы, и яростно кивает головой, соглашаясь. Джаред снова озорно улыбается ему, излучая дружелюбие.— Вот и славно! Я знал, что ты поймешь, — он вынимает маленький ключик из кармана своих штанов и открывает наручники. — Слушай, через несколько часов моя очередь за руль, так что надо бы немного вздремнуть. Но, думаю, сначала тебе, наверное, не помешает в туалет сходить, может, душ принять. Потом мы поищем тебе одежду поудобней.В этот раз Джаред не ждет ответного кивка от Дженсена, а просто поднимает его с кровати и толкает из комнаты. Они проходят через помещение с диванчиками, на которых Дженсен замечает двух спящих мужчин. Дальше Джаред проводит его до двери в крошечный душ, открывает ее перед Дженсеном.Дженсен успевает заметить впереди блондинистый затылок водителя, а в переднем стекле видна широкая трасса без каких-либо знаков по обочинам. Эта дорога может вести куда угодно.— Дженсен… — и он отрывает взгляд от дороги, встречаясь с предупреждающим взглядом Джареда. — В душ, сейчас же.Дженсен входит в небольшое пространство душевой, неохотно раздевается и встает под душ.Справляется с этим он быстро — просто моет голову. На секунду замирает, когда слышит, как дверь открывается, но после, как только ее вновь закрывают, расслабляется. Выйдя из душа, он отмечает, что его старая одежда исчезла, а на полу у кабинки валяется полотенце. Подняв его и повязав себе на пояс, Дженсен под ним обнаруживает одежду для себя, а также зубную щетку. Тогда он быстро вытирается, чистит зубы и переодевается в чистое и сухое. Трусы ему впору, а вот в черных штанах приходится затянуть шнурок на поясе как можно туже, штанины немножко закатать. Так же приходится поступить и с длинными рукавами широкой зеленой футболки.Высушив голову, он вешает полотенце на крючок и выходит, сразу столкнувшись с ожидающим его Джаредом.— Ого, а ты быстро. Ну, пошли поспим.Джаред ведет его обратно в маленькую заднюю комнату, отдергивает одеяло, приглашая прилечь. Дженсен ложится и сразу же закрывает глаза, ожидая, что вот сейчас дверь захлопнется и Джаред пойдет спать куда-то в другое место. Но все происходит иначе: кровать скрипит, матрас прогибается и Джаред вытягивается рядом с ним.Дженсен тут же пытается вскинуться, однако большая крепкая рука Джареда перехватывает его в поясе и прижимает к себе.— Боже, Дженсен, расслабься. Не собираюсь я к тебе приставать, пока ты спишь. Уж поверь мне, когда мы будем заниматься сексом, ты будешь очень согласным участником. И потом, ты ведь не ждешь, что я буду спать на одном из тех диванчиков? Во мне почти два метра роста! Я на этой кровати едва помещаюсь, а она побольше будет. Так что давай прекращай ворочаться и будем спать.Ворочаться Дженсен перестает, но спать не собирается. Вряд ли ему удастся заснуть в одной постели рядом с его огромным сторожем.Только Дженсен не берет в расчет того, что Джаред не только огромный, но и теплый и уютный. Что его тихое дыхание вместе с ритмичным урчанием мотора и легким покачиванием машины воздействуют ровно как хорошее успокоительное. Поэтому хочет он того или нет, но убаюканный Дженсен осознает, что скатывается в сон.