Часть 3: Выбор (1/1)

Они добрались до крепости к полудню — день, да и ночь тоже, выдались долгими и тяжелыми, и теперь магессе уже не казалось, что она обезумела. Напротив, ее не покидало ощущение, что она все последние месяцы провела в полусонном бреду, а теперь наконец очнулась. Она начала жить. Как будто отвечая на ее мысли, тучи наконец рассеялись, и из-за них показалось солнце. Подъехав к воротам крепости, она кивнула стражникам, и железная решетка медленно, со скрипом поднялась, впуская Инвизитора в ее владения. Правда, владениями Шен этот огромный замок трудно было назвать — это скорее была штаб-квартира ордена, которую она даже не потрудилась как следует изучить. Зато здесь всегда топили камины. Сейчас это казалось весьма существенной деталью обстановки после пронизывающего ночного холода. Никто не задал ни одного вопроса о том, что за парень сидит в седле позади косситки и неуверенно озирается, жадно впитывая глазами открывшуюся ему картину. И было от чего удивиться: Коул прежде никогда не видел ничего подобного. Крепость не была похожа ни на Башню Круга, ни на Белую Церковь. Гигантское здание раскинулось на уступе скалы, словно хищная птица, и было столь же мрачным и угрюмым. Черные стены поднимались так высоко, что приходилось задирать голову, дабы рассмотреть острые шпили башен, на которых развевались кроваво-красные флаги с символом Инквизиции. Единственная дорога к крепости пролегала через узкое ущелье и круто забирала вверх, поэтому подняться к замку можно было лишь выстроившись в узкую колонну. Это давало неплохие преимущества, если придется оборонять крепость от врагов. С другой стороны скала резко обрывалась в море, и из окон по ту сторону замка можно было разглядеть подернутые дымкой рифы, о которых разбивались покрытые белоснежной пеной волны. Правда, поговаривали, что шпионы Красных проникли даже сюда, но Шен в это не верила. Она поручила Кассандре лично проверять каждого, кто входит сквозь ворота, и полностью доверяла ей в этом деле.Едва въехав во внутренний двор, окруженный высокими каменными стенами гномьей постройки, Шен почувствовала, что порывистый ветер, бьющий в лицо и доносящий с моря запах соленой воды, утих. Спрыгнув с лошади, она передала поводья конюху и распорядилась хорошенько вычистить и накормить Хиссру — шутка ли, лошадь выбилась из сил не меньше хозяйки. Навстречу Инквизитору уже выходил Варрик с весьма озабоченным видом: ночью он вернулся в таверну и услышал леденящую кровь историю о произошедшей резне и о том, как какая-то женщина, словно безумная, унеслась в ночь, не потрудившись даже одеться подобающе. Он, конечно, не стал задавать вопросов, забрал из трактира вещи Шен и вернулся в крепость, здраво рассудив, что становиться между косситкой и ее целью может быть весьма опасно для здоровья. Теперь же, судя по выражению лица магессы, он был твердо убежден, что поступил правильно. Шен обменялась с гномом парой фраз, заверив того, что все в порядке и человек в таверне напал на нее, поэтому она вынуждена была убить его. Эту историю она хорошо продумала еще по дороге к крепости. По ее версии, человек этот был разведчиком Красных Храмовников и пользовался их умениями, чтобы лишить Шен способностей. Конечно же, ей ничего не оставалось делать, кроме как защищаться всеми доступными способами. Варрик вряд ли поверил в эту историю, но расспрашивать дальше не стал, лишь многозначительно хмыкнул и, пожав плечами, оставил косситку одну.Это окончательно убедило ее в том, что никто, кроме нее, даже не подозревал о присутствии Коула. Бросив на него вопросительный взгляд, Шен вздохнула и потерла бровь. Парня это обстоятельство, кажется, совершенно не удивило. Его способности были поистине великой тайной, и косситка никогда прежде не видела и не слышала ни о чем подобном. При этом она ни разу не замечала, чтобы Коул читал хоть какое-то заклинание, пользовался жестами или хотя бы закрывал глаза. Казалось, что он пользуется дарованной ему силой так же естественно, как люди пользовались умением ходить и говорить. Сделав про себя заметку пошерстить местную библиотеку на предмет хоть мимолетного упоминания о подобных способностях, Шен молча кивнула молодому человеку и сделала жест следовать за собой. Повернувшись, она зашагала к воротам, ведущим в левое крыло крепости — туда, где находились жилые помещения и ее собственные покои. Только сейчас ей пришло в голову, что скрывать присутствие Коула будет довольно проблематично. Если она попросить выделить отдельную комнату для нового постояльца, неминуемо начнутся расспросы. К тому же, если она станет разговаривать сама с собой, могут подумать, что у нее совсем помутился рассудок. Коул же, судя по всему, вовсе не горел желанием знакомиться с каждым обитателем замка и просто следовал за Шен. Что самое странное, никто ни разу в него не врезался, как будто неосознанно обходя невидимое препятствие. Это заставило магессу подумать, что дар, которым обладает блондин — не просто невидимость, но нечто большее. Возможно, Варрик был прав, и все это имело определенную связь с магией крови и проникновением в чужой разум.Но сейчас она была слишком вымотана, чтобы об этом думать, а потому просто повела Коула наверх, по бесконечно длинной лестнице, ведущей на последние этажи. Дверь в ее покои охраняли все те же стражники, которые при виде госпожи поспешно расступились и открыли перед нею дверь. Кивнув им и сделав не слишком удачную попытку улыбнуться, Шен вошла внутрь и, подождав, пока Коул войдет следом за ней, заперла покои на замок — не хватало еще, чтобы в самый неподходящий момент к ней ворвались с очередным наиважнейшим делом. Сев на стул у окна, она вздохнула и поняла, что совершенно не представляет, что делать дальше. Парнишка же, не обращая внимания на ее замешательство, бешено вертел головой, оглядывая комнату и восхищаясь на первый взгляд совершенно незамысловатыми вещами — драпировкой на стенах; большим тканым гобеленом, висящим над кроватью и изображающим какую-то скучную батальную сцену; затейливо украшенным окном, из которого открывался вид на обрыв и бесконечное серо-стальное небо, расцвеченное золотистым и розовым; сложенным из красного кирпича большим уютным камином, на котором были расставлены магические амулеты, какие-то алхимические колбы, а на стене сверху были развешены пучки пряно пахнущих трав. Все здесь было ему интересно, все вызывало ощущение уюта, покоя и домашнего очага. Правда, до того, как сюда пришел Коул, магессе покои казались отвратительными. Она никак не могла избавиться от ощущения, что живет чужой жизнью, пользуется чужими благами, идет чужой дорогой. Теперь все это исчезло, словно сон. Это был ее дом.— Коул, — позвала она, и тот немедленно повернулся к ней, моргнув от неожиданности. Странно, что он вообще до сих пор не исчез. Наверное, Шен теперь никогда не сможет избавиться от подсознательного ожидания того, что парень вот-вот растворится в воздухе. — Это моя комната. Но ты, если хочешь, можешь жить в любой другой, если… — она кашлянула. — Если тебе здесь не нравится.— Мне очень нравится, — возразил он, совершенно не подозревая о всей неловкости ситуации. Косситка выругалась про себя, напомнив себе о том, что паренек абсолютно не знаком с этикетом и нормами поведения в обществе. Что ж, ей же хуже. Шен неосознанно принялась накручивать прядь волос на палец, отводя глаза и стараясь не смотреть в лицо парня слишком уж пристально.— Ну что ж… ты, наверное, уже догадался, что этот замок принадлежит мне, так что можешь ходить свободно. Все равно никто тебя не увидит, так что вреда от этого не будет, — ей показалось, или в голосе магессы прозвучала попытка убедить саму себя? Она попыталась прогнать это ощущение как можно дальше. — Ты пока осмотрись здесь, а я спущусь и принесу чего-нибудь поесть. Не знаю, как ты, а я умираю с голоду.Лицо Коула просветлело, и он быстро кивнул. Шен поняла, что тот, должно быть, до сей поры перебивался тем, что удастся незаметно стащить у торговцев в городе, проезжающих обозов с продовольствием или из небогатой кухни Церкви. Она была недалека от правды — от ее глаз не укрылось то, каким тощим выглядел паренек даже с учетом одежды, которая была ему на пару размеров велика. Вздохнув, косситка улыбнулась Коулу и вышла из покоев, на ходу размышляя о том, что отныне ее жизнь обещает быть невероятно интересной и захватывающей. Право, не каждый день увидишь Инквизитора, который живет с невидимкой. Наверное, теперь повара будут думать, с чего бы это Шен стала есть за двоих. Прихватив в кухне поднос с фруктами, хлебом, сыром и молоком, она решила, что этого хватит, и поскорее направилась обратно, опасаясь, как бы Коул в ее отсутствие не решил, что самое время исчезнуть снова. Но ее опасения не оправдались — он ждал ее все там же, казалось, даже не сдвинувшись с места. То ли по привычке, то ли от переизбытка новых ощущений, но он инстинктивно держался на темной стороне комнаты, которая плохо освещалась светильниками. В руках у него была колба с зельем лириума, которую он с интересом разглядывал и даже, кажется, хотел было открыть.— Не стоит, — произнесла магесса, прикрывая за собой дверь и ставя поднос на стол. — Это опасно, особенно для не-магов.— Я слышу, как он поет, — эхом отозвался Коул и, помедлив несколько секунд, с явным разочарованием вернул лириум на место. — Красивая мелодия.— Да, пожалуй, — с удивлением согласилась магесса. Если Коул может слышать песню лириума, это могло означать лишь одно: он обладал Даром. Только, похоже, совершенно не таким, как у остальных магов. Интересное наблюдение, которое косситка запомнила наряду с остальными. — Надеюсь, этого хватит? — неуверенно осведомилась она, указывая на поднос со скудной едой. — Если нет, то я могу принести чего-нибудь еще… — Шен запнулась, увидев, с каким восторгом загорелись глаза Коула. Похоже, такого королевского обеда он давно не видал, и ей почему-то стало стыдно. То ли за себя, то ли за тех, по чьей вине у этого несчастного юноши не было даже того, что косситка считала самим собой разумеющимся. Полгода, проведенные в качестве главы Инквизиции, определенно ее разбаловали, а ведь не так давно она и сама питалась объедками и жила в разваливающемся домишке.Пообедав, они еще немного побеседовали — Шен рассказала Коулу об ордене, о своих новых обязанностях, о том, чего ожидать от обитателей замка и о многом другом. Парень слушал внимательно, но к концу разговора ей стало казаться, что монотонные разъяснения ему постепенно наскучили. Внезапно ей в голову пришло, что блондин до сих пор покрыт полузажившими порезами, синяками, грязью, запекшейся кровью и пылью, не говоря уже о тех лохмотьях, которые он носил в качестве одежды. Решительно поднявшись из-за стола, она взяла его за руку и потянула к боковой двери комнаты, которая вела в личную купальню. Нагрев воду в большой деревянной ванне с помощью заклинания огня, она велела парню как следует вымыться и шмыгнула за дверь, резко захлопнув ее за собой, и краем глаза заметив, что Коул с абсолютно растерянным видом стоит посреди крошечного помещения с единственным окном под потолком и беспомощно смотрит ей вслед. Ничего, привыкнет. Шен попыталась не думать об этом и немного успокоилась, услышав плеск воды. Кажется, ее поняли правильно. Сама же она в спешке переоделась и выбросила свою порванную, заляпанную и промокшую сорочку в окно — все равно ее уже было не спасти. В шкафу отыскалось простое льняное платье со шнуровкой у горла и широким кожаным поясом, и не утруждая себя длительным выбором, Шен облачилась в это нехитрое одеяние. Взглянув в зеркало, стоящее у кровати, она удивилась произошедшим с нею переменам — как будто с ее лица сошла мертвенная бледность, а из уголков губ исчезли горькие морщинки. Глаза блестели, а на щеках играл румянец — возможно, от того, что она никак не могла выбросить из головы мысль о Коуле. ?Ты ведешь себя, как глупая человеческая самка?, отругала она себя и попыталась принять более уверенный и спокойный вид. В ожидании возвращения парня, магесса прилегла на кровать и закрыла глаза, пытаясь успокоить бешеный стук сердца. Кажется, в словах Варрика было зерно истины, но Шен поняла это только теперь. И совершенно не знала, что с этим делать. Решив подумать об этом позже, она сама не заметила, как задремала, провалившись в благословенный покой и — впервые за последнее время — без сновидений.— Шен?..Голос вырвал косситку из объятий сна, и она сонно приоткрыла глаза. Свечи почти догорели, лишь дрова в камине едва слышно потрескивали, рассыпая снопы искр на гладкий каменный пол, кое-где застеленный толстыми коврами. В полутьме она с трудом разглядела фигуру Коула — тот стоял, переминаясь с ноги на ногу, чуть в отдалении. Ей показалось, или одежда на нем изменилась? К ее удивлению, парень теперь был одет в совершенно чистые кожаные штаны, заправленные в походные сапоги, и тонкую рубашку. Ни следа крови, ни одной прорехи. Наколдовал он ее, что ли? Косситка попыталась окончательно проснуться и села на кровати, потирая глаза кулаком.— Да? Что-то не так? — спросила она с толикой беспокойства в голосе. Кажется, парень очень хотел что-то спросить, но никак не решался. — Не бойся, Коул, ты можешь говорить мне все, что хочешь, — мягко добавила она, улыбнувшись тепло и искренне. Стоило только отмыть кровь, пот и грязь с парнишки, как он мгновенно перестал походить на вывалявшегося в луже попрошайку. Влажные волосы отливали потемневшим золотом в отблесках огня, черты лица были хоть и грубоваты, но тем не менее по-своему привлекательными, и широкие скулы его ничуть не портили, придавая определенную индивидуальность. По крайней мере, Шен так полагала. Она плохо разбиралась в красоте, но эльфийка по имени Сера и волшебница Вивьен как могли старались ее просветить на этот счет. Правда, по их мнению, внешность Коула была слишком простоватой, недостаточно утонченной и правильной.Парень будто прочел ее мысли и отвел глаза, пытаясь найти подходящие слова, чтобы выразить тревожащие его мысли, а затем тихо произнес:— Почему ты так боишься меня? — в его голосе прозвучала боль, и улыбка слетела с лица Шен, обнажив ее трепещущие нервы. О боги, вряд ли он понял все правильно. Она не боялась парня, она лишь ощущала странное волнение каждый раз, когда он оказывался так близко. Но это не был страх, это было… что-то другое, гораздо более сильное, что косситка никак не могла подавить. Она не боялась боли, не боялась смерти, не побоялась бы даже пойти на штурм Черного Города — но почему-то боялась этого нового ощущения, туманившего мозг и заставлявшего кровь приливать к щекам. Она помотала головой, отчаянно пытаясь найти хоть какое-то объяснение, и вдруг с ужасом осознала, что не может найти слова.— Не боюсь, — пробормотала она, заправляя прядь волос за заостренное ухо. — Я просто… я боюсь не тебя.— А кого?— Боюсь, что ты исчезнешь, — наконец нашлась Шен, понимая, что все равно не сможет объяснить все, что чувствует.— Я не исчезну, если ты не попросишь, — тихо отозвался молодой человек и отвернулся. Его плечи задрожали, и он, похоже, уже был готов услышать привычные слова. Он привык к тому, что везде был изгоем, и поверить в то, что он на самом деле кому-то нужен, было так трудно — особенно после того, как он уже доверился человеку по имени Рис. Коул помнил то мгновение, когда волшебник смотрел на него с ужасом и отвращением — смотрел как на порождение тьмы, демона — и помнил, как было больно. Как будто что-то в нем сломалось. Так бывало, когда он случайно задевал какой-нибудь хрупкий предмет и, не успев поймать на лету, вынужден был лишь бессильно наблюдать, как он разбивается на тысячи осколков. Парень уже почти готов был увидеть такое же выражение на лице Шен, услышать от нее слова, которые снова причинят ему боль. Он бы не удивился этому, ничуть. В конце концов, он твердо усвоил, что ничто хорошее не длится вечно.— Коул… — позвала косситка, и он с трудом поднял на нее взгляд. Она выглядела какой-то потерянной, но в то же время решительной. — Иди сюда. — Она похлопала по перине рядом с собой, и парень без промедления влез на кровать. Все-таки отсутствие моральных рамок иногда могло быть полезным, подумала Шен, пытаясь скрыть волнение в полумраке комнаты. Она повернула голову, впервые посмотрев ему в глаза с такого близкого расстояния. Ей казалось, что она могла ощущать теплое дыхание на своей щеке — а Коул просто смотрел на нее, ожидая продолжения фразы, свернувшись калачиком, подобрав ноги и по-ребячески подложив под голову кулак.— Я не хочу, чтобы ты уходил. Никогда, — спокойно произнесла косситка. — Просто… мне нужно время, чтобы привыкнуть. Я все это время была одна, не подпуская никого слишком близко, понимаешь? — он задумчиво кивнул. — Поэтому я беспокоюсь о том, что могу сделать или сказать что-то не так… случайно обидеть тебя или… — Коул вдруг улыбнулся и прижал палец к губам Шен, прерывая ее на полуслове. Та от неожиданности замолчала и только моргала, внимательно и с каким-то неловким удивлением смотрела на лицо блондина.— Все будет хорошо, — медленно, с расстановкой сказал парень, и с души косситки будто камень свалился. В самом деле, все ее переживания, смущение и страх казались дурацкими и неуместными. В конце концов, ну кого ей стесняться? Коула? Он даже не знал, что можно чего-либо смущаться. Вернув ему улыбку, магесса взяла в свои руки его ладонь и прижала ее к щеке. Кивнула, соглашаясь, и прикрыла глаза. Отныне все будет хорошо… Разве они не заслужили хоть немного покоя? Разве они не заслужили немного счастья в этом разваливающемся на куски мире?.. Ей так хотелось верить в это, хотя бы только сегодня. Они проговорили почти всю ночь напролет, болтали обо всем — Коул рассказывал магессе о Рисе и Эванжелине, а Шен — о приключениях, которые ей довелось пережить в компании своих новых соратников и друзей. Напряжение постепенно отпускало ее, и в конце концов она чувствовала себя здесь, рядом с Коулом, так, как будто так было всегда. И, похоже, он тоже наконец перестал тревожиться — странно и немного непривычно было видеть его лицо таким спокойным. Теперь его улыбка уже не была похожа на неумелое подражание, она была искренней и оттого еще более красивой.— Ты очень красивый парень, Коул, — вдруг сказала Шен после продолжительного молчания. Тот удивленно моргнул, глядя на косситку, и осторожно осведомился:— Правда? Ты так думаешь?— Ага, — хихикнула магесса. — Стоило лишь отмыть тебя от грязи, накормить и одеть по-человечески…— О, — только и произнес парень, и на его лице проступила такая напряженная задумчивость, что Шен едва сдержала смешок. Кажется, он изо всех сил пытался переварить эту неожиданную информацию, но получалось у него не слишком хорошо.— Не бери в голову. — Шен взглянула в окно. — Мы заболтались… уже и рассвет скоро. Я хочу, чтобы ты как следует выспался сегодня, а завтра мы решим, что делать дальше. Да и мне не помешало бы, — она сонно зевнула и прикрыла рот ладонью. Коул наблюдал за ней с такой неподдельной заинтересованностью, что у нее защемило сердце. Боги, как же он был наивен, как чиста была его душа! Сейчас она просто не могла принять мысль о том, что он убивал людей. Что он на ее глазах разделался с господином. Наверное, это был не он — это обязан был быть не он, а кто-то другой. В этих теплых голубых глазах не было ни следа жестокости и холода. Это был не он. Не Коул. — Спокойной ночи, — прошептала она, прикрывая глаза и обнимая подушку. Если бы Варрик увидел, как она спит, точно бы высмеял — свернулась, как котенок, и тискает подушку. Словно дитя. Она и была ребенком — рано повзрослевшим, ожесточенным, выстроившим вокруг себя непробиваемую стену — но все-таки ребенком. Ей было не больше лет, чем самому Коулу. Но, конечно же, об этом почти никто не догадывался.Уже засыпая, она почувствовала теплое дыхание на своей коже, когда парень придвинулся поближе к магессе, обнял ее и уткнулся в плечо — и улыбнулась. Боги, дайте мне хотя бы до рассвета не думать ни о чем, — промелькнула крамольная мысль в ее голове. Дайте хотя бы до рассвета побыть счастливой… и, о боги, дайте ему обрести покой хотя бы на несколько часов. Он этого заслужил.В эту ночь кошмары отступили, и Шен, — Инквизитор, малефикар с темным прошлым и растерзанной душой, — впервые спала спокойно.***…Зима в Орлее в этом году наступила быстро — деревья уже давно облетели, дни становились все короче, и все раньше в домах и замках приходилось зажигать свечи, все усерднее топить камины и кутаться в меховые плащи. Война ненадолго затихла, отступив к границе с Империей Тевинтер, куда Инквизиция в срочном порядке перебросила основной состав своих войск. Близилось зимнее солнцестояние — крепость Инквизиции, изрядно опустевшая, все же немного оживилась в предвкушении предстоящего празднества. Пусть шла затяжная война на уничтожение, пусть грызлись многочисленные претенденты на владение орлесианским троном, пусть знать с удвоенным усердием плела интриги друг против друга — сейчас все это отходило на второй план. И все же нельзя было слишком расслабляться. Даже в такое время находились предатели, которые ради золота и славы готовы были переходить на сторону врага. Как раз одного из таких — перебежчиков, агентов Гаспара де Шалонса — поймали накануне близ крепости. Тот кружил вокруг замка, тщательно выискивая слабые места, подсчитывая количество охраны и пути подхода к стенам. Стражники поймали его, и он даже не стал отрицать своей вины. По словам этого человека, его звали Паскаль Ложье, и он перешел на сторону Гаспара лишь только из отчаяния и бедности. Разоренный Деланж, когда-то бывший его домом, превратился в руины — и ему некуда было пойти. Просто торговец вином, не обладающий никакими ценными для Инквизиции навыками, хотел было податься в Вал-Руайо — там всегда найдется место талантливому купцу. Но по дороге к Имперскому тракту на мужчину напали разбойники и отобрали все имущество, телегу и коня впридачу. Через несколько дней он встретил человека, который и предложил ему пошпионить в пользу Гаспара де Шалонса — естественно, не бесплатно. В качетсве доказательства Паскаль продемонстрировал увесистый мешок с золотыми монетами.В конце концов, стражники решили, что стоит доложить об этом госпоже Инквизитору — пусть сама решает, что делать с внезапно раскаявшимся преступником. Сейчас были не те времена, когда можно было позволять себе милосердие по отношению к предателям, а потому почти все были уверены, что Ложье ждет виселица. В лучшем случае. В худшем же ему просто отрубят голову на заднем дворе, а тело бросят в море. Сам пленник плелся за лошадью одного из стражников, периодически спотыкаясь и с каждой секундой мрачнея все больше — вид на замок открывался действительно впечатляющий, и он все меньше верил в то, что такая серьезная организация, как Инквизиция, станет слушать причитания какого-то мелкого торговца. Он попался на горячем и даже сам во всем сознался, но… может быть, глава Инквизиции все-таки найдет в своем сердце место милосердию? Ложье горячо надеялся, что это так, и изо всех сил гнал из головы воспоминания о прошедших недавно слухах. В придорожных трактирах поговаривали (правда, всегда шепотом и озираясь по сторонам), что за последние несколько месяцев леди Инквизитор становилась все более замкнутой и как будто сошла с ума — говорила сама с собой, подолгу неподвижно стояла в саду и смотрела в одну точку. Были и более тревожные слухи, но повторять их боялся даже Паскаль. Что-то о запрещенной магии и… малефикарах. Он вздрогнул и снова споткнулся, тут же получив тычок кулаком в латной перчатке.— Давай пошевеливайся, дрянь подзаборная. Леди Инквизитор не станет ждать до вечера! — прикрикнул страж, толкнув Ложье вперед так, что он снова чуть не упал лицом в лужу. Подъем по серпантину занимал несколько часов и выпивал все силы, особенно с учетом морозного горного воздуха и сильного ветра с моря, продувавшего тропу насквозь. Неудавшийся шпион уже начал сомневаться в том, что признаться во всем сразу было хорошей идеей. Сбежать теперь уже не было никакой возможности, и все, что ему оставалось — это покорно шлепать по грязи, не обращая внимания на пинки и тычки, на промокшие ноги и покалывание в сердце. Когда подъем наконец закончился, Паскалю показалось, что прошли столетия. Он почти не чувствовал пальцев на ногах, а шея едва сгибалась. В глазах начало двоиться, и он возблагодарил Создателя, когда впереди показались массивные ворота, отделенные от подъездной дороги тяжелой стальной решеткой. Двое взрослых мужчин с трудом поворачивали рычаги, и решетка, протяжно скрипя, нехотя поднималась. Навстречу, вопреки ожиданиям Ложье, вышла не леди Инквизитор собственной персоной, а какая-то мужеподобная баба в черном доспехе и короткими волосами. Она ему сразу не понравилась. Особенно ее выражение лица, будто так и говорящее о том, что она вовсе не горит желанием разбираться с каждым пойманным разбойником с большой дороги, коих тут в последнее время развелось великое множество.Кассандра Пентагаст — так звали эту суровую женщину-воина, как успел уловить Паскаль Ложье — перебросилась парой коротких фраз со стражниками, поймавшими шпиона, и сообщила, что леди Инквизитор в данный момент не может лично решить судьбу пленника, а посему его надлежит немедленно заковать в цепи и бросить в темницу до выяснения обстоятельств. Она добавила, кинув мимолетный взгляд на небритого мужчину с хмурым лицом, что если шпион добровольно признался в своих преступлениях и может выкупить свою жизнь, предоставив служителям ордена полезную информацию о герцоге де Шалонс, ему может быть дарована свобода. Но это решение будет принято не раньше, чем завтра или даже послезавтра. Сейчас в крепости было слишком мало людей, и часто попросту не хватало рук, чтобы управиться со всеми делами. Ложье препроводили в темницу, которая находилась аккурат под основной башней крепости, испещренной старинными следами от осадных орудий и слепо щурящейся в небо узкими прорезями бойниц. Центральная башня была похожа на огромный каменный столп, возведенный во имя забытых богов, и наводил на Ложье панический ужас. Правда, у него не было времени разглядывать крепость — толкнув его в спину, стражники вели шпиона в темницу.Спустившись по круто забирающему вниз спиральному коридору, Ложье понял, что не зря многие в Деланже боялись попадаться на глаза Инквизиции — темница была поистине огромной. Сотня камер распростерлась под зданием замка, и в этом сыром подвале, полном крыс, мух и прочей живности, обитающей обычно в подземельях, Паскалю предстояло провести день или два. От этой мысли его лоб покрылся испариной. Здесь не было ветра, но сырость стояла такая, что одежда практически мгновенно пропиталась влагой и противно липла к телу. Солдаты втащили Паскаля в одну из пустых камер (мужчина очень надеялся, что рядом не окажутся другие пленники), заковали в цепи, сцепленные с толстым железным кольцом в стене, и вышли, заперев за собой дверь на увесистый замок. Вот и все. Когда затихли последние шаги, когда скрипнула, закрывшись, дверь в темницу, торговец вином из Деланжа остался наедине с темнотой отсыревших камней, из коих была сложена его тесная камера. В углу поблескивала серебряными нитями паутина, а едва доносящийся из крошечного зарешеченного окна под полотком свет бросал тусклые блики на металлические цепи, больно впившиеся в запястья и щиколотки пленника. Ложье вздохнул и принялся на чем свет клясть судьбу. И какого же демона он вообще согласился сотрудничать с человеком герцога? Стоило бы быть умнее и понимать, что опасно играть в шпионские игры, когда штаб-квартира Инквизиции прямо под носом. Но отступать уже было поздно — он взял деньги, и должен был выполнить свою часть сделки. Правда, теперь ему казалось, что его все равно ждет казнь.И все-таки рано в этом году наступила весна, тоскливо подумал он, забившись в угол камеры и пытаясь хоть как-то согреться. Он сам не заметил, как уснул тревожным беспокойным сном, как за окном пошел первый снег. В это время там, снаружи, солдаты поднимали головы и, сонно потирая виски, тихо переговаривались друг с другом. Аномально холодная погода уже никого не удивляла, ведь это было одно из наименее странных и пугающих проявлений повсеместного разрыва Завесы. И если уж повсюду начали появляться демоны и духи, то уничтоженный урожай зерна волновал население гораздо меньше. Леди Инквизитор тоже в этот самый момент не спала: она стояла у своего окна и задумчиво смотрела вдаль, на далекую поверхность моря, подернутую легкой дымкой. Вода в нем стала почти черной, ветер гонял гигантские волны и изо всех сил, словно в ярости, швырял их на скалы у подножия замка. Оконное стекло еле заметно дребезжало, но Шен уже привыкла к этому. Глядя, как в воздухе закружились крупные хлопья снега и, помедлив немного, рванулись к далекой земле, косситка поняла, что ничего и никогда уже не будет прежним.Ложье приоткрыл глаза и попытался понять, сколько же он проспал. Кажется, всего несколько часов, значит — ждать еще долго. Его должны были допросить, ведь просто так его не могут казнить. Без суда и следствия. Он убеждал себя в этом, как мог, но с каждым проходящим часов его уверенность слабела. Может, про него вообще забыли? У Инквизиции хватало дел помимо того, чтобы разбираться с каждым случайным пленником. Сквозь решетчатое окошко высоко над головой человек увидел тусклый пробивающийся зимний свет. Ветер загнал сквозь прутья горсть снега и швырнул в лицо Паскаля — тот даже не успел ничего понять, только моргнул, чувствуя, как кожу обожгло холодом. Значит, не ошибались слухи — и очень скоро придет час ледяной смерти… По крайней мере, так говорили старухи, забредающие на окраину города с окрестных деревень, разрушенных войной. Их гнали прочь, побивая камнями, но они не переставали вещать о близком конце света. Ложье никогда бы не признался в этом даже самому себе, но всегда думал, что в их словах была истина. Это, правда, не мешало ему швырять им вслед камни вместе с остальными и смеяться над их болтовней. Возможно, в Инквизиции знали гораздо больше, чем хотели показать… Гаспар был прав, подозревая орден в темной игре. А уж про леди Инквизитора и говорить не приходилось — это была темная лошадка, джокер, неизвестная фигура, о которой никто и ничего не знал. Слухами полнились таверны, но это ведь были всего лишь слухи.Когда в темницу спустилась Шен, набросив на голову капюшон и пройдя мимо дремлющих стражников, второй день заключения Ложье уже клонился к закату. Ему несколько раз приносили скудный паек и кружку теплой и вонючей воды, набранной, похоже, в ближайшей луже. Но он не жаловался. Услышав тихие шаги по узкому коридору снаружи, он приподнял голову и, звякнув цепями, попытался подойти поближе к решетчатой двери. Ему хотелось посмотреть в лицо этой ужасной женщины, по чьему приказу дороги вокруг Деланжа за какие-то несколько месяцев превратились в кладбище. Она оказалась довольно высокой, но ее фигура ничем особенным не отличалась от человеческой, а ведь говорили, что все кунари как на подбор — великаны с целой горой мышц. Обычная женская фигура, закутанная в плащ. Свет единственного факела выхватил из тени ее лицо, когда она приблизилась — серая кожа, темного цвета губы и необычной формы миндалевидные темные глаза. Ложье почему-то вспомнил картинку из старой книги, которую когда-то читал в детстве — там были изображены гравюры с различными видами демонов Тени, и он запомнил одного из них: женщину с ветвистыми рогами. Именно на нее оказалась похожа леди Инквизитор, и по спине торговца побежали мурашки. Интересно, что она прячет под капюшоном? Зачатки рогов?— А вот и вы, — раздался ее монотонный, как будто усталый голос. Он оказался довольно приятным, хоть и низковатым. — Мне давно уже было интересно, когда же в окрестностях моей крепости появится очередной предатель.Ложье вытер лицо, покрытое каплями воды от растаявшего снега и с трудом выдавил улыбку. Кажется, сейчас и решится его судьба. Почему-то он был уверен, что госпожа Инквизитор уже приняла решение, но все-таки пришла к нему лично… он не собирался ее в этом винить. В конце концов, она, наверное, уже догадалась, зачем он пришел в крепость. Поднявшись с холодного земляного пола, изрытого норами крыс и насекомых, он сделал шаг к решетке и остановился. Цепь была слишком коротка, чтобы он смог дотянуться до ее тонкой шеи и сжать ее в руках. О Создатель, как же он хотел почувствовать, как бешено бьется ее пульс под его пальцами, как она хрипит, как выкатываются ее глаза, как она медленно умирает. Он ненавидел ее.— Мое имя — Паскаль Ложье, — тихо произнес человек, не сводя взгляда с Шен. Та только пожала плечами, словно говоря о том, что ей это имя ни о чем не напоминает. — Ну же, Инквизитор, вспомни. Молодая девушка, вытащенная из собственной постели посреди ночи. Повешенная раздетой у дороги с табличкой на груди. Ее звали Амели. Амели Ложье.— А, кажется, вспоминаю, — отозвалась косситка, усмехнувшись. — ?Милочка? Амели, которая передавала Гаспару информацию о наших передвижениях с торговыми караванами. Право, я не понимаю, в чем здесь моя вина. Если ваша дочь решила предать нас — за это вы можете винить только ее саму.— Деланж не ваш город, — прорычал Паскаль. — И его жители не обязаны были присягать вам на верность. А ты… ты просто чудовище.— Если я чудовище, — медленно произенсла Шен, отступая обратно в полумрак. — То ваша дочь была обыкновенным стукачом. Исход очевиден, господин Ложье. В этой войне у людей только два выхода: встать на нашу сторону и бороться с настоящей угрозой, или же быть против нас и погибнуть. Вы пришли убить меня? — мужчина склонил голову, подтверждая ее догадку. — Я этого ожидала. Вы не первый и не последний жалкий убийца, желающий моей смерти в угоду собственным эгоистичным мотивам. И с вами поступят так же, как и с любым другим. На рассвете вам отрубят голову как предателю Инквизиции. Надеюсь, вы этому рады. В конце концов, вы сможете снова встретиться со своей дочерью.Ему показалось, или в ее голосе проскользнула горечь? Внезапно ему пришло в голову, что эта женщина, вероятно, и сама далеко не наслаждалась собственной властью. Какая это, должно быть, огромная ответственность — быть единственным существом, ведущим войну с призраками. Но как бы Ложье ни пытался понять ее, он все равно никогда не сможет простить. Ненависть и жажда мести пожирали его душу, и для него жалкие пятьдесят монет, уплаченные де Шалонсом за шпионаж, не играли ровным счетом никакой роли. Он и не собирался возвращаться назад с докладом. Он собирался убить Инквизитора собственными руками, и даже если после этого поступка Паскаля вздернули бы на виселице — ему было бы уже все равно. Ему было наплевать на мир, пускай сгинет в пропасти. Что ж, он по крайней мере сделал попытку — довольно-таки жалкую, но все же попытку. Его совесть перед потерянной на войне семьей была чиста.— А я надеюсь, что ты сгниешь, — выплюнул Ложье в спину удаляющейся Шен. — Ты и вся твоя проклятая Инквизиция. Вы несете только смерть.Она ничего не ответила, и даже не замедлила шаги, которые казались тяжелыми и шаркающими, отдающимися эхом в коридорах темниц. Ложье рванулся было к решетке, в последней отчаянной попытке догнать ее, схватить за рукав, развернуть лицом к себе, заглянуть в эти черные глаза… Он хотел, чтобы она увидела его, чтобы посмотрела ему в лицо, чтобы поняла, как чудовищно поступила с ним и его семьей. Он хотел увидеть страх и раскаяние и понимал, что это желание никогда не осуществится. Даже если бы он мог убить Инквизитора, она никогда не признала бы своей вины. Как и сам Паскаль никогда не смог бы признать, что его дочь Амели заслужила свою страшную смерть. Кандалы впились в щиколотки, сдирая кожу и причиняя острую боль. Человек застонал и закрыл лицо руками. Как же он не заметил того момента, когда вся его жизнь покатилась в ад? Как же он смог не заметить, когда его дочь стала двойным агентом Гаспара?.. О Создатель, где же он оступился?Забившись в угол камеры, он закрыл глаза и прислушался к тишине. Снаружи завывал ветер, играя хлопьями снега, укрывая внутренний двор крепости пушистым ледяным одеялом. Скоро, наверное, ближе к полуночи, начнется настоящая метель. А ведь зима только начиналась. На рассвете Ложье выведут на задний двор, поставят на колени, и какой-нибудь безликий палач отрубит ему голову тупым старым топором. Вряд ли они даже станут оказывать ему последние почести и сжигать тело — скорее всего, просто сунут в мешок, привяжут к камню и сбросят в море, на корм рыбам. Такие, как он, в глазах высшей власти не заслуживали милости. Аристократам полагалась почетная казнь на гильотине, с огромной, затаившей дыхание и восторженной толпой. Или, на худой конец, отрубание головы фамильным мечом. Ему же, простому торговцу вином из провинциального орлесианского городка, не приходилось рассчитывать на то, что его казнь будет интересна хотя бы скучающим стражникам. Он умрет в одиночестве, и единственным живым существом, проводившим его к престолу Создателя, будет палач.Он уже не дрожал от холода — и почти не чувствовал ног, настолько морозным был воздух в темнице. Здесь никто не считал нужным топить камины, в отличие от комнат башен, где жили облеченные властью представители ордена. Наверное, они сейчас наслаждаются прекрасным вечером в компании своих любовников, пьют вино, греясь у огня, или же отправились на вечернюю прогулку по окрестностям… вряд ли хоть один из них помнил об одиноком узнике, которого уничтожила собственная ненависть и горе. Они забыли о нем, ведь Ложье не значил ровно ничего в их жизни — им приходилось думать за весь мир, бороться с угрозами куда более серьезными, чем один человек. Для них Паскаль был очередным преступником, очередной будущей декорацией, очередной головой, насаженной на пику. Он должен был стать символом, как бы предупреждающим других — не идите наперекор Инквизиции, иначе закончите так же, как этот труп. Правда, Ложье вовсе не испытывал восторга при мысли о том, чтобы быть превращенным в символ. Он был человеком и хотел умереть, как человек.Леди Инквизитор такой шанс ему не предоставит. Это Паскаль понял уже тогда, когда увидел ее лицо. Весь последующий разговор был бессмысленным. Она не смилуется, не найдет в сердце место для милосердия, не даст ему даже умереть с достоинством. Она действительно чудовище — такое же, как демоны, терзающие невинные души людей. Ложье с тоской взглянул на решетку окна и подумал, как было бы просто сейчас обратиться птицей, морской птицей и улететь так далеко, где нет ни людей, ни зверей, ни демонов, ни герцогов или королей. Он когда-то слышал, что к северу от Ферелдена, за Дикими Землями Коркари, лежат пустоши, где на многие километры вокруг не встретишь ни одного человека. Сейчас он хотел бы попасть туда. Обратиться птицей и больше никогда не возвращаться в мир людей. Там он смог бы провести остаток дней, скорбя по утраченной в жестоких руках власти семье, а после рассыпаться прахом и отпустить душу свою на свободу. Мужчина подполз к окну, встал на колени и принялся горячо молиться. Он молил Создателя о том, чтобы послал ему знак — показал, что Паскаль делал все правильно. Может, он и не был праведником при жизни, но разве не заслужил он прощения? Разве не заслужил милосердия?.. Он молился так, как не молился еще никогда в жизни, даже в Церкви. На все воля Создателя, думал он, и если Ему угодно было забрать Амели в свои чертоги, то пусть будет так. Пусть же он заберет и его, чтобы наконец освободить от бессмысленной и пустой жизни. Создатель, если ты существуешь, помоги мне освободиться, — думал Ложье, вслушиваясь в тишину.И Создатель ответил ему. Ложье почувствовал чей-то пристальный, холодный, нечеловеческий взгляд, сверлящий спину, посылающий дрожь по позвоночнику. Он медленно повернулся и прищурил глаза, пытаясь разглядеть темную фигуру, застывшую у стены. Мужчина не видел ни лица, ни одежды, лишь горящие в темноте глаза небесного цвета, которые были похожи на пылающий свет чистого лириума. От этой таинственной фигуры повеяло холодом, еще более пронизывающим, чем зимний ветер, гуляющий за окном. Паскаль поднялся, пошатываясь от слабости и хватаясь рукой за стену. Он бы подошел поближе, но цепи были слишком короткими — да и вряд ли у него хватило бы смелости. О том, что это мог быть демон, человек даже не подумал. Он не знал, откуда эта уверенность, но верил в то, что эта фигура не принадлежит Тьме… но и этому миру она тоже не принадлежит.— Ты хотел причинить ей зло, — печально и с какой-то обидой произнесла фигура, делая шаг из тени. Теперь Ложье видел, что Создатель явился ему в образе мальчишки лет восемнадцати в простой кожаной одежде, с растрепанной копной светлых волос и грубыми чертами лица. Внезапно он ощутил резкий укол вины. Эта ненависть… она поглотила его, уничтожила все человеческое, что оставалось в нем. Паскаль не хотел этого, но не смог остановить себя. Он жил мечтами о мести, думал об этом каждый день и каждую ночь, видел во снах, как выдавливает жизнь из Инквизитора, пока она не превратится в груду мяса. Он был грешником, он наслаждался мыслями об убийстве и… обрек себя на ужасную участь. Он сам был виноват в своих бедах. Но почему Создатель не наказал косситку, почему не направил ее на истинный путь? Почему виноватым оказался один только Ложье?— Почему ты защищаешь ее? — с горечью выкрикнул мужчина. Его сердце разрывалось от возмущения, раскаяния и боли. — Почему ты так несправедлив?!Парнишка удивленно склонил голову набок, как будто пытался понять, о чем говорит Ложье. А затем приблизился к человеку, присел и заглянул в его искаженное страданием лицо.— С ней я чувствую себя… живым, — произнес он тихо, но уверенно, будто с трудом подбирая правильные слова. — Я слышал, как ты кричал, — добавил он, и Ложье похолодел. Он и правда кричал. Точнее, кричала, умоляла о прощении его несчастная душа. И это существо — посланец самого Создателя — услышало его мольбы. Быть может, еще не поздно…Ложье кивнул. Теперь он понял, что должен делать. По крайней мере, он не боялся смерти — он боялся быть забытым, умереть в одиночестве, покинутым и проклятым всеми. Никто уже не навестит место его последнего пристанища, никто не постоит молча, вспоминая о нем, у надгробного камня. Он обречен был исчезнуть из этого мира так, как будто его никогда и не существовало. Он и при жизни значил немногое, а теперь, когда его семья мертва, то не пройдет и года-другого, как его имя будет навсегда стерто из истории Деланжа. Стерто вместе с самим городом, где он родился, вырос и прожил почти счастливую жизнь. Быть может, его дочь уже давно заждалась его в чертогах Создателя. Подняв голову и взглянув в глаза ангела смерти, пришедшего за ним, Ложье всхлипнул. Он хотел задать вопрос, терзавший его, но увидел в глазах голубоглазого парня ответ — или ему показалось, что увидел.— Умирать… не страшно? — прошептал он, закрыв глаза и не в силах больше смотреть в эту сверкающую магическим голубым светом бездну. — Скажи мне, если ты знаешь. Ты ведь знаешь? — паренек кивнул и попытался улыбнуться, но его взгляд оставался холодным, делая его улыбку похожей на маску, неумело натянутую на человеческое лицо.— Есть вещи страшнее, Паскаль, — сказал блондин.— Да? И что же это?— Тишина.Ложье вздрогнул. Ему показалось, что он услышал тишину — такую тишину, в которой не слышно даже стука собственного сердца. Тишину одиночества, тишину пустоты, непроглядную темноту, в которой умерло последнее воспоминание о свете. Этот парень… это существо знало, о чем говорило. Смерть была лишь переходом из одного мира в другой, трансформацией души, но даже там, за гранью обители живых, душа могла найти покой. Тень ждала его уже давно, но он на мгновение заглянул за ее пределы, услышав тишину, рвущую разум в клочья. Как он мог такое выдержать? Как вообще кто-то мог бы выдержать то, что без следа поглощает последнее напоминание о человечности… и вернуться? Только Создатель. Ложье попытался подавить истерический смех, его вдруг накрыло ощущение безграничной радости — он был счастлив, что никогда не испытывал ничего подобного и не испытает. Каким же он был глупцом, полагая, что смерть решает хоть что-то! Это лишь освобождение от смертной оболочки, и ничего более.— Посмотри мне в глаза, — сказало существо с лицом светловолосого парня, и Паскаль подчинился. Его сердце пропустило один удар, но он не посмел ослушаться. Краем глаза он заметил, что в руке у существа блестит что-то металлическое — отблески света плясали на лезвии изогнутого кинжала, будто в приступе нетерпеливого экстаза. Но Ложье не испугался этого — страх покинул его сердце, словно его никогда и не было.Он смотрел в глаза посланника Создателя, и кто знает — может, это и был сам Создатель, явившийся к нему, чтобы упокоить и забрать с собой в Свое царство.За секунду до удара Ложье показалось, что в этих глазах он увидел ослепительное золотое сияние тысячи солнц. А когда его кровь обагрила клинок, он уже не чувствовал боли, утонув в ласковых, ледяных объятиях тьмы.***Ровно в полночь третьего дня месяца Кассус, когда крепость Инквизиции на заснеженной вершине холма погрузилась в сон, чьи-то торопливые шаги нарушали благостную тишину коридоров в левом крыле замка. Женщина средних лет с короткими черными волосами в темных доспехах спешила в покои леди Инквизитора, сжимая в руке пергаментный свиток, запечатанный сургучом. Письмо от Ее Святейшества Верховной Жрицы Джустинии пришло всего час назад, и судя по всему, случилось что-то крайне важное, а в таких случаях Инквизитор четко распорядилась докладывать ей в любое время дня и ночи. Последние несколько месяцев работа ордена проходила как по маслу: Шен вместе со ставшими ей друзьями Кассандрой, Варриком и Вивьен путешествовала от самых границ с Ферелденом до Минратоуса, и в конце концов их усилия принесли плоды — Тедас наконец-то начал пробуждаться от тревожного сна и признавать, что внутренние конфликты, гражданские войны и грызня аристократов за престолы и власть не имеет ровно никакого отношения до тех пор, пока не будет закрыта последняя прореха в Завесе. Серые Стражи, орлейские Тал-Васготы, освобожденное от церковного гнета маги во главе с эльфийкой по имени Фиона, храмовники, оставшиеся верны Джустинии и многие другие — все дали свое согласие забыть о старых обидах и наконец объединить усилия ради общего дела. Ведь когда драконы, демоны и порождения тьмы штурмуют города и села, оставляя после себя лишь выжженную землю — даже самый эксцентричный правитель задумается о том, что только Инквизиция сможет спасти его земли от полного разорения.Кассандра Пентагаст почти не задавала вопросов Шен по поводу странных обстоятельств и слухов, касающихся косситки — она оставляла это на Варрика. Тот всегда был мастером красного словца. Самой же Искательнице было только на руку то, что после возвращения Шен из Деланжа количество рыскающих по округе шпионов, наемных убийц и просто желающих прославиться, притащив Гаспару голову Инквизитора на копье, уменьшилось, а после и вовсе исчезло. Правда, стражники иногда перешептывались между собой о том, что находили убитых у обочин дорог, в темнице и на скалах под крепостью — иногда тела были объедены дикими животными, крысами или птицами, но одна деталь оставалась неизменной, как почерк убийцы — жертв находили с перерезанным горлом. Размышляя об этом, Кассандра повернула по коридору и остановилась перед тяжелыми резными дверьми, ведущими в покои Шен. Она попыталась прислушаться и понять, спит ли косситка, но шестое чувство подсказывало — нет. Шен всегда как будто предугадывала момент, когда принесут плохие новости. Коротко кивнув стражникам, Искательница толкнула дверь и решительно шагнула внутрь. И тут же застыла в удивлении: магесса сидела у небольшого обеденного стола (она всегда предпочитала завтракать, обедать и ужинать у себя, пренебрегая общими застольями внизу даже по большим праздникам) и внимательно глядела на пространство перед собой, улыбаясь так искренне и открыто, как не улыбалась никогда на памяти Пентагаст. Это длилось всего секунду, а затем лицо магессы приобрело обычное спокойное, немного уставшее выражение. Второй стул был слегка отодвинут, и Кассандра попыталась было сесть, но Инквизитор резко покачала головой и сама поднялась из-за стола. Искательница мимолетно подметила, что стол был накрыт на двоих, хотя трапезничала косситка всегда одна.— Что случилось? — спросила Шен, и черноволосая женщина без лишних слов протянула ей свиток. Сломав печать, Инквизитор быстро пробежала взглядом по тексту, потом, словно не поверив с первого раза, прочитала снова — уже внимательней. А в следующий момент вдруг закрыла глаза, прочла заклинание, и — свиток в мгновение ока был охвачен огнем. Подождав, пока пламя превратит письмо в горстку пепла, косситка отряхнула руки и тяжело вздохнула. Плохие новости… других она и не ждала.— Джустиния запрашивает помощи?— Нет. Это не Верховная Жрица.— Но ведь это была ее печать, — нахмурилась Кассандра, а затем похолодела. Неужели кто-то посмел убить Ее Святейшество и украсть священную печать? Но зачем? — Я не хочу показаться навязчивой, но полагаю, что я должна узнать, о чем говорилось в письме.— Вы все узнаете, но не сейчас, Пентагаст. Собирай отряд и возьми с собой всех боеспособных солдат крепости. Я хочу, чтобы к утру мы были готовы выступать. Идем в пустошь Тирашан.Кассандра тихонько вздохнула. Этого она и боялась с самого начала — когда Искатели нашли молодую косситку, умирающую в пустыне, они подошли лишь к границам пустыни. Что было бы с ними, углубись они в пустошь Тирашан — знает, верно, один Создатель. И как там оказалась косситка, никто не ведал до сих пор, хотя она уже как год являлась главой вновь созданного ордена Инквизиции. Шен вообще очень мало распространялась о своем прошлом, лишь однажды обронив, что совершила убийство, о котором ничуть не сожалеет. Когда Искательница выходила из покоев, то ей показалось, будто мимо нее проскользнула странная тень, похожая на человека. Но женщина свалила все это на усталость, недосып и игру теней и света, сразу же забыв об этом. По пути к центральной башне она свернула ненадолго в библиотеку, прихватив карты Орлея. Путь для их небольшой армии должен был пролегать через Нахашинские болота, чтобы не делать огромный крюк через Андоралов Предел. Времени было катастрофически мало. Спешно наметив путь, Кассандра созвала всех приближенных Инквизитора и вкратце поведала им о скором выступлении. Никто, конечно же, понятия не имел, к чему такая спешка, но каждый из них не был глупцом и понимал, что предстоит серьезный бой.Все возвращалось к тому, с чего началось. К пустоши Тирашан. По слухам, место это было проклятым — безжизненная пустыня, населенная душами заблудившихся мертвецов, а теперь сквозь нее проходили орды демонов, рвущихся в материальный мир. Именно оттуда периодически совершали свои набеги и порождения тьмы, хотя не так давно закончился Мор и пал Архидемон. Искательница знала, что события с исчезновением Героя Ферелдена, Защитника Киркуолла и происходящие в пустоши события как-то связаны, но со всеми свалившимися ей на голову проблемами и обязанностями у нее так и не доходили руки самой все выяснить. А еще она боялась, хотя никогда не призналась бы в этом никому другому. Боялась тайны, окутавшей западную часть Орлея, тьмы, лезущей с небес и из-под земли, сердце которой находилось, как ей думалось, именно там. И никак не могла Искательница избавиться от навязчивого чувства, что живой она уже не вернется.На рассвете отряд Инквизитора в сопровождении двух сотен солдат выступил в поход. Остальные были разосланы по сторонам света, дабы предупредить других и помочь им защищать города и замки от атак демонов и порождений тьмы. Шен ехала впереди всего отряда, закутавшись в меховой плащ. На спине у нее висел подаренный каким-то благодарным орлесианским магом посох, украшенный рубинами. Кассандра считала его абсолютно безвкусным, но по словам магессы, посох обладал недюжинной силой и мог послужить подспорьем в предстоящем походе. За косситкой, чуть позади, следовала сама Пентагаст, Варрик и Вивьен. Каждый хранил напряженное и почтительное молчание. Шен ни разу не обернулась, дабы проверить состояние отряда, поэтому этим озаботилась — как всегда — Искательница. Она по негласному договору с Инквизитором занималась всеми военными вопросами, Варрик — дипломатией, а Вивьен… Вивьен ничем не занималась, кроме того, что поджаривала неугодных Инквизиции людей в пламени своих заклинаний. Тоже работа, пусть Кассандра ее и не слишком любила.Когда отряд добрался до ближайшего поселения, там уже почти не осталось жителей — покинутые дома представляли собой жалкое зрелище, узкая проселочная дорога была исполосована следами телег и лошадей. Отряд разместился на ночь в пустующих домах, а немногочисленные оставшиеся жители — почти сплошь немощные старики, которым уже не хватало сил бежать на восток— поделились своими скромными запасами. Их даже не пришлось уговаривать. Каждый их них понимал, что время для переговоров давно прошло. И если бы Кассандра не знала Шен, то не почувствовала бы огромного облегчения, когда встреча с жителями прошла без крови. Но косситка была не из тех, кто из чистого милосердия заставит своих людей голодать, в то время как крестьяне прячут в амбарах запасы хлеба и молока. Пара-тройка публичных казней могла сделать простой народ куда более сговорчивым. Какой-то юродивый, взглянув в сторону магессы, начал кричать что-то о том, что та привела с собой тьму, и тыкать пальцем, но его быстро заткнули — тяжелый удар латной перчаткой разбил его нос в кровь, и он, скуля и размазывая слезы, но продолжая истерично хохотать, скрылся с глаз долой. Что-то о конце света, смерти всего сущего и возвращении магии в мир. Старая байка, которую все наслушались еще полгода назад. Кассандра пропускала такие вещи мимо ушей.В деревне они не задержались — утром, лишь немного отдохнув и пополнив запасы, отряд вновь выдвинулся к Нахашинским болотам. Пентагаст не зря подозревала неладное: косситка почти перестала разговаривать, все время проводила в одиночестве и даже ее шатер с каждой ночью становился все дальше от полевого лагеря отряда. Она полностью замкнулась в себе, возможно, испытывая такой же примитивный страх перед неизведанным, как и Искательница. Но та хотя бы пыталась подбадривать солдат и остальных членов отряда, скорее по привычке, прекрасно понимая, что от ее слов лучше не станет никому. Сквозь болота они пробивались с огромным трудом — повозки безнадежно увязали в топях, лошади страдали от постоянной жары, духоты и вездесущих слепней, постепенно дурнея от боли и усталости. Почти половина лошадей пали просто от истощения, другая половина едва переставляла ноги. Несколько раз отряд вынужден был вступить в бой — со стороны Тирашана волнами катились порождения тьмы, да такие, каких еще ни один Мор не видел. Когда впереди наконец показался просвет из этого места, полного сводящего с ума гула насекомых и стойкого, впитывавшегося в одежду запаха гнили, из двухсот солдат на ногах стояла от силы сотня. Но Шен упрямо двигалась вперед, хотя ни для кого не было загадкой, что она тоже едва не валится из седла. Ее запасы лириума подходили к концу, также как и ее силы, но нужно было двигаться вперед, несмотря ни на что. Ее упрямство и уверенность уже не казались вдохновляющими, и многие уже в открытую обсуждали возможность того, что Инквизитор окончательно тронулась умом от всего пережитого. Кассандра, как могла, пыталась прекратить распространение подобных слухов, но она была всего лишь человеком, и сама уже начинала сомневаться в способности Шен рассуждать здраво. В конце концов, она ведь догадывалась, что именно косситка устроила резню в трактире Деланжа. Да и многие другие убийства, вероятно, были делом ее рук.Выбравшись из болот, отряд остановился на короткий привал. Припасы неумолимо кончались, но оставшийся отрезок пути придется проделать без остановок — отсюда до самой пустоши Тирашан не было ни одного поселения. Никто не хотел жить рядом с черной бездной, а особенно сейчас, когда эта бездна изрыгала в мир тысячи ужасных, жестоких тварей, убивающих всех живых на своем пути с поистине бесчеловечным удовольствием. Во время привала Кассандра заметила, что Шен снова отдалилась от отряда. Косситка направилась к стоящему посреди степей одинокому дереву, раскинувшему свои сухие, скрюченные ветви, словно умоляя небо хоть о капле дождя. Присев у дерева, она будто бы с кем-то беседовала, но Пентагаст была совершенно уверена, что рядом с магессой никого не было. Что ж, кажется, солдаты были правы — Инквизитор потеряла рассудок. Отвернувшись, дабы не смотреть на это жалкое зрелище, Искательница занялась распределением оставшихся припасов и постаралась забыть о том, что видела. Она не винила Шен. В конце концов, у каждого есть своя черта, свой предел перенесенных мучений, перешагнув который, можно потерять разум. Но доверять безумной вести отряд на верную смерть?.. Это было бы еще большим безумием.А в это время, пока Кассандра пыталась решить, важней ли следовать приказам обезумевшего предводителя или думать о благе других, Шен глядела в чистые, незамутненные голубые глаза сидящего рядом с ней молодого парня со светлыми волосами. Она уже привыкла к косым взглядам, которые бросали ей вслед, привыкла к тому, что видит его лишь она одна — но это ее уже не беспокоило. Разделить свое бремя с человеком, который понимает ее, было наивысшим благом, с человеком, который единственный всегда был рядом с того самого момента, как она возжелала о смерти в темном переулке Деланжа. Ей было легко, как никогда прежде, пусть даже она и понимала, что этот поход должен был стать для нее дорогой в один конец. Что-то кончалось, что-то начиналось — таков был ее жизненный путь, и противиться судьбе означало лишь отсрочить неизбежное. Существо, которое она полюбила всей своей душой, так, как только способна была любить, было таким же чужим этому миру, как и сама косситка. У него не было имени и не было места среди живых, как и у нее самой, и быть может, именно это свело их вместе. И сейчас, чувствуя в своей ладони его руку, она ни о чем не сожалела. Может, лишь о том, что поняла это только теперь.— Если ты пойдешь туда, то уже не вернешься, — сказал Коул, глядя на лицо Шен с беспокойством и каким-то отчаянием. — Не ходи туда, пожалуйста.— А ты?Он промолчал, отвернувшись, но Шен уже знала ответ. Ей не нужно было слов, чтобы понять, что Коул последует за ней, куда бы она не пошла. Но у магессы не было такой силы, чтобы обмануть смерть. Вздохнув, она склонила голову и поцеловала парня в лоб, будто прощаясь с ним.— Если ты захочешь уйти сейчас, я не буду тебя винить. Но я должна сделать это… ради всего, во что когда-то верила, — прошептала она, пытаясь не обращать внимания на застывший комок в горле. Коул лишь яростно помотал головой.— Не хочу. Не хочу уходить. И не хочу, чтобы ты уходила, — заявил он, прижавшись к ней и обнимая ее так крепко, что ей стало больно. Над головой магессы кружили темные, грозовые тучи, которые никогда не разразятся дождем над этой больной и опустевшей землей. В отдалении, где-то над пустошью Тирашан, гремел гром, возвещая о грядущей буре. Шен резко вздохнула, чувствуя, как быстрее забилось ее сердце. Она никак не могла привыкнуть к тому, что Коул был так близко к ней, настолько близко, что она чувствовала его теплое дыхание.— Я пойду с тобой, — сказал он сдавленно. Он не задавал вопросов, не подвергал сомнению ее поступки. Он просто был с нею рядом, тогда, когда был нужен. Словно чувствуя ее боль, он пришел к ней и убил демонов в ее душе. Все это время она наивно полагала, что защищает его, но на самом деле это он оберегал ее от жестокого внешнего мира. Какой же глупой девочкой была она все это время.— Спасибо, — шепнула она и улыбнулась. Чувствуя чей-то пристальный взгляд, магесса подняла голову и увидела, что Кассандра, стоявшая в ста шагах от дерева, отвела глаза. Пусть будет так. Шен догадывалась, что произойдет, когда она вернется в лагерь, и не ошиблась — Пентагаст ждала ее. Разговор был коротким и сухим. Искательница сообщила, что больше не доверяет командованию Инквизитора. Вести отряд на верную гибель было безумием. Шен лишь пожала плечами. ?Тогда я пойду одна?, — сказала она. — ?Забирай людей и уходи. И не оглядывайся, Пентагаст. Ни за что не оглядывайся?. Затем косситка попрощалась со своими друзьями — Варриком и Вивьен, вручила гному поводя своей верной кобылы в яблоках по кличке Хиссра и задержалась лишь на минуту, чтобы прижаться к морде лошади и поцеловать ее мягкий и теплый нос. Отряд собрался на удивление быстро, Шен же, развернувшись и не посчитав нужным сказать хоть слово, медленно побрела прочь — туда, где над пустошью вихрем кружились багровые облака, знаменуя пришествие самой темной ночи, которую только видел этот мир. Кассандра ничего не сказала ей на прощание. Да слова были и не нужны. Запрыгнув в седло, Искательница направилась назад — к крепости Инквизиции. Теперь она была во главе ордена, и все еще не могла принять того простого факта, что следовать странным и порой безрассудным приказам косситки уже никогда не будет. Лишь однажды она обернулась, вопреки просьбе Шен.Там, вдалеке, на границе Тирашан, женщина увидела тонкую и казавшуюся маленькой и беззащитной фигуру магессы, бредущую в жаркой дымке. А рядом с ней — высокого молодого парня с растрепанными волосами, крепко державшего ее за руку. Кассандра вздрогнула и отвела глаза. Она никогда не признается никому о том, что видела, постарается забыть, убедить себя, что это был лишь мираж, хитроумная иллюзия пустошей. В конце концов, это место было полно магии, и никто не уходил отсюда таким же, каким был. ?Да хранит тебя Создатель, Инквизитор?, — подумала женщина, прикоснувшись рукою ко лбу, и пришпорила лошадь. Пусть все это поскорее останется позади. С нее хватило темного колдовства. А Шен… Шен сделала свой выбор, и пусть ее путь будет легким. Она этого заслужила.***…Тень поглотила их. Поглотила, как огромное чудовище, раскрыв свою необъятную черную пасть, которую когда-то называли пустошью Тирашан. Теперь здесь не было ничего — даже сама земля разверзлась, выпуская на свободу силу, которая слишком долго томилась в заточении. Тень хлынула на них из разлома в ткани мироздания, с сатанинской радостью бросаясь навстречу. Но Шен была к этому готова — в конце концов, она почувствовала гигантский разрыв Завесы еще на границе с пустошью, потому отпустила своих людей с чистым сердцем. Отбирать их жизни в бессмысленной борьбе с тем, что никогда и ничто не могло уничтожить, было слишком жестоко. Впереди, куда вели тысячи дорог, магесса увидела до боли знакомый темный силуэт — высокие, рвущие небеса шпили Черного Города. Раньше она никогда не могла приблизиться к нему, а теперь ее будто что-то подталкивало, не давало ни на секунду остановиться, оглядеться, усомниться. Город тянул ее, как огромный магнит, и Шен почувствовала укол страха. По легендам, здесь когда-то был престол самого Создателя, оскверненный нечестивыми магистрами, но… сейчас ей казалось, что всего этого никогда не происходило на самом деле. Черный Город был святилищем тьмы, но и чем-то большим — он был вратами. Вверх вздымались резные арки, пульсирующие, будто бы живые, а тропа под ногами вела магессу дальше. Вперед, вперед, звала она, не смей обернуться. Не смей отпустить руку того, с кем идешь сюда, иначе потеряешься в пустоте навсегда. То, что ты видишь, лишь искусно созданная иллюзия.Здесь, в Черном Городе, не было ни зданий, ни жителей, ни золотого трона Создателя. Все это было выдумано смертными, чтобы замаскировать извечный ужас перед бесконечностью бытия. Единственным существом, которое было реальным, был Коул. Он был похож на ярко сияющее солнце посреди безграничного моря пустоты. И глаза его, когда-то голубые, почему-то теперь сверкали расплавленным золотом. Его лицо плыло, менялось, и стоило лишь на мгновение отвести глаза, как начинало казаться, будто тысячи лиц, масок и воплощений проходят сквозь него. Шен почувствовала, что больше не движется — дорога замерла, превратившись в море, бескрайнее стальное серое море без берегов. Лишь впереди, за мерцающей дымкой, простирался переливающийся всеми цветами радуги и издающий тонкое, на грани восприятия, пения, широкий мост, уходящий куда-то вверх, сквозь пространство и время. — Кто ты? — прошептала косситка, не смея взглянуть в лицо человека, которого держала за руку так крепко, как утопающий держится за обломок разбитого корабля.— Кто я? — эхом отозвался ей голос, до боли знакомый, но напоенный мелодией магии, отдающий эхом в окружавшей их тишине. Кинжал в руке Шен холодил кожу, и она, поднеся к глазам клинок, всмотрелась в сапфировые глаза сотворенного из металла дракона. Казалось, что крошечный змей извивается в ее руках, обжигает взглядом темно-синих глаз. Задрожав, Шен отбросила проклятое оружие. Нет, этого не могло быть. Коул, ее Коул — не порождение древней и забытой магии. Он человек, просто человек, потерянный и одинокий, который был ей другом и возлюбленным. Который мог чувствовать, плакать и смеяться, любить и ненавидеть вместе с ней. Который был живым больше, чем все обитатели Тедаса вместе взятые. Который был живым для нее.— Значит, так и есть, — прозвучал голос в голове косситки, и та наконец осмелилась взглянуть в лицо парня. Тот улыбался ей — так, как умел улыбаться только он один. — Я — Коул. Просто… Коул.Он стоял перед ней, неуверенно, но искренне улыбаясь, пытаясь одной лишь улыбкой и выражением глаз сказать то, что никогда не сможет выразить словами. Забытый мирами и ставший миром для одной-единственной смертной, он казался ей самым прекрасным, величественным и родным существом на земле. И какая разница, кем был он до этого момента? Здесь, в сердце Черного Города, прошлое, настоящее и будущее сливались в единый тонкий луч, прорезавший темноту. Здесь каждый был бессмертен. И даже она, Шен, могла прикоснуться к тайне.Протянув руку, она легко и осторожно провела пальцами по щеке Коула, и тот смущенно моргнул, а потом замер в удивлении — косситка потянулась вперед и поцеловала его в губы. Прежде, чем он смог понять, что произошло, она уже отстранилась. Тени кружились вихрями вокруг них, то обретая лица, то вновь теряя их, замирая в благоговейном ужасе и заливаясь издевательским смехом. У одной из них было лицо уродливой старухи, у другой — красивого черноволосого мужчины.— Ты всегда был безумен, — усмехнулась старуха. Расправив драконьи крылья, она парила высоко над головой, отражаясь в стылой неподвижной воде. — Я уже начинала беспокоиться, когда же ты наконец проснешься.— Настало время пробудиться и вернуться в мир смертных, — отозвался черноволосый, вдруг материализуясь рядом с Коулом, но не подходя слишком близко. — Мы ждали только тебя.Они называли Коула другими именами, но Шен их не слышала. Перед нею стоял все тот же юный парнишка, не обращавший внимание на болтовню теней. Пожав плечами, он взял Шен за руку и потянул ее вперед, туда, где разгорался миллионами оттенков мост — дорога в мир, лежащий за пределами Тени, туда, куда не достанут ни боги, ни смертные, ни духи. Туда, где спал забытый бог, которому когда-то приснился Тедас.— Мы вернемся и без тебя, — крикнул старец за спиной Шен, но та лишь крепче сжала руку своего возлюбленного. — Мир меняется, и скоро тени проникнут и в твой дом. Ты не сможешь спать вечно.Коул на мгновение остановился, и на его лице проступило сомнение. Наконец, он обернулся и улыбнулся кружащим у врат теням холодной, нечеловеческой улыбкой. Он не произнес ни одного слова — его губы оставались неподвижны, растянутые в этом гротескном оскале, но только тени видели, как лицо его на какую-то долю секунды превратилось в зияющую темноту ночного неба. Они зарычали, потрясая мироздание, и провалились назад, туда, откуда никогда не могли бы выбраться. Заточенные посреди миров, они были всего лишь пленниками силы, создавшей их. А спящий был волен сам выбирать свои сны.— Идем, — произнес Коул, когда эхо от их ужасных воплей наконец стихло, и гладь водная снова стала зеркалом, отражающим небо. — Я покажу тебе свой дом.Шен неуверенно взглянула в лицо парня, но тот пожал плечами.— Не бойся, — добавил он. — Они не смогут причинить тебе вред. Ведь они всего лишь тени.Магесса кивнула и, крепко сжав руку Коула, вздохнула и шагнула в радужную круговерть.***Как ты думаешь, они все еще помнят нас? Не знаю. Я больше не могу вернуться туда. А ты хотела бы, чтобы тебя помнили?Наверное. Я иногда скучаю по своим друзьям. Порой хочется взглянуть, как они живут.Он пожимает плечами — как всегда молчит, и улыбается своей неловкой улыбкой. А я улыбаюсь вместе с ним. Это только наш сон, и только нам решать, что в нем произойдет. Одно я знаю совершенно точно: мы всегда будем вместе, я и он. Мы порой беседуем, вспоминая все, что с нами приключилось. Это было поистине великолепное приключение! Надеюсь, что Варрик все-таки расскажет о нем. Когда-нибудь. И все равно, что в этой истории будет только одна главная героиня. Я-то хорошо знаю, что она была не одна.Однажды я увидела, как кто-то нашел мое тело. Пустая оболочка, бездушная и мертвая, но все равно мое сердце защемило, когда они подняли его на руках и положили на место последнего упокоения. Пламя охватило меня, и я увидела слезы на глазах тех немногих, кто собрался попрощаться со мной. Глупые, думала я, разве вы не видите, что я жива? Я жива, я счастлива, и я свободна. А то, что оплакиваете вы, всего лишь мое тело. Но все равно спасибо вам, что постарались помнить меня.Будут ли помнить меня через десять лет? Сто? Тысячу? Я думаю, что нет, но меня это не печалит. Пусть мы стали Забытыми, пусть навсегда покинули мир смертных, но в конце концов и мы вернемся — вместе с Древними Богами, Тенями, Творцами. Просто… не сейчас.Не сейчас.Раньше мне казалось, что наша жизнь была подчинена невидимой руке судьбы, но только этот странный молодой парень, растрепанный оборванец, голубоглазый убийца, спящий за пределами миров, заставил меня понять: нет и не было никакой судьбы. Нет никакого слепого случая. Все, что мне нужно было — это сделать выбор. И я выбрала его, а он выбрал меня.Коул тянет ко мне руки, и я с радостью подчиняюсь этому немного детскому, невинному желанию — обнять, прижаться, спрятать лицо на груди. А сердце у него живое — оно бьется, иногда быстрее, чем обычно, например, когда я пытаюсь поцеловать его в губы, а он только смеется и уворачивается. Я люблю слушать его сердце. Оно никогда меня не обманывало.И его кинжал с резьбой в виде головы дракона уже не кажется мне таким страшным. Дракон иногда расправляет крылья и, хлопая ими, уносится полетать, но всегда возвращается. Я кормлю его кусочками печенья, и он урчит, как большой котенок, а Коул с интересом наблюдает. Оказывается, он тоже любит печенье. Я нахожу эту черту его характера одной из тех, которые заставляют меня замирать от восторга.Мы были смертными, но и сейчас не стали богами. Мы остаемся самими собой, и мы видим один сон на двоих. Сон, наполненный покоем, счастьем и бесконечной любовью. Не знаю, значит ли для Коула это слово то же самое, что и для меня; имеет ли он вообще представление о том, что такое любовь — но это не страшно. Потому что, когда он смотрит на меня, я вижу, как в зрачках его вспыхивает звездное небо, и это все, что мне нужно знать. И пусть я никогда не узнаю тайны о том, кем он когда-то был, какими глазами впервые увидел мир, был ли вообще или тоже приснился кому-то еще более далекому и древнему… Я знаю, что люблю его и буду любить, пока последняя из звезд в последнем существующем мире не погаснет. Я не знаю, где мы, но знаю, что я хочу быть здесь. С ним. Теперь я понимаю, что иногда не обязательно знать истину. Он верит мне, а я верю ему.Иногда этого достаточно.