4. (1/2)
На Бути Бэй обрушился тропический ливень.
Крыша, как ни странно, устояла, хотя Гневион был уверен, что она улетит от первого же дуновения ветра. Зато по стенам потекла вода, да так быстро, что через несколько минут пришлось срочно спасать имущество. Андуин вовремя успел выдернуть из розетки холодильник и зарядку гномбука, а через пару минут розетка заискрила и задымилась.- Заебись! - прошипел Гневион, подкатил штаны до колен и принялся закидывать на кровать, - единственное пока еще сухое место, - разбросанные вещи.Андуин прижимал к груди оба мехафона и гномбук, и растерянно хлопал глазами, наверное, он впервые видел разбушевавшуюся стихию не по телевизору.- Давай сюда! – приказал Гневион и запихнул все барахло в сумку, завалив сверху подушками.Андуин сел на край кровати, взвизгнул и поджал ноги, когда из-под кровати вальяжно выплыла зеленая змея и стремительно уплыла на улицу через распахнутую дверь.Дождь одурело лупил по дощатым стенкам, крыша аж прогибалась от напора, но удивительно стойко держалась. Гневион зевнул. Не так он хотел провести выходной, который совпал с выходным Андуина, однако ложиться в сырую постель совершенно не хотелось, воздух пропитался водяными брызгами, внутри дома было так же мокро, как и снаружи.
- Может, погуляем? – спросил Гневион и пинком отбросил еще одну змею за дверь.
- Сейчас? – ошалело спросил Андуин и посмотрел в окно. – Туда?!- Куда ж еще, - улыбнулся Гневион. – Пошли на пристань?
- Я никуда не пойду! – заявил Андуин. – И ты не ходи! Вдруг тебя в океан смоет!Гневион скептически посмотрел на него, сунул ноги в пляжные шлепки, подхватил ветровку и вышел наружу.Дождь затихал так же стремительно, как и разыгрался, в пенных лужах вздувались пузыри, мутная глиняная вода каскадами стекала вниз, к океану. Пахло солью и рыбой. Гневион выругался, обнаружив, что прихватил ветровку без капюшона, и на ходу соорудил на волосах узел - от влаги пряди раскудрявились сильнее обычного, а Гневиону как-то не улыбалось превратиться в черного пуделя.
Он спустился вниз, к пустынной набережной. Из многочисленных пляжных кафе выглядывали посетители, которые успели спрятаться от непогоды, но его примеру никто не последовал. Дождь то затихал, то усиливался, но вода была теплая, как в душе, Гневион свернул на пристань, усыпанную водорослями и мелким мусором, выброшенным океаном, как только дождь затихнет - чайки начнут пировать по всему берегу.
Гневион остановился, заметив шевеление в буром комке водорослей, и понял, что там бьется и задыхается запутавшаяся серебристая рыбка, пытаясь добраться до воды. Гневион никогда не был фанатом бессмысленной жестокости, так что осторожно подпихнул ее ногой, рыбка плюхнулась в воду и моментально исчезла. Гневион остановился на краю причала и запахнулся в ветровку, рассматривая неспокойный потемневший океан. Дождь ему не мешал, Гневион так глубоко погрузился в мысли, что не заметил, как быстро вымок до нитки.Он никогда никому не рассказывал, - да никто и не спрашивал, - но однажды он уже видел это место.Мать умирала. В ней уже осталось так мало человеческого, что Гневион попросту боялся идти домой, в темную пустую землянку, куда их выселили после того, как мать не смогла оплачивать даже конуру на чердаке. В землянке, кроме матери, обитали еще какие-то люди, такие же опустившиеся, изможденные, обросшие и страшные. Они все время вскрикивали и шептали в бреду, сгрудившись в углу, оттуда иногда доносился запах горелого пластика и чего-то соленого, как будто распотрошили батарейку. Гневион старался не подходить близко, а мать тоже перебралась в тот угол, совершенно забыв о нем.Гневион, если ему приходилось там ночевать, забивался подальше и часто просыпался в холодном поту – ему мерещилось, что эта мослатая многосуставчатая человеческая многоножка вот-вот доползет до него, издавая жалобные и страшные вопли, и засосет в самую сердцевину, где воняло мочой, гниющей кожей и смертью. Он просыпался с всхлипами и лежал без сна, слушая, как слабо возятся и скулят пропащие умирающие люди.Хозяин таверны, где Гневион убирался за еду и несколько медяков, не был каким-то особо добрым человеком, но все-таки искра сочувствия в нем была, и он ничего не сказал, когда понял, что Гневион ночует ?В туманах?, прячась под столом.Он наблюдал, как Гневион старательно отскребает каменный пол, залитый за день пивом и усыпанный шелухой, а потом молча швырнул ему старое лоскутное одеяло, ветхое, но достаточно теплое.Гневион помнил тот день, когда по цветному маленькому телеку, висящему над барной стойкой, показывали передачу про южный город, спрятавшийся в тропических джунглях. Океан Гневиона сперва не впечатлил, но когда камера сменила ракурс и принялась демонстрировать вид с причала – на великолепные парусные яхты и махины танкеров, застывших на горизонте, Гневион так засмотрелся, что даже перестал отчищать скребком въевшееся пятно со стола. Конечно же, он тут же получил подзатыльник и уткнулся носом в столешницу, и пропустил момент, когда канал переключили и по телеку начали показывать овдовевшего сенатора Десвинга – тогда еще молодого, без брюзгливых складок у рта.
- Ух-ты! – вдруг сказал кто-то. – А щенок-то и правда похож!Гневион с удивлением посмотрел по сторонам, пытаясь понять, о каком щенке говорят, и остолбенел, осознав, что немногочисленные посетители пялятся на него. Гневион привык быть невидимкой, на него смотрели только когда собирались влепить оплеуху или дать пинка за нерасторопность.- Похож, - с изумлением проговорил хозяин таверны, и посмотрел в экран, где сенатор со скорбным видом и блестящими глазами вещал о своей невосполнимой потере.
Вечером он поймал Гневиона за плечо, больно впившись пальцами, и почти насильно усадил за стол.- Напишешь письмо в газету, - заявил хозяин таверны. – Станешь местной знаменитостью.Гневион заморгал.
- Писать умеешь? – смягчился тот и потер седеющую бороду.Вот странно, Гневион хорошо помнил его лицо, морщинки у синих глаз, коротко стриженные волосы, присыпанные солью, и не мог вспомнить, как звали человека, который его можно сказать спас, вытолкнул из жуткого прозябания.
- Умею, - тихо ответил Гневион.Мать учила его читать, а писать он выучился сам… потом не стало старого письменного стола и коротких толстых карандашей, чужих прописей, где он выводил каракули между строк, а теперь не стало и матери.
- Пиши, значит, - сказал хозяин таверны и положил перед ним листок. – В редакцию газеты ?Вестник Лордерона?.Хозяин таверны был неглупый мужик – сенатор Десвинг не обратил бы никакого внимания на слезливое письмо ?дяденька, я ваш потерянный сын?, но вот журналисты… эти, может, и не поверили, но в поисках сенсации не упустили шанса убедиться.
Через несколько дней в Каргате появилось два репортера с фотокамерами, а через неделю приехала съемочная группа. Гневион не понравился сам себе в телевизоре – испуганный, глупый, уши торчат, спутанные кудряшки топорщились… Ему задавали вопросы, на которые он не мог ответить: как его мать познакомилась с сенатором, как оказалась в Каргате, где и когда он родился, говорила ли ему мать о том, кто его отец. Были и совсем странные, очень злые вопросы – кто ему заплатил, чтобы он подставил сенатора.
Потом приехали другие журналисты и привезли доктора с большим серым чемоданчиком. Эти журналисты были какие-то особо противные, очень насмешливые, они зло шутили и спросили, где можно найти ?мамашу?, забрались в землянку, но через пару минут вылезли оттуда с зелеными лицами. Почему-то они были уверены, что Гневион откажется от генетического анализа.- Будет больно? – обреченно спросил Гневион и закатал рукава чистой рубашки, которую ему выделил подсуетившийся хозяин таверны.
Оказалось, что для анализа не нужно делать уколы, Гневиону поелозили во рту ватной палочкой, у него снова спрашивали, кто его надоумил подставить сенатора перед переизбранием, и что он будет делать, когда ?правда? выплывет наружу.Гневиону показалось, что этим журналистам не важно, что он ответит, им важно было задать свои глупые и злобные вопросы. Гневион знал, кто его отец, мать ему говорила, а когда напивалась – плакала, психовала и швыряла в него вещами, крича, что он похож на папашу.