9. Звонок (1/1)

Что делать, когда ты в завязке, запах марихуаны заманчиво бьёт в ноздри, а твой законный муж рыдает над смертью говорящего пса из тупого американского мультсериала?—?Брайан сейчас на небесах, стреляет сигареты у Иисуса.Катя точно знает, что Пит сейчас повторил фразу из ещё одного не менее тупого американского мультсериала, просто заменив имя.Две тысячи тринадцатый продолжает раздавать пощёчины направо и налево. Две тысячи тринадцатый и самый жестокий из его детей — декабрь — не знают пощады, не ведают страха и никогда не устанут, даже на пороге своей смерти.—?Тебе не жаль Брайана?—?Питер, я не могу позволить себе любить ?Гриффинов?,?— машет руками Катя, разгоняя сладкий, запретный дым.—?Какой же ты бываешь занудой,?— тянет Пит.На экране семья Гриффинов оплакивает покалеченного автомобилем пса?— достойное завершение сложного две тысячи тринадцатого.—?Может, нам немного отдохнуть друг от друга? —?робко произносит она, и её пальцы на груди мужа замирают в ожидании ответа.Пит тоже замирает, услыхав ненавистные слова, рука с ?косяком? застывает в воздухе в считанных дюймах от лица. Дым причудливыми фигурами вьётся к потолку.—?Скажи, что ты пошутила,?— говорит он после тяжёлого минутного молчания.Слёзы на лице Питера Гриффина, несмотря на всю трагичность ситуации, выглядят комично. Брайан умер-таки.—?Пошутила,?— зачарованно следя за глазами любимого, повторяет Катя, и рука её продолжает движение вниз к пряжке ремня.Пит сдавленно охает, когда ладонь жены опускается на его член.—?Не шути так больше. Никогда.***Год не задался?— это когда уже в июне ты мечтаешь, чтобы он закончился. Две тысячи четырнадцатый — вне конкуренции.—?Я ведь люблю тебя, слышишь, люблю, моя девочка, моя милая, дорогая девочка, я не смогу без тебя жить, не смогу, не смогу… Боже, опять тошнит…Катя гладит его по горячему лбу, нежно-нежно касаясь влажной кожи, как испуганная мать пытается незамысловатой лаской облегчить страдания ребёнка, медленно сгорающего от тифа.Больше в её глазах нет жизни. В них лишь смирение с реальностью, капля ещё несформировавшейся до конца ненависти и боль. Та боль, о которой так любят писать несчастные поэты: холодная беспощадная боль. Такая боль сожрёт тебя и не подавится; ты будешь болтаться под потолком с лопнувшими белками глаз — воняющий мочой кусок мяса, а она с чувством полного удовлетворения уползёт искать новую жертву.—?Мне очень плохо, любимая,?— стонет Доэрти, сжимая до синяков свой рыхлый бледный живот. —?Будто в тиски попал, сейчас перемолотит меня в щепки…—?Ш-ш-ш-ш,?— шепчет Катя. —?Хочешь, я позвоню Клариссе?Пит в ответ булькает что-то нечленораздельное.Поскорее бы закончился две тысячи четырнадцатый.***Карл бесшумно встаёт.—?А-а-ах,?— всхлипывает Эди во сне.Он смотрит на неё, и его трясёт от огромной, всепоглощающей любви. Он ласкает взглядом её маленькое, осунувшееся от тяжёлой беременности личико с синяками под глазами, острые соски, натянувшие ткань майки, тугой живот, несущий в себе самое драгоценное, что только существует на этом свете,?— новую жизнь. Сына.Ради Эди, ради детей, ради всего святого, что только есть у него, Карла Барата — почти неудачника, скучного друга великого человека, по словам одного репортёра, обвинившего его десять лет назад в развале группы, всего лишь Карла Барата, — пусть она возьмёт трубку. Пусть пошлёт его в задницу, пусть проклянёт до седьмого колена, пусть наговорит гадостей… Лишь пусть не игнорирует.Мысль о реюнионе, о ещё одном шансе для них всех, жжёт сердце, заставляя его обливаться кровью, пульс зашкаливает за сто восемьдесят, и Карлос, отчаянно затягиваясь двадцать восьмой по счёту сигаретой за день, ищет номер в записной книжке своего телефона. Номер девочки Пита.***—?Ты не бросишь меня? Пообещай, что не бросишь.—?У тебя жар,?— говорит Катя, хотя на языке вертятся совсем другие слова. —?Я позвоню ей, хорошо? Пусть привезёт немного.—?Пообещай, что не бросишь меня. Ведь у нас любовь.—?У нас любовь,?— терпеливо соглашается Катя, разглядывая луну в небе через окно.Пит как будто не Пит. Чужое, дурно пахнущее тело лежит на её кровати, оболочка человека, в которого она когда-то влюбилась, в которого она когда-то посмела влюбиться, вообразив себе, что хэппи-энд возможен. От того Пита остались лишь глаза избитой собачонки, скучные, тухлые, да бессмысленные татуировки с расплывшимися контурами. Руки?— перевалочный пункт между организмом и героином, — в последние годы не поднимавшие ничего тяжелее гитары, с дряблыми мышцами и колкими пучками волосков, дрожат в полутьме. Русалка похотливо скалится с правого предплечья, страшная, несуразная, неправильная.Мужчина мечты не имеет права портить себя рисунками русалок.Пит Доэрти на её глазах разваливается на кусочки, и ни одна живая душа, кроме жены, до конца не понимает этой трагедии. Катя не знает, как поступить. Окончательно признаться в том, что дальше уже просто некуда, и похоронить надежды на будущее?— равносильно смерти. Смерть стоит у растяжки с надписью ?Финиш?, Смерть ждёт отмашку флажком. Коса наточена, прощальная речь приготовлена, как и местá в аду. Спасать Питера, отталкивающего любую помощь, задвинуть мечты о полноценной семье с детским смехом и запахом пирогов по вечерам на дальнюю полку?— бесполезно, обидно бесполезно, до слёз. Уйти, гордо ли или поджав хвост, втихаря, как умоляют родители? Не получится. Потому что как только она в очередной раз соберётся уйти, Пит, мгновенно почувствовав неладное, протянет руку и попросит не бросать его на произвол судьбы. Вот и остаётся ей разваливаться вместе с любовью всей её жизни (любовью?), вкалывать, нюхать, глотать, лишь бы не психануть от больного бессилия, не подтолкнуть к последнему шагу и так находящегося на краю пропасти человека. И себя заодно.?Я собираюсь на лечение в Таиланд. Мик рассказал об одном рехабе, в нём реально ставят на ноги. Отыграем осенние концерты, и я поеду. Поедешь со мной??Она отказала тогда, потому что была разбита в пух и прах, а ведь не имела права делать это.Пит лежит рядом и одновременно за миллион световых лет от неё. Ему больно, жарко, холодно, противно, хочется кайфа, любви, заверений в преданности, но он ни разу не спросил, чего хочется ей, что необходимо Кате как воздух, оправдал ли её ожидания их глупый, ненужный брак, не пора ли заканчивать концерт, он ведь затянулся до такой степени, что никому уже не интересно. Это настоящее искусство?— говорить про любовь, искренне, от всего сердца, и всаживать в доверчивую спину нож каждый раз, когда Катя расслабится и поверит в счастливый исход. Он сравнивает её со своими бывшими и щедро делится героином. Он пишет тревожные смс посреди ночи, находясь в соседней комнате, и иногда рассматривает совместные с Мосс фотографии, хотя их история закончилась семь лет назад. История канула в Лету, а саднит до сих пор. И здесь не имеет значения, изменял ли он Кейт и хочется ли Питу избить Джейми Хинса до сих пор. (Привет, две тысячи девятый, поганый ты год, я сотру тебя из памяти, чего бы мне это не стоило, Кейт везде и повсюду: в интервью, ноутбуке, снах. А я кто? Просто видеооператор? Пит не отпускает меня, героин травит мой организм, Пит периодически потрахивает моделей, героин периодически потрахивает мою печень.) А может они с Мосс втайне общаются, дурят всех и смеются, радуясь редким, но таким желанным встречам? А Катя терпит, её косметичка увеличивается в размерах с каждым прожитым месяцем, потому что маскировать вселенскую усталость всё труднее, пополняет запасы одноразовых шприцев и надеется на чудо. А чудо всегда приходит к другим.Сколько бы лет бесценной жизни она отдала, чтобы Питер не познакомился с Кейт? Январь две тысячи пятого?— в коме от передозировки, на необитаемом острове, в космосе, в подворотне, только не с Кейт, чёрт бы её побрал, Мосс. А сколько Катя готова отсыпать своих часов, минут, секунд, чтобы тогда в баре свернуть куда глаза глядят и не знакомиться с ним? Не подходить, уловив немое приглашение, и не писать на салфетке телефон, а потом не ждать сорок четыре дня?— она считала! —?его звонка? Всю жизнь? Или ничего?—?Позвони Клариссе, позвони,?— бормочет Доэрти, держась за тощее бедро жены, как утопающий, который хватается за любую проплывающую мимо соломинку.—?Потерпи немного.—?Я говорил, как люблю тебя?—?Ты уже исчерпал свой лимит на этот год,?— она против воли улыбается и встаёт с кровати.Драгдилер обещает приехать через десять минут.—?Мы поедем в Таиланд осенью,?— произносит Катя, разыскивая сигареты. —?Понял? Поедем вместе. И в этот раз всё будет серьёзно. Я не дам тебе сбежать через два дня.—?А я не дам сбежать тебе,?— отвечает Пит.И боль отступает под бешеным натиском любви к кудрявой девочке, тихо курящей у окна, чтобы мгновение спустя навалиться с новой силой, грызть, ломать, раздирать. Торжествовать в его теле. Занимать трон. Где это видано, чтобы боль так просто сдавалась?—?Ты здесь? —?спрашивает Пит и стискивает зубы, не желая кричать, пережидая приступ. —?Ты же не ушла?—?Я рядом. Смотрю, сколько раз ты мне звонил, пока телефон был выключен.—?Раза два,?— Пит вздыхает и закрывает глаза, считая секунды до спасительного укола.?Раз, два, три, четыре…?Звонит Катин телефон песней ?Stereophonics?. ?Maybe tomorrow?,?— хрипло вытягивает Келли Джонс. Пит, сжав уголок подушки в кулаке, чувствует, что не дотянет до завтра.Катя прикрывает дверь гардеробной.***—?Извини меня, чёрт, извини, я не прав, я просто тварь, извини. Мне очень стыдно.Голос Карла, даже, скорее, невнятный шёпот, прерываемый сигаретными затяжками, виноватый, смиренный, чужой, раздаётся из трубки, и Катя теряет дар речи, не зная, как отреагировать, и нужно ли вообще как-то реагировать.—?Можешь ничего не говорить, просто прости меня за сегодняшнее, за все мои слова…И Катя молчит, слушает, затаив дыхание, и не верит в происходящее.—?Я не думаю так о тебе, я просто на взводе, прости.Карл откашливается. Карл будто выкашливает из себя это бесконечное: ?Прости, извини. Прости, извини?.—?Знаешь, мне очень паршиво сейчас, и я должен был позвонить, извини, что так поздно, Эди трудно заснуть из-за духоты, ну да ладно… Я серьёзно, ты простишь меня?Раздаётся сигнал домофона, и Катя, утирая слёзы, нажимает на красную кнопку. А в голове по-прежнему звучит: ?Прости, извини, я был не прав?.Седьмое июня закончилось.