Глава 4. (2/2)
— Ван Ибо, тема закрыта. Мы поговорим обо всем позже, когда врачи мне скажут, что ты можешь быть свободен, а не когда ты сам решишь, что можно сбежать.
Он отвернулся от надувшегося парня и поклонился доктору, извиняясь за сцену. Тот понимающе улыбнулся и, попрощавшись, вышел из палаты.
***</p>
Сяо Чжань спиной чувствовал взгляд Ван Ибо. Странные ощущения. Парень будто изучал его, раздумывал, можно ли доверять Сяо Чжаню. На какие-то пару мгновений он ловил себя на мысли о том, что чувствует нетерпеливость и замешательство Ибо. Возможно, парню было просто неуютно в присутствии преподавателя, и он ждал, когда Сяо Чжань, наконец, уйдет.
Они стояли в коридоре больницы, дожидаясь, когда Ибо позовут в рентген-кабинет. Вообще-то Сяо Чжань мог уже давно уйти, предварительно оплатив все, что было назначено пройти Ибо, но он не хотел, чтобы парень сбегал из больницы необследованный (а в том, что он наверняка думал об этом, Сяо Чжань не сомневался). Он переживал, что у того могут быть какие-то травмы, которые при очном осмотре невозможно заметить, и, хотя, Ибо вполне мог ходить без посторонней помощи, он все еще кривился от боли и не мог делать резких движений: вот только что у лифта Сяо Чжаню пришлось ловить его, когда неугомонный ребенок резво крутанулся, чтобы оглянуться на преподавателя, отчего у него закружилась голова.
Нет уж. Лучше он проследит за тем, как это чудо уляжется в кровать и заснет, чтобы посреди ночи не думать о том, где в случае чего искать его, такого побитого, на утро.
Хайкуань отписался ему еще полчаса назад и прислал фотографию: малышка накормлена, и они весело проводят время, играясь в игрушки. От делового стиля его друга ничего не осталось, потому что принцесса Янь-Янь приказала своему любимому дяде, который, конечно же, выполнит любой каприз девочки, переодеться в дракона (они стащили из спальни пижаму Сяо Чжаня, которую тот купил, потому что Сяо Янь затребовала для игр в «принца и принцессу» большого злого дракона, от которого ее непременно нужно будет спасать).
Сяо Чжань с нежной улыбкой разглядывал фотографию, в то время как Ибо исподлобья разглядывал его самого. Он кусал губы, теребил в пальцах ткань больничной рубашки и морщился, когда проходящие мимо люди решали, что им нужно остановиться прямо перед ним: так он не мог видеть Сяо Чжаня, что отошел к противоположной стене. Наверное, его взгляд был слишком пугающим вкупе с разукрашенным лицом и в принципе хулиганским видом, потому что, когда он зыркнул на паренька, разговаривавшего по телефону и так некстати остановившегося перед ним, тот сглотнул и, заикаясь в трубку, поспешил убраться из коридора.
Сяо Чжаня, кажется, мало волновало все, что происходило вокруг. Ибо очень хотелось узнать, что он там разглядывал в своем телефоне с таким мягким выражением на лице, светящемся любовью, но парень понимал, что не может спросить об этом преподавателя: как минимум — это странно…
Он хмыкнул.
«Странно… Не страннее того, что он здесь…». — Думал он, вперив взгляд в Сяо Чжаня.
Чем больше Ибо изучал его, тем больше ему хотелось побезобразничать. Сорваться, поорать, попсиховать, подразниться — все, что угодно, лишь бы не забивать голову мыслями. Но сильнее всего хотелось прижать к стенке и спросить: «Что ты творишь? Как ты здесь оказался?». Он ничего не понимал, и это бесило его. Бесил и гэгэ, который молчал и не узнавал его (Ван Ибо очень хотелось, чтобы это было плохой, совершенно дурацкой шуткой или его собственной безумной фантазией), с первой же секунды лишив Ибо возможности спросить, ограничив его и припечатав этим чертовым «преподаватель».
А к преподавателям Ибо обязан был относиться с должным уважением. Даже когда идиотка Су Ли украла его проект для представления в агентство, а куратор с нахальной ухмылочкой доказывал ректору, что Ибо — бесстыжий обманщик, который решил спастись от незачетов, присвоив себе трудоемкую работу умницы Су Ли, которую ждет великое будущее, даже тогда Ибо вынужден был закрыть рот и униженно вымаливать прощение у преподавательского состава, потому что трижды клятое <s>высокомерие старых глупцов</s> уважение к старшим. Он смолчал о том, что придурок Ан вообще-то спит с «умницей» Су Ли. Смолчал, потому что ему позарез надо было доучиться. Начни он бушевать, куратор точно выжил бы его из университета в ближайшие месяцы, и его выгнали бы взашей с еще большим позором, чем тот, который он уже взял на себя. Вот только…
Ван Ибо цыкнул и подумал: «Да к черту!», после чего, растянув потрескавшиеся губы в улыбке, пропел:
— Сяо Лаоши~… Давно вы преподаете в нашем университете?
— Если бы ты ходил на мои занятия, то знал бы. — Сяо Чжань хмыкнул, обратив на него свое внимание и спрятав телефон. Ибо ухмыльнулся.
— Хотите отчитать меня за прогулы?
— А есть смысл? — Преподаватель пожал плечами. — Вряд ли после хорошей взбучки ты с большой радостью придешь ко мне.
— Не хотите проверить? — Он облизнулся, не отводя взгляда от мужчины.
— Не испытываю удовольствия от наказаний.
Ухмылка Ибо стала шире, и его глаза сверкнули, когда Сяо Чжань укоризненно покачал головой, мол, я знаю, что ты вредничаешь.
— Не придерживаетесь традиционных методов… воспитания?
— Так хочешь получить наказание?
Ван Ибо хохотнул и качнул головой.
— Если Сяо Лаоши будет тем, кто накажет меня…
Сяо Чжань прищурился, не отводя взгляда от парня. Тот смотрел на него в ответ, нагло улыбаясь. Преподаватель не знал, как долго длился этот цирк с безмолвным разговором «ни о чем», в продолжение которого в его голову медленно закрадывалась мысль о том, что они явно думали о разных вещах, и мужчина на самом деле понятия не имел, почему парень смотрел на него так и нес какую-то околесицу про наказания (справедливо будет заметить, что Ван Ибо сам этого не знал и в полной мере осознал себя полным придурком, когда слова уже сорвались с его губ; просто молчать рядом с Сяо Чжанем, который столь безразличен к Ван Ибо — именно к Ван Ибо, а не к своему студенту — было для него настоящим мучением). Складывалось ощущение, что Сяо Чжань что-то недопонял.
Их переглядывания прервались, когда дверь в нужный кабинет с грохотом открылась, и Ибо пригласили внутрь.
— Лаоши дождется меня? — Ибо смешливо фыркнул, прежде чем скрыться за дверью, внутренне взвыв из-за того, что язык его не слушался и рот вместо чего-то дельного выдавал полную чушь.
Сяо Чжань задумчивым взглядом уставился на закрытую дверь. Фыркнул в тон Ибо и склонил голову набок, силясь понять, что за странное впечатление у него сложилось о собственном студенте. Колючий. Осторожный. Подозрительный и недоверчивый. Язвит, огрызается с незнакомцами, ехидничает и наверняка любит словесно поизмываться. Но в то же время он — оглушенный смятением и не знающий, что делать. Очнувшись, он выглядел, словно потерявший хозяина щенок, который получил пинков от злых прохожих, радостно помчавшись им навстречу. Да и в бессознательном состоянии тоже…
Сяо Чжаню от вида его изувеченного бледного лица становилось дурно. Хотелось сделать что-нибудь такое, что смягчит и его дурноту, и боль от множества синяков на теле мальчишки, поэтому он, не выдержав, погладил его по голове, словно тот действительно был маленьким ребенком. Как его Сяо Янь, которую нужно было успокаивать ласковыми словами и нежными поглаживаниями после того, как она разбивала коленки, мчась сломя голову по улице. На секунду Сяо Чжань подумал, что, почувствуй Ибо эти поглаживания, ему бы тоже стало легче. Конечно, Ван Ибо не его малышка и не плакал бы из-за разбитых коленок (потому что позорно), но кому, как не Сяо Чжаню знать, как иногда рыдает душа, даже если на лице дерзкая ухмылка.
После всех обследований, когда Сяо Чжань лично проследил за тем, чтобы Ибо прошел все, что требуется, он отправил парня в палату, предварительно заказав для него еду.
— Это все мне? — Ибо ошарашенно переводил взгляд с увесистого пакета, пристроенного на полку у кровати, на преподавателя, стоящего рядом (п/а: обычно питание в услуги больниц в Китае не входит).
— И чтобы все съел. Завтра приеду и проверю. — Сяо Чжань взглянул на часы. — Мне пора: часы посещений уже заканчиваются. Отдыхай.
Он развернулся, чтобы выйти из палаты, но остановился, когда услышал бурчание со стороны Ван Ибо:
— Почему вы так внимательны ко мне? — Конечно же, он хотел спросить совершенно другое, но понимал бесполезность затеи.
Похоже, Сяо Чжань не помнил его: для него он был обычным студентом университета, а не его диди, с которым он проводил время в детстве. Горькая обида на такую несправедливость сдавила его горло, и глаза увлажнились, поэтому он отвернулся к окну, когда Сяо Чжань снова посмотрел на него.
Мужчина какое-то время молчал. Честно говоря, ему было сложно объяснить Ван Ибо причину. Он не хотел говорить ему, что она заключалась в жалости к парню, до которого нет дела даже собственной матери. Само собой разумеется, причина была не только в этом. Сяо Чжань не мог выносить саму мысль, что он когда-нибудь пройдет мимо того, кто действительно нуждается в помощи. Наконец, он вздохнул и тихо произнес:
— Просто я знаю, что такое равнодушие к чужим страданиям. И поверь, нет в этом знании ничего хорошего. Чертовски отвратительное чувство.
Последнее прозвучало более эмоционально, чем Сяо Чжань мог себе позволить перед собственным учеником. Он еще раз окинул взглядом Ибо, на лице которого застыло непонятное выражение: он как будто на что-то обиделся, но обида постепенно уступала место задумчивости, которая появилась после слов Сяо Чжаня. Парень не сказал больше ни слова, и поэтому Сяо Чжань неслышно выскользнул из палаты. Похоже, им обоим было над чем поразмышлять этим вечером.