Глава 15. Часть 1. Похороны и заточение (2/2)

- Лучше не на нашем стойбище. Мало ли чего она учудит?- предложила Айдолай, к которой порывом вернулась вменяемость.

- То есть, вы хотите, чтобы я оставил Лейли в шатре-клетке на моем стойбище?

Умур-бей кивнул.

- Только не надо тащить ее, как убийцу. Ничего еще не доказали, у нас только подозрения. Объясните ей, что к чему, что так надо для ее же безопасности- тут взгляд Умура скосился в сторону Айваза. Он знал : от детей Гёка ждать можно чего угодно.Когда Лейли-хатун вышла из толпы, к ней вдруг подошел Умур-бей.- О, это ты... А что случилось, Умур? Почему ты не рядом с Айдолай, которой нужна твоя поддержка?

- Потому что она обвиняет тебя в убийстве Гёка. Твой отец постановил заключить тебя в шатер-клетку, я же захотел, чтобы заточили тебя на стойбище Авшара.

Глаза Лейли вдруг расширились. В них виделся испуг. Заточить замужнюю женщину на стойбище ее отца - это почти развод, если не развод.

- За что? Разве моя вина доказана?

- Нет, будь она доказана, обсуждали бы твою казнь, а не место заточения.

- Почему, Умур-бей? Почему у Ивэ я должна быть? Ты же не сделал Тансылу изгнанницей, когда она убила Гюнтегина!Тут вождь схватил Лейли за запястье, очень больно сжав, и без капли снисхождения отчеканил:- Тансылу была моей матерью. И ее отец бы не отказал мне в помощи против врагов, когда согласились даже чужие. А теперь иди и делай, что велят, если тебе жизнь дорога.

Девушка умоляюще посмотрела ему в глаза, но в них было одно недовольство. На деле оно было вызвано не столько ее поведением, сколько тем, что она неосторожно разбередила старые, незажившие раны. Умур-бею не понравилось и то, что она напомнила о покойной матери, и то, что она обсуждала такой неприятный факт из его биографии, и то, что она вообще решила перечить, чего от нее никак не ожидали. Люди так устроены - если вы им слишком часто делаете хорошее, они воспринимают это как вашу обязанность, как нечто, само собой разумеющееся.- Но вы же не считаете, что я на такое способна, да? Вы же не поверите, что я отравила его? - на глаза Лейли выступили слезы.

- Я бы не хотел в это верить. Но верю я только в то, что вижу.

Такой родной, полюбившийся голос. Произносящий полные такой бездушной любезности пустые слова. Пустые, но ужасные- ужасный чувством, которое в них сквозило. А чувство это называется - скрываемое за безразличием недоверие.

Но еще ужаснее слов был тон. Спокойный, бесстрастный, холодный тон. Если бы в голосе Умура послышалось бешенство или ярость, это бы хоть чуть-чуть дало бы надежду Лейли; если бы он ненавидел ее, это значило бы, что она ему небезралична, что хотя бы когда-то он любил ее. И от этой мысли под ключицей залился бы тихий, теплый ручеек нежных чувств, заполняя грудь. Но леденящий, безразличный тон обрушились на ее безответно любящее сердце как град на молодое растеньице - разорвали, изломали, уничтожили.

И как ее сердце еще не разорвалось на части, не разбилось вдребезги? С отчаянием и мольбой в голосе она наконец выдавила :- За что ты бросаешь меня? Почему покидаешь?

- Я этого еще не говорил.- Еще одна порция льда - льда, который тая и усваиваясь ее распаленным сердцем, превращался в яд, гнетущий и мучающий, но никак не убивающий.

Столько всего ей хотел закричать в этот момент! Просьбы, упреки, жалобы, проклятия, мольбы- но никакие слова не выразят чувства сердца, которое разбито; не опишут чувства, которое отвергли. Их передают стоны, всхлипы - они включают в себя все. Однако порою чувства захлестывают, задивают, бьют ключом, топят в себе. И тогда с уст не срывается ничто - нечему сорваться, ничто не спосоьно выразить таких эмоций. Они, не способные выбраться, целиком обрушают свою бешенную ярость вовнутрь, сметая, уничтожая, испепеляя, смывая в небытие...

И оставляя живым. Как бы живым. Вот в чем их подвох : ты должен мучаться, мучаться до конца, медленно растворяя этот град, безо всякой скупости и жалости обрушенный на тебя любимым, медленно и мучительно усваивая и впитывая этот яд,.

За ее запястье крепко взялась Нурбану.

- Пойдем, Лейли. Пойдем, я уверена, твою невиновность докажут.

Лейли уже не было разницы, куда ее ведут. Она просто шла, куда указывали, не запоминая ничего вокруг и не обращая внимания.И вот ее привели к шатру-клетке. Отогнув полог, Нурбану ввела девушку и зашла за ней. Перед ними была решетка из дерева, которую окружал полог шатра. Внутри одна лампада, но все равно было светло из-за проема в"крыше" юрты.

Нурбану открыла решетчатую дверь, и указала ладонью вовнутрь. Лейли бездумно вступила. Сразу за ее спиной дверь заперли и закрыли. Нурбану вышла.

Только тут Лейли оглянулась. Вокруг перекрещены прутья дерева - они и составляют собой каркас клетки. Она весьма высока, метра два с чем-то. Наверху каркаса нет. Оттуда льется свет.

Лейли вдруг поняла, взглянув в проем, что погружена во мрак - физически и душевно. Она бессильно сползла на пол, и беспомощно поджав конечности, зарыдала.