2. Пара слов (1/1)

Как оказалось, верных друзей, острой шпаги и сильных ног недостаточно для того, чтобы одержать победу над противником, в два раза превосходящим числом детей мушкетёров. К сожалению, Жаклин осознала это только будучи привязанной к столбу в подвале в ожидании неминуемой смерти. Горел фитиль, было душно и жарко, волосы падали на лоб, несмотря на то, что Жаклин ещё на корабле коротко остригла их – всё время прятать пучок под шляпой невозможно, а сохранить сходство с юношей необходимо. Теперь её светлые вьющиеся пряди не доходили до плеч, но это не мешало им лезть в глаза – Жаклин приходилось то и дело встряхивать головой, отбрасывая их. Совсем не к месту и не ко времени вспомнилось, что так же делал капитан Леон.Он каким-то образом сумел добраться до таверны почти одновременно с ними, сойтись с верной пособницей Кольбера Луизой де Круаль и выкрасть королевские сокровища через окно. Сверху доносился звон шпаг – наверное, это гвардейцы сражаются с монахами, а их капитан в это время увозит ларец с драгоценностями всё дальше и дальше. Он попадёт во Францию, несомненно, попадёт, но в руки Кольбера, и увидит ли его когда-нибудь несчастная Анна Австрийская...Жаклин снова мотнула головой, откидывая волосы. Как глупо, должно быть, думать о мелких неудобствах на пороге мучительной смерти, но ей хотелось в последний раз взглянуть на своих друзей. Впрочем, вряд ли это зрелище могло быть утешительным – Анжелика, испытывая поистине танталовы муки, билась в верёвках, пытаясь дотянуться до висевшего перед ней окорока, Анри, уже не пытаясь высвободиться, что-то говорил Жаклин, пытался в чём-то признаться, но она не слушала. Рауль... где же Рауль? Теплилась слабая надежда, что он жив, что он проберётся в подвал и освободит их, но в глубине души Жаклин понимала, что граф де Ла Фер убит или тяжело ранен, иначе бы он давно пришёл.Оставалась ещё надежда, что гвардейцы победят в схватке с монахами, спустятся в подвал и освободят пленников, но если и так, то ничего хорошего их не ждёт – лишь попадут из одного плена в другой. Жаклин с тоской посмотрела на дымящийся фитиль и прикрыла глаза. В последние минуты жизни надо подумать о чём-то хорошем... – Жак! – снова окликнул её Анри, но она, не открывая глаз, покачала головой. – Не надо, Анри, не говори ничего. Просто помолчи, прошу, – на последних словах голос сорвался, и она замолчала. Нет, плакать нельзя, ни в коем случае. Она не умрёт в слезах, она встретит смерть мужественно, пусть никто и не узнает о её героизме. Интересно, Леон расстроится, узнав о её смерти?... Когда среди шума наверху послышался один голос, хриплый и такой знакомый, что у Жаклин защемило сердце, она сочла это предсмертным видением. Голос приближался, а затем дверь с грохотом распахнулась и на пороге возникла высокая статная фигура, но и тогда Жаклин не поверила своим глазам. – Отец, – прошептала она, поднимая голову. Он пришёл за ней, значит ли это, что её мучения скоро закончатся? Или они уже закончились, и все они – она сама, Анри, Анжелика и так неожиданно очутившиеся в подвале отцы-мушкетёры – уже мертвы?Осознание вернулось лишь тогда, когда д’Артаньян стал развязывать верёвку, – вернулось острой болью в затёкших запястьях. И Жаклин поняла, что она жива – ведь мёртвые не могут испытывать боль, не так ли?***Очевидно, Фортуна всё-таки сопутствовала им – иначе как объяснить то, что все они остались живы и, если не считать раны Рауля, нанесённой кинжалом, целы и невредимы? Молодой граф, пусть и был очень бледен, но решительно заявил, что сможет продолжать путь и не останется в стороне от основных событий. Таким образом, в дальнейший путь они отправились ввосьмером – мушкетёры и их дети.Жаклин подумала, что она навсегда запомнит этот краткий миг счастья, когда они все неслись по залитой солнцем дороге, и дети не могли наговориться со своими отцами, насытиться их словами, впитать их, как воду. Но он закончился, этот миг, очень быстро, как и всё хорошее, и на дороге перед ними, как из-под земли, появился капитан Леон.Тогда Жаклин решила, что она его ненавидит – за попытки поймать детей мушкетёров, за то, что он не захотел спасти её из подвала (хотя разумом она понимала, что у капитана для этого не было ни возможности, ни причин), за то, что сейчас препятствует им. Она не разделяла весёлости отцов-мушкетёров, не понимала их смеха и быстрым движением выхватила шпагу из ножен. – Отец, позвольте, я его заколю! Мне надоела его мерзкая рожа!Едва произнеся это, она поняла, что совершила ошибку – Леон расхохотался: – Она не казалась вам такой мерзкой, когда вы целовали меня, верно? – Что? – вскинулся Анри. – Целовала? Когда? – ахнула Анжелика, зачем-то спрыгивая на землю, и даже измученный Рауль, казалось, был удивлён. Что касается Жаклин, то она вспыхнула и готова была уже соскочить с седла вслед за Анжеликой, но её остановил отец, казалось, совершенно не удивлённый словами капитана: – К сожалению, один из нас – его отец! – шепнул он и усмехнулся, довольный изумлением дочери. Жаклин ахнула громче Анжелики, но пока она пыталась что-то сообразить, дочь Портоса уже всё решила. Она метнулась к капитану и, прижимая к груди морду его лошади, стала умолять послушать д’Артаньяна и уйти с дороги. Жаклин, немного придя в себя, закатила глаза... и в изумлении распахнула их, когда Леон спешился и отошёл вместе с лошадью в сторону, напоследок крикнув путникам что-то насмешливое.Позже Жаклин пережила ещё несколько неприятных минут, рассказывая спутникам про поцелуй. Она не знала, что её смущало больше – что она утаила это от друзей или что отцы-мушкетёры, пребывая в бесплотном состоянии, всё видели.Друзья восприняли её рассказ по-разному. Анри как будто помрачнел, притих и отъехал в сторону, больше не участвуя в общем разговоре, Рауля её история просто позабавила, а вот Анжелика... В её глазах загорелся нехороший огонёк, и она, подъехав к Жаклин поближе, начала с жаром обсуждать капитана Леона. – А он не так уж и плох, верно? – спросила она, наклоняясь с седла. – Он храбрый – выехал в одиночку против всех нас! – По-моему, просто дурак, – буркнула Жаклин и покосилась на отца. Он сказал, что один из мушкетёров – отец Леона: правда это или же шутка? Она взглянула на отца совсем другими глазами, подумала о его долгой жизни, о множестве женщин, с которыми он встречался, внимательнее пригляделась к нему... и решительно отмела эту мысль. Но если не её отец, то кто же тогда? Арамис – и тогда Леон – убийца собственного отца? Или же д’Артаньян сказал первое, что пришло в голову, лишь бы остановить дочь? – Он упорный, ведь он выследил нас до самой таверны и забрал-таки сокровища! – тем временем вдохновенно продолжала Анжелика. – С помощью де Круаль, – добавила Жаклин и посмотрела на подругу. – Ты так его хвалишь, что можно подумать, будто ты влюбилась в него! – Что? Я? О нет! – и дочь Портоса звонко рассмеялась. – Я всего лишь хочу сказать, что он не так уж плох, верно? Смел, хорош собой, – тут Жаклин хмыкнула, – прекрасно ездит верхом, прекрасно фехтует... И потом, вы с ним целовались, – добавила она уже совсем бессвязно, но Жаклин поняла, к чему она клонит, и вспыхнула пуще прежнего. – Ты думаешь, я в него влюблюсь? – она увидела, как лицо Анжелики озарилось надеждой, и разозлилась ещё больше. – Да ни за что! Только в романах смертельные враги влюбляются друг в друга. – И всё же он нас спас, – гнула своё Анжелика. – Если бы он вовремя не вытащил ларец, эти ужасные монахи перерезали бы нас всех в том подвале! – Не думаю, что он был озабочен нашим спасением, – сухо заметила Жаклин. – Анжелика, тебя слишком сильно ударили по голове, и теперь тебе в голову приходят странные фантазии.Анжелика нахмурилась, тронула коня и отъехала к своему отцу. А Жаклин д’Артаньян осталась наедине со своими мыслями, надо признать, совсем невесёлыми.***К моменту следующей встречи с Леоном Жаклин уже готова была закипеть от невыплеснутой злости. Их со всех сторон окружали гвардейцы, драгоценное время уходило, отца никто не желал слушать, а тут ещё и Анжелика со своими странными предположениями, и поразительное спокойствие старших мушкетёров... Было от чего сойти с ума.Но когда появился капитан, всё изменилось. Все загадки были разгаданы и объяснялись до обидного просто. Счастливая Анжелика обнимала новоприобретённого брата, гвардейцы, следуя приказу маршала Франции, стремительно расходились, отцы-мушкетёры собирались в дальнейший путь, а Жаклин всё никак не могла понять, почему же она чувствует облегчение и даже радость. Она ведь должна ненавидеть капитана... или нет, раз он теперь один из них? Впрочем, неважно, она всё равно не может его ненавидеть и от этого ненавидит себя. Утешало одно – по крайней мере, она не целовалась с собственным братом.Они уже достаточно много проехали, и берег скрылся вдали, когда Жаклин наконец-то сняла шляпу и, с наслаждением подставив голову встречному ветерку, потрепала слежавшиеся волосы. И надо же было капитану Леону именно в этот момент подъехать к ней. – Вы остригли волосы, – заметил он, и Жаклин послышалось сожаление в его голосе. – Они у вас теперь короче, чем у меня. – А что ещё мне было делать? – огрызнулась она. – Вы забрали у меня парик и ленту, а мне надо было как-то изображать юношу. Кстати, раз уж мы с вами на одной стороне, не хотите вернуть мне мои вещи? – Нет, – усмехнулся он, – это мои трофеи. Вам и с короткими волосами неплохо. – Спасибо за комплимент, – процедила она, – но, пусть мы и на одной стороне, мне всё ещё хочется проткнуть вас шпагой. – Какая вы злая, – и снова эта усмешка! – А я-то всё время после той встречи на берегу думал о вас... – Не думаю, что вам было очень скучно в пути... особенно после похищения сокровищ, – ядовито произнесла Жаклин. Леон, слава Богу, перестал улыбаться. – На де Круаль намекаете? Да она послала меня прочь, едва мы отъехали от таверны! – Так вам и надо, – ввернула Жаклин. – После того, как ларец попал к ней, я был ей больше не нужен, и она от меня избавилась – по совету де Жюссака, не иначе... Странно, что она не пустила мне пулю в лоб... – Очень жаль. – Послушайте, за что вы меня так ненавидите? – вскинулся Леон. – Это не я вас целовал на берегу. Я не убивал вашего отца, не запирал вас в подвале, не бросал вам в глаза песок... А может, вы просто ревнуете меня к де Круаль? – и он снова усмехнулся. – Ревную? Вас? – Жаклин рассмеялась, но смех вышел чересчур сухим и деланным. Да что, они с Анжеликой сговорились, что ли? – Не воображайте, что каждая из немногих женщин, которая не побрезговала вас поцеловать, в вас влюблена! Вы... Вы просто заносчивый, скудоумный, небритый мужлан!Леон так сверкнул глазами, что она схватилась за шпагу, но он сумел удержать себя в руках. – Некогда было бриться, – он провёл рукой в перчатке по лицу, отвёл в сторону падающие на лоб спутанные пряди. – И насчёт немногих женщин вы ошибаетесь. Приятно было перекинуться парой слов, – он холодно кивнул и направил лошадь к отцу и Анжелике.Жаклин вздохнула и потрепала своего коня по шее, успокаивая и его, и себя. В глубине души она уже сожалела о своём порыве. И надо же ей было такое сказать! Хотя, по правде говоря, Леон сам виноват. Не надо было шутить про ревность, и отпускать комплименты по поводу её волос, и вообще пытаться вызвать её на откровенный разговор. И почему его больше всего задело слово ?небритый?? – Мужчины, – пробормотала Жаклин. – Никогда не знаешь, что у них на уме.