Глава 12 (заключительная) (1/2)
Осеннее закатное небо окрашивало веранду в алые тона. Двое мужчин, сидящих в плетеных креслах, задумчиво смотрели на солнечный диск, медленно уходящий за горизонт. Ближе к вечеру начинало холодать, поэтому на коленях одного из них, словно свернувшийся клубком сытый кот, лежал шерстяной плед в широкую клетку. Единственный сапог мужчины стоял у крыльца, отчего тот зябко поджимал босую ногу, но не спешил что-либо предпринимать.
- Замерз? - спустя несколько минут неловкого молчания проговорил тот, что был без пледа. Взгляд его усталых глаз упал на инвалида, словно тот пытался прочитать мысли последнего, - хочешь, пойдем в дом?..
Даже не повернув головы в сторону говорившего, инвалид слабо махнул рукой, мол, “пустое”. Его взгляд был прикован к двум борзым собакам, неистово нарезавшим круги на лужайке перед поместьем. Уже не первый час псы носились, как заведенные, время от времени делая короткие передышки и подбегая за порцией ласки к хозяину. Так и сейчас, застучав когтями по деревянному полу и высунув языки, они резво поднялись по крыльцу и легли у кресла инвалида. Один из псов положил свою вытянутую продолговатую морду на колени хозяину : рыжий кобель тяжело дышал, но, видимо, был рад тому, как провел время.
- Красиво тут, - умиротворенно проговорил Болконский, - так спокойно. В Москве шумно. Помню, отец мой все ворчал, что столица - для молодых, - мужчина тихо засмеялся. На его висках уже начинала пробиваться седина : в прошлом месяце князь Андрей отпраздновал свое сорокалетие. - Как Пьер? Как Наташа? - довольно сухо поинтересовался Анатоль.
- Машенька, дочка их, подрастает. Уже как три года ей, - улыбнулся Андрей. В лице его и в голосе не было прежней серьезности, - но я давно к ним не заезжал.
На веранде вновь воцарилось молчание. Курагин заерзал на кресле, кутаясь в плед. За прошедшие 3 года черты его лица обострились, а бравая выправка, благодаря которой молодого офицера замечали все светские женщины, стала лишь воспоминанием. Нельзя сказать, что Анатоль совсем не следил за собой : он, как и прежде, был строен и имел приятную наружность, но теперь во всей мимике, жестах и голосе его читалась какая-то легкая скованность.
Он был искренне благодарен князю Андрею за то, что последний по прошествии событий той ужасной ночи снял комнату в Москве, на время уехав из поместья. Тогда Болконский понял, что пока Анатолю лучше побыть одному, и, хоть приезжал каждые 2-3 месяца, никогда не был навязчив.
- Тебе нужно согреться, - князь утвердительно посмотрел на задумавшегося собеседника, - не возражай.
- Ты же из меня душу всю вытряс, - не слыша слов Болконского, тихо проговорил Анатоль.
- Что?.. - С тех самых пор, как ты привез меня в это место с фронта, вся моя жизнь покатилась к чертовой матери, - подняв на князя запавшие глаза, Курагин обнял себя за плечи, - знатная ты сволочь, Андрей.
Болконский, собиравшийся было подняться с кресла, чтобы подать инвалиду костыль, остановился. Он непонимающе посмотрел на офицера. С того момента, как князь нанес ему психологическую травму, прошло 3 с половиной года, а с того, как в войне с Наполеоном Курагин лишился ноги - все 5. То, что именно сейчас Анатоль решил поговорить с Андреем на эту тему, показалось Болконскому полным абсурдом. - Ходил вокруг да около… Притворялся дурачком, делал вид, что чувств моих не замечаешь, - Курагин откинулся в кресле, - то прикасался ко мне так, как мужчинам не положено, то исчезал непонятно куда… В заграничный поход отправился, а я, знаешь ли, места себе не находил.
Болконский заметил, как дрожат руки офицера.
- Простудишься, пойдем, - подав Анатолю костыль, князь сделал шаг в сторону входной двери. - Ты всегда обращаешься со мной так, как будто я, сука, ребенок!.. Как будто я ничерта не понимаю! - со злостью швырнув в сторону Андрея костыль, Курагин с вызовом посмотрел на собеседника. Он знал, что подобная его выходка навряд ли останется безнаказанной, но хотел наконец высказать князю все, что накопилось в душе его за долгие 5 лет.