Часть 13 (2/2)
Хиддлстон похолодел. Слишком это все напоминало его самого. И попытки не пустить никого в студию, когда в его руках была ТА скрипка. И стремление уберечь от безумия.
- Крис… это ведь не то о чем я думаю? Господи… пускай это будет не то, о чем я думаю! – Ладонь коснулась колючей щеки.Крис прижался губами к серединке его ладошки:- Я не собираюсь прыгать из окна. Я вообще не собираюсь заканчивать жизнь самоубийством, если ты думаешь об этом. Да и для музыки ангелов я, видимо, слишком туг на ухо. - На этот раз улыбка была почти его настоящей.
- Я люблю тебя. И я не могу потерять тебя снова, слышишь? – Он не мог, просто не мог себя заставить оторваться от Криса. Не мог, не хотел. Будто только ощущение его рук дарило ему силы быть. – Знаешь что… давай ты сейчас пойдешь в спальню и ляжешь спать. Я опущу шторы и закрою дверь. И выключу телефон. А чтобы твой чудесный шеф не выгнал тебя с работы – ты получишь эксклюзивное интервью. И я отвечу на все вопросы, которые ты только придумаешь. Даже если ты сочинишь мистический триллер обо мне – я его поддержу. Но ты отдохнешь. Если тебе приснится кошмар – я сумею разбудить тебя. Не входя в спальню. Идет?Крис пару долгих мгновений смотрел в его глаза, а потом устало кивнул. Да, это хорошая идея. Если он поспит днем, ночью, возможно, контролировать себя будет легче. И он действительно устал, а это шанс нормально отдохнуть. Жаль только, что… Только днем он мог быть рядом с Томом. Теплым, родным, любимым Томом.
- Хорошо, - он потер глаза и сел, опуская ноги на пол. Взгляд зацепился за красное пятно застывшей капли крови на лодыжке, и Хэмсворт вздрогнул, убирая ногу подальше от глаз. Черт… Надо быть внимательней. – Спасибо, сэр Томас, - потянулся к замершему любимому и вовлек в поцелуй. Отчаянный, голодный, почти болезненный. Какие сладкие губы у Тома, какие нежные и мягкие. Стоило только почти потерять, чтобы начать получать удовольствием от любой мелочи. От ощущения шелковистых волос, завивающихся в упругие игривые колечки, от того, как отдается в его теле стук сердца Тома под ладонью. – Люблю тебя, мой Том…
Тот вспыхнул мгновенно. Глухо застонал в целующие губы, затылком потерся о его ладонь. Хорошо, что он в брюках. Слишком явным было бы возбуждение. Хотелось остаться в кольце его рук. Но он обещал. А обещания нужно держать. Особенно теперь.- Иди спать, - сдавленно выдохнул он, усилием разорвав поцелуй.Крис кинул на него тяжелый, обжигающий взгляд, и вдруг снова прижался к губам. Сильно, болезненно, не лаская – терзая, впиваясь до припухшей красной каймы. Провел языком и дернулся, отшатнулся.
- Прости… - чуть не плача, сжался, глядя с ужасом на потерявший свою четкость контур. – Прости, я не хотел, - потянулся, словно пытаясь загладить принесенную боль, застыл и, скатившись с дивана, исчез в спальне, захлопнув за собой дверь.
Том какое-то время просто сидел, прижав к губам ладонь. Больно? Да, безумно. Вот только чем ему помочь? Быть рядом? Судя по всему – так он сойдет с ума еще быстрее. Уйти? Тогда он сам, Томас Уильям Хиддлстон, спятит.Выбора – никакого. Просто попытаться быть рядом и держать Криса на плаву. Пока не найдется хоть какой-нибудь выход. Какой-нибудь.Том медленно поднялся на ноги. Нужно работать. Снова начать репетировать. Научиться жить без золотых струн. И научиться быть «феноменом» безо всякой чертовщины. Это сложно. Но необходимо.…Следующие несколько дней прошли точно в странном мареве. Он литрами пил кофе, а на скрипке играл, исключительно выбравшись на крышу жилого дома. Он сам стал похож на тень. Правда, менее нервную, чем его любимый человек. До концерта оставались считанные дни и ему приходилось уезжать на площадку. Настраиваться, играть, привыкая к акустике. И пытаться снова научиться чувствовать, как когда-то, чтобы пели на сцене не струны, а его собственная душа.Слишком активно Крис избегал его днем. Вернее сказать, днем Тома попросту не было дома. Вечера они проводили на расстоянии. Крис боялся сорваться, а Том – причинить ему боль. Он спал урывками, чутко вслушиваясь в дыхание Криса. А однажды сделал вид, что засыпает, а потом тихонько, на цыпочках, подкрался к двери, чтобы хоть краешком увидеть, что Хэмсворт делает, как он.Крис лежал на полу в паре шагов от двери в спальню. Его глаза были закрыты, и Том едва не запаниковал. Но грудь Криса вздымалась, а с губ срывались время от времени самые страшные звуки из всех, когда-либо слышанных им в жизни. Крис скулил. Тихо, обреченно, страшно. И еще… его рука – от перемотанной кисти до предплечья – была испещрена тонкими порезами. Длинными, ровными, кровоточащими порезами.Сквозняк? Или это волосы зашевелились на его голове?Том тихо-тихо прикрыл дверь и вернулся на постель. До утра он так и не сомкнул глаз. Едва слышный скулеж настигал его отовсюду…Ко дню «Х» Том окончательно извелся. Он плохо спал. А когда засыпал – вскидывался, если вдруг за дверью раздавались посторонние звуки, а не ставшие привычными болезненные стоны. Он успокаивался ненадолго только утром, когда принимал душ, пил ударную дозу кофе и на несколько мгновений забывался в родных объятиях, таких нужных и таких пугающих. Он сам себе напоминал героя фильма. Хичкоковского хорора. Не классических ужасов, а чего-то глубинно-пугающего. Страшного не тем безопасным страхом, который щекочет нервы в кинотеатре или дома перед экраном телевизора. ЭТО происходило с ними на самом деле. Безумие медленно, но верно овладевало Крисом. Именно тень безумия он видел по утрам в обречено-усталых глазах любимого мужчины.Том-тролль уступил место кому-то совершенно другому. И этому «кому-то» предстояло играть на дне рождения Королевы. Ну почему этот день, это событие, к которому он шел всю свою жизнь, он не может разделить с Крисом? Просто потому что Крис Хэмсворт чем дальше, тем сильнее напоминает обезумевшего зверя.…Они попрощались быстро. Почти скомкано. Боль в глазах Криса выворачивала его на изнанку. Хотелось остаться. Неимоверно, отчаянно. Но это выступление и прием – его долг. Его дань вежливости и уважения великой женщине.
Где-то там, во дворце, шли последние приготовления. Последние штрихи, лоск. Свет, звук, море цветов, порядок поздравлений… Том отправился туда в дорогом концертном смокинге. Тонкую талию подчеркивал широкий шелковый пояс. Идеальные лаковые ботинки. Идеальная укладка, легчайший мейк только чтобы скрыть его бледность и темные круги под глазами.Том шагнул за порог, а сердце осталось там. Рядом с Крисом. Сходящим с ума. И все равно любимым……Он метался, как раненный зверь по клетке. По комнатам, коридору, дергал ручку двери, рычал и снова метался. Он должен быть сейчас с Томом. Он хотел быть с Томом. Сердце рвалось вслед уехавшему любимому. Сегодня самый важный день в его жизни, а он заперт в собственном теле, как в ловушке!!
Крис с силой сжал только-только закрывшуюся рану на предплечье и затих, уткнувшись лбом в прохладную стену, отстраненно думая о том, что, наверное, узоры на его руках смотрятся красиво. Ровные красные полоски, зажить которым он не дает, вскрывая вновь и вновь для новой порции боли. Больше никакого удовольствия. Только Боль. Только она спасает теперь от собственного безумия.
Но он трус. Хотя нет, не трус. Он просто слаб. Ему надо было выставить Тома еще тогда, когда он понял, что с ним что-то не так. А сейчас… Он готов убить его. Только бы тот никогда его не покидал. Одержимость? Нет. Безумие. Черное, мутное, обволакивающее рассудок и подчиняющее тело.
Крис зашипел сквозь зубы и прошел в ванную. Кинул на себя взгляд и улыбнулся, почти оскалившись. О, да-а-а… Горящие глаза, покрытая испариной обнаженная кожа, ярко-красные губы и распущенные волосы, лежащие на плечах. От него несет похотью. Страстью. Болью, от которой так трудно отказаться. Кипит в нем, тянется… Крис резко отвернулся и вжался лицом в оставленную Томом майку. Какой сладкий, одуряющий запах. И воет внутри, царапается от желания присвоить, сделать своим его обладателя.
Хэмсворт зарычал и, с трудом отстранившись, сунул майку Тома в машинку, а сам встал под ледяной душ. Почти вечер. И если Том не явится до наступления ночи, лучше пусть не приходит вообще.
…Прием завершился далеко за полночь. Но концерт был просто волшебным. Том смотрел номер за номером, выступление за выступлением и не мог не восхищаться мастерством артистов и тем воодушевлением, почти трепетом, который испытывали те, кто выступал перед Королевой. Они все светились изнутри, точно осененные какой-то неземной благодатью. Будто само сознание что перед ними женщина, облеченная властью, перед которой все склоняются в поклонах, почтительно и благоговейно величая «Ваше Величество», делало их причастным к какому-то таинству, волшебству, которое никогда больше не повторится…Да, волшебство и впрямь больше не повторится. Оно умерло вместе со струнами. Но как и все, подаренное древними богами, оно имело свою цену. Умирающее волшебство отчаянно вцепилось в душу любимого и тянуло за собой…
Кто из них скорее уйдет? Крис, окончательно лишившись рассудка? Или музыкант, потерявший музу и теперь теряющий последний смысл своего существования – любимого человека?Его скрипка на сцене пела об этом, рыдала об этом, молила об этом, выпрашивая у судьбы и времени еще несколько минут, часов, дней вместе. Чтобы запомнить тепло объятий, напитаться нежной силой рук, еще раз попробовать на вкус поцелуи.В какой-то момент Том ощутил на щеках слезы. Нет, он не просто играл. Он молился. Молился о собственной мечте: быть любимым и иметь право любить, быть свободным от этого проклятия.
Он слабо помнил, как кланялся, как преклонил посреди сцены колено, прижимая к груди руку, глядя, как растроганно утирает слезы платком женщина, пережившая любимого супруга, войну, много чего, и знающая настоящую цену счастья.…Он вернулся домой глубокой ночью. Слегка пьяный от выпитого на приеме шампанского, усталости и эйфории. Он прокрался в комнату, распуская по дороге галстук-бабочку.- Ты поздно. – Голос Криса, донесшийся откуда-то из темноты, был… спокойным и даже немного прохладным. – Как прошел праздник? Ты выглядишь уставшим, но довольным. – Крис прошел мимо него тенью, мелькнул силуэтом на фоне окна и, включив ночник, опустился на диван, закинув ноги на подлокотник и легко улыбаясь. Только глаза были в тени, да каким-то странно-красивым узором смотрелись порезы на светлой коже обнаженных рук.
- Хорошо, - Том кивнул. – У меня получилось, Крис… Я так боялся, что не смогу играть больше. Но я смог. – Он отложил скрипку в кресло и неспешно подошел к нему. Кончиками пальцев почти невесомо провел по израненной руке. – Как ты?Крис ощутимо вздрогнул и подался назад, прячась в тень:- Не стоит, - почти угрожающе произнес он. Вот только почему-то слышались в его голосе еще и другие нотки. Темные, бархатные. Ласкающие. – Я… рад за тебя. Ты лучший, Том. Как я и говорил.
- Крис… - Хиддлстон вздохнул. Так больше нельзя. Что-то нужно делать. Вот только что? Отправить его в больницу? Где из него сделают клинического идиота?! Или уехать с ним куда-нибудь. Да, он перестанет играть совсем. Исчезнет с горизонта. Но возможно спасет любимого человека. – Давай уедем куда-нибудь, а? – Он присел перед Крисом на корточки, пытаясь заглянуть в лицо.- Уедем? – тот вскинул бровь каким-то… странным жестом. Очень крисовским, но более точным, четким, красивым очень. Заострились скулы от усталости, сделав его лицо изящнее и резче. – Куда?- Не знаю, - пожал плечами Том, с корточек опускаясь на колени перед ним. – Я могу купить маленький домик где-нибудь в горах.Крис рассмеялся:- Рай только для двоих? Что мы будем там делать, Том?- А здесь мы что делаем, Крис? – он приподнялся, заключая лицо Хэмсворта в ладони. – Я люблю тебя. И я за тебя боюсь.Крис хмыкнул, потянулся и сел. Взял кончики болтающегося на шее Тома галстука и дернул на себя, вынуждая приблизиться. Заглянул в глаза, улыбнулся жарко и почему-то отчаянно:- Тебе нужно бояться не за меня.- А за кого мне еще бояться? – Том лбом прижался к его лбу. – У меня есть ты. Ты – самый близкий человек в моей жизни.- Уходи, - на мгновение лицо Криса исказилось, став испуганным, растерянным. А в следующую секунду он подался вперед и вжался губами в его губы. Стиснул плечи, смял рубашку, собирая ее в складку, словно пытаясь добраться до кожи.- Я не оставлю тебя, - выдохнул Том, отвечая на болезненный поцелуй. Горько, больно, страшно. И все равно, что будет с ним самим. Искупить бы грех… - Люблю тебя.- Любишь? – Крис усмехнулся, раздвинув губы в улыбке, так не похожей на его обычную. – Лююююбишь… - протянул почти сладострастно и рванул полы его рубашки в стороны, выдирая пуговицы. Голубые глаза почти почернели, блеснули зубы. – Хорошоооо. – Потянулся, сжав талию, и опрокинул назад, не дав опуститься на пол, держа на весу. Провел влажную, длинную дорожку языком по животу и выше, впился зубами в кожу вокруг темного соска.
Хиддлстон болезненно вскрикнул. Пальцы зарылись в золото волос и сжались в кулаки, вынуждая Криса оторваться от своего занятия и посмотреть ему в глаза.- Что с тобой? – Его не пугала страсть. Его пугала одержимость. Странное нечто, что плескалось в глазах Криса.- Ничего, - улыбка Криса была мягкой, почти нежной. – Всего лишь люблю тебя. – Пару долгих секунд он просто смотрел в глаза Тома, а потом вдруг швырнул его на пол. Не дав подняться, перевернул на живот, навалился сверху, срывая рубашку с плеч. С тихим рыком вжался лицом в загривок, потерся носом, заскулил, как от боли и прикусил плечо, нежно лаская ладонями бока.
- Крис!.. – В теле плеснуло жаром возбуждения. И ужасом. Почти паническим животным ужасом, который туманит разум и заставляет совершать ошибки. Вот как любит безумец, отравленный волшебством погибших струн. Есть шанс. Обязательно есть шанс. Должен быть!Том с силой толкнулся задницей в его пах. Сильно, текуче, будто волной. Крис возбужден. Взвинчен даже. Но с этим можно справиться. Безумие не должно быть вечно.Последующий за этим удар был сильным, жестким. Он буквально втолкнул Тома в пол, вышибив дух. И все вдруг замерло вокруг. Только слышались тихие отчаянные всхлипы. А потом спины коснулись. Мягко, аккуратно, нежно очень. Ладони прошлись лаской по плечам, спине. Невнятный шепот, умоляющий; дыхание склонившегося Криса обжигало дыханием кожу. Он словно просил простить его. Еще одно легкое касание, невесомое почти. И следом – словно вспарывающая кожу боль от ногтей, вжавшихся в тело, зубов, стиснувших загривок. Кровь окрасила эмаль в красный, намочила губы, и Крис с диким отчаянным криком отшатнулся. Отлетел в сторону и сжался в углу, зажмурившись и дрожа, обхватив себя за плечи.- Уйди… - По лицу текли слезы, и он слизывал их, мешая с кровью. – Уходи, Том…. Умоляю…
Тот не заорал только чудом. Разорвавшая тело боль, ее пульсирующие сгустки там, где Крис поранил его… Собрав силы, он отполз в сторону и замер, прижавшись спиной к двери в спальню. Двери, которая открывается ВНУТРЬ. Он может уйти, провалившись в безопасность комнаты. И что тогда? Что будет с Крисом?!- Ради бога… - Слезы спазмом сжимали горло. – Только ничего с собой не сделай… Прошу тебя…Крис рассмеялся хриплым голосом.
- Мне слишком нравится жить, любимый… - Полыхнул глазами, раздвигая окровавленные губы в яростной улыбке. Дернулся вперед, замер, сжавшись в тугой комок боли, дрожа и задыхаясь. – Помоги мне… Убери это из меня… Помоги… НЕТ, НЕ ПОДХОДИ! – Вскинулся и тут же опрокинулся назад, снова вжимаясь в угол и подбирая ноги. Закрыл, спрятал лицо в ладонях, локтях и затих, давясь всхлипами и тихо, отчаянно воя на одной ноте. – Не подходи-не-подходи-не-подходи…
Хиддлстон тяжело поднялся на ноги и подошел к нему. Сел рядом, рывком развернул спиной к себе и с силой обнял, оплетая руками и ногами так, чтобы Крис даже дернуться не мог.- Тихо… успокойся… все будет хорошо, слышишь, - шептал он в спутанные прядки волос. – Все будет хорошо, любовь моя… - в его голосе - усталом, тихом, появились странные интонации. Он говорил нараспев, почти мурлыча мелодию, которую играл сегодня на концерте. Мелодию, которую он посвятил Крису. «Крест».И Крис затих, обмяк, покачиваясь в такт, словно змея, заслушавшаяся флейту. Но стоило Тому замолчать, как напряглось тело, закаменело. Крис выгнулся, дернулся, пытаясь уйти из крепких объятий, почти разрывая их, но Том держал его крепко. Они упали на пол, сплетенные, перекатились, и Крис снова затих, оказавшись под Томом. Вскинул на его лицо невероятно чистый, ясный взгляд. Секунду, показавшуюся вечностью, смотрел в его глаза, а потом подался вперед, коснулся нежно губ тихим «Прости». А в следующую секунду с силой отбросил его от себя. Вздрогнул от грохота отлетевшего журнального столика, на который упал Том, взмыл на ноги и застыл посреди комнаты, опустив голову и словно прислушиваясь к чему-то в себе. Бездумно провел языком по губам, на которых застыла кровавая корочка, взвыл отчаянно и вылетел вон. Только стук захлопнувшейся двери ванной донесся. И почти сразу следом – полный боли отчаянный вскрик, перешедший в стон, резко оборвавшийся. И наступила тишина…
- Крис!.. – Том закашлялся, застонал от новой порции боли. Безумие, сумасшествие, господи, только бы он ничего себе не сделал! Сначала ползком, потом цепляясь за стены, Том добрался до двери в ванную, пару раз грохнул по ней кулаком. – Крис!!! – на поверхности двери остался кровавый отпечаток. Он умудрился пропороть ладонь.
Дорогой костюм теперь даже чистка не спасет. Выбросить к чертям. На полу – следы крови. Он сам в крови.С трудом передвигаясь, Том все-таки дотащился до кресла и открыл футляр. Другая скрипка, другие струны. Музыка души – одна. Это он кричал надрывно. Это он умолял небо или ад – кто его знает – вернуть ему Криса.
На кресле остались пятна крови. Полированные бока скрипки окрасились красным. Ну и пусть! Том вскинул смычок и ударил по струнам. И там, за дверью, застонал Крис, заскулил отчаянно, надрывно. Упало что-то, разбилось, еще и еще… Дверь содрогнулась от удара, стеклянный звон оглушил на миг, а потом раздался голос. Надрывный, яростный, полный бешенства, злобы и боли. Просящий, умоляющий не мучить, отпустить. ЗАТКНУТЬСЯ!! Скребущий звук ногтей заставил, кажется, подняться все волоски дыбом.
Вот на мгновение все затихло, а потом дверь ударилась о стенку, когда от сильного удара сорвало замок. Застывшей на пороге Крис – с опущенной головой, размазанной по телу кровью и пропитавшимися чем-то черным волосами, был страшен. Он качался, как пьяный и что-то мычал про себя, сжимая дверной откос. Мотнул головой и перешагнул через порог. Сгорбившись, словно сломавшись, сделал несколько шагов, а потом упал на колени и пополз, слепо натыкаясь на углы. Добрался до комнаты и затих, свернувшись у ног Тома в тот же миг, как отзвучал последний аккорд.
Хиддлстон опустил смычок и опустился перед ним на колени. Нежно коснулся ладонью волос, погладил осторожно и улыбнулся.- Все будет хорошо, Крис… Обязательно будет хорошо… Потерпи еще чуть-чуть…Он снова поднялся на ноги, выпрямился. И заиграл. Пронзительно, щемяще, нежно. Это походило на рождение солнечных лучей на рассвете, на гаснущие звезды и звенящую капель, на шелест молодой листвы, на капли дождя и легкое дуновение бриза, это было похоже на улыбку Криса. Все это было в его улыбке. Свет, нежность и любовь. Его Крис – его любовь и его жизнь. Возвращайся… возвращайся… я так тебя люблю!..А Крис… плакал. Навзрыд, содрогаясь в рыданиях и царапая пол. Горячие слезы текли, словно омывая его лицо, но когда вскрылись раны, нанесенные струнами, и заструилась из них, пузырясь, темная, почти черная кровь, застонал, как ребенок и обмяк, уйдя в благословенную темноту с легкой, светлой улыбкой на губах…
Том обессилено опустил инструмент, завершив мелодию тихим тающим эхом. Медленно осел на пол рядом с Крисом, осторожно устраивая его голову на своих коленях. Стянул с себя порванную рубашку и аккуратно промокнул израненные ладони любимого мужчины, точно опасаясь, что эта дрянь, вытекшая из порезов, может вернуться в открытые раны.- Натворили мы с тобой дел, родной… Ничего… завтра наведем порядок, а потом поедем в отпуск, - шептал Том, вытирая чистым уголком его лицо и слабо, но светло улыбаясь. - Вот увидишь. Это будет здорово…