Часть 13 (1/1)

Особняк Миллеров, день 9, суббота Суббота обещала стать для них великим днём. Они лежали в постели до 11 утра. Конечно, перед этим, в 6 утра, Дебби умудрилась заплести Дэшилл косы и отправить её в детский сад (разумеется, в тёмно-синем костюме-тройке с тонким тёмно-фиолетовым галстуком. Боже, чувство стиля этого ребёнка уже потрясает - и что они будут делать, когда она станет подростком?). Затем последовала стандартная утренняя тренировка Дебби. Позже, когда она уже намеревалась шагнуть под горячий поток воды, дабы принять расслабляющий душ, Лу скользнула в кабину и присоединилась к ней. И конечно, этот душ можно было назвать как угодно, но только не расслабляющим. И, конечно же, они оказались в постели. И вот они обе всё ещё лениво валяются в ней в 11 утра. И они, вероятно, оставались бы там ещё дольше. Но ровно в 11:15 отец Лу практически ворвался в их комнату с действительно удивительным – и не очень своевременным ("Черт, папа! Какого хрена ты здесь делаешь?! - завизжала Лу нехарактерно высоким голосом, накрывая их одеялом с головой) - предложением присоединиться к нему в стрельбе по тарелочкам. Как выяснилось позже, Корделия отправилась на благотворительный обед с друзьями, Миссис Карсон ушла за продуктами вместе с Джеффри, и даже Дэшилл не было дома. Так что мистер Миллер, 78-летний и 6,5-футовый мистер Льюис Миллер был голоден и скучал, как беспомощный ребёнок. Итак, они съели свой "очень поздний завтрак“ (со ”Спасибо, Дебби, это самый вкусный омлет, который я когда-либо ел" от бедного голодающего мистера Миллера.) И они присоединились к мистеру Миллеру в стрельбе по тарелочкам в поле недалеко от особняка. Это был своего рода захватывающий и даже познавательный опыт для Дебби. Во-первых, потому что мистер Миллер был огромен, как медведь, а Дебби и Лу в своих сапогах по колено на плоской подошве казались двумя маленькими девочками под защитой его огромного тела. Во-вторых, потому что Дебби обнаружила, несмотря на свою грозную внешность, мистер Миллер был мягок, как зефирчик, со своей младшей дочерью, и Лу могла бы буквально обвести его вокруг пальца, если бы захотела. И в-третьих, Дебби заметила, что Лу унаследовала от своего отца множество черт характера. Например, раздражать людей, когда ей становится скучно; или, что особенно нравилось Дебби, его изысканный голос. О, этот голос! Конечно, голос Лу был по меньшей мере на пару октав выше, но обладал той же тональностью с таким же мурлыкающим и глубоким тембром, как у её отца. Стрельба определенно была ещё одной из унаследованных вещей. Дебби, которую учили стрелять ещё восьмилетней девочкой, всегда считала себя неплохим стрелком. Но когда в дело вступила Лу, Дебби оказалась неопытной первоклашкой. Лу держала тонкий спортивный пистолет так грациозно, словно он вырос из её руки и она просто родилась с ним. Её выстрелы не оставили шанса ни одной глиняной тарелочке (как, чёрт возьми, она вообще их видела сквозь толстый слой чёлки?). Дебби ловит себя на том, что восхищается этой новой стороной Лу и думает, если однажды ей понадобится профессиональный убийца для работы, то у неё уже есть самый лучший. Потому что если бы Дебби умерла за Лу, Лу убила бы за неё во что бы то ни стало. И это осознание было одновременно пугающим и волнующим, заставляя кровь Дебби похолодеть, а волосы на затылке встать дыбом. Все трое заваливаются в холл особняка, немного уставшие, но довольные отличным развлечением. Лу с Дебби благодарят отца за прекрасное времяпрепровождение, он рассказывает им старую идиотскую шутку об охотнике, который идёт в лес охотиться на медведя. Лу в шутку стонет: “Ох, слышала бы тебя мама..!" и закатывает глаза, но всё же они искренне смеются, как дети, когда открывается входная дверь и входит Кэти, неся на руках спящую Дэшилл. Смех затихает в мгновение ока. Лу подаётся вперёд, чтобы забрать девочку у Кэти, но её прерывает телефонный звонок. Прошептав ”Это Тэмми", она едва касаясь гладит Дэшилл по спине, бросает ”Не позволяй ей спать слишком долго, у нас есть планы на вечер" Кэти с извиняющейся улыбкой и отступает в гостиную. И когда она уходит, в холле происходит странная, почти неуловимая смена настроения. В этом нет ничего особенного, и вряд ли бы кто-то вроде заметил, но не Дебби, что стоит там с мистером Миллером и Кэти. Дебби знает людей. Дебби читает людей как открытые книги. Поэтому она замечает, как мистер Миллер хмурится и слегка приподнимает подбородок в вопросительном жесте. Она ловит лёгкий кивок Кэти и короткий взгляд, которым обмениваются эти двое, прежде чем Кэти одаривает её яркой, но слишком фальшивой улыбкой и идёт наверх. Шестерёнки в голове Дебби начинают вращаться с бешеной скоростью, потому что этот взгляд полон тревоги и беспокойства, и это последнее, что ты ожидаешь увидеть от человека, который несёт твоего ребёнка. Сорок минут спустя Лу и Дебби уже в своей комнате, и Дебби не может начать разговор о том, что её беспокоит, потому что они всё ещё на связи с Нью-Йорком. Там сейчас поздняя ночь, и, как и следовало ожидать, девочки зависают на чердаке, впервые встретившись вместе без своего идейного вдохновителя и её правой руки. Никто, кроме Тэмми (ну, и, вероятно, Девятки, которая должна была почистить все "следы"), не знает о Дэшилл, ещё не время, и поэтому, когда раздаётся стук в дверь и в комнате появляется Кэти, Лу быстро прощается со всеми и вешает трубку. - Лу, я уже ухожу, - она улыбается им поджатыми губами, и Миллер просто кивает. - Ладно. Спасибо, Кэти. Хороших выходных. - Да, спасибо. Но кто-то должен остаться с Дэшилл. - Э-э... я думала, она спит, верно? Мы здесь, дверь открыта. Я услышу, когда она проснётся, - произносит Лу, медленно поднимая брови, и лёгкое замешательство просачивается в её голос. - Она спит, но кто-то должен остаться с ней в комнате, - говорит Кэти как нечто очевидное, но выражение лица Лу и тем более Дебби даёт понять, что они не совсем её понимают.- Почему? Кэти, что случилось? - Лу уже идёт в комнату Дэшилл, не дожидаясь ответа. Окна в детской почти полностью закрыты тяжёлыми портьерами, так что лишь немного света проникает в комнату. Свернувшись в маленький клубок и укрывшись пледом, девочка лежит на самом краю кровати, и сердце Лу резко падает, едва они входят в комнату, потому как всё тело Дэшилл неудержимо дрожит во сне. Даже в тусклом свете они могут увидеть густой румянец на бледном лице своей девочки, и Лу даже не нужно её касаться, чтобы понять - у неё жар. Она садится рядом с дочерью, проводит пальцами по её растрёпанным волосам (и, о боже, как горячо их бедное дитя), и низкий угрожающий рык вырывается из её горла. - Кэтрин, какого хрена мой ребенок горит, как адский пожар, а я до сих пор об этом не знаю? Когда это началось? Ты вызвала врача? Дебби опускается рядом с Лу, её собственное сердце колотится со скоростью автомобиля на трассе Формулы-1, но ладонь её лежит на бедре Лу в мягкой попытке успокоить. Она буквально чувствует электричество, которое излучает блондинка, но сейчас не самое подходящее время для паники. - Нет. Мы больше не вызываем врачей.- Что? Больше не вызываем? Что это должно означать? - Лу рычит, и Дебби приходится сжать её колено, чтобы удержать на месте. - В первые два раза мы их вызывали. Но они не помогли, потому что ничего не выявили. По словам доктора Лэнга, это гиперреакция Дэшилл на процесс социализации и, учитывая её особенности, адаптация может занять некоторое время. Обычно мистер Миллер убаюкивает её, и, насколько я знаю, на следующее утро всё проходит. Ребёнок рядом с Лу тихонько всхлипывает и начинает бормотать нечто невнятное. Дэшил явно бредит от лихорадки, и когда горячие слёзы начинают течь из-под закрытых век по нахмуренному лицу, Лу заворачивает её в одеяло, берёт на руки и начинает расхаживать по комнате (“Тише, Шмель, тише, детка. Всё в порядке”), раскачивая свою маленькую девочку. - Обычно? - Лу прищуривается и смотрит на Кэти, явно смущённую всей этой ситуацией. - Итак, как давно происходит эта "адаптация"? - Кхм... у неё было первое занятие в детском саду, примерно через неделю после того, как вы уехали в Нью-Йорк. Тогда случился первый раз. После второго нам рассказали о причинах этого состояния. Но миссис Миллер настояла на продолжении, потому что хотела, чтобы Дэшилл была готова к поступлению в школу осенью. Так что, за исключением прошлых выходных, у неё были дошкольные занятия каждую субботу, и сегодня это произошло в десятый раз… - Десятый? Господи... - с горечью выдыхает Лу и отводит глаза, ещё крепче прижимая дочь к себе. Она утыкается лицом в изгиб шеи Дэшилл и, понимая, что она не собирается больше ничего говорить, Дебби велит Кэти идти домой. Когда дверь в комнату закрывается, Дебби на мгновение задерживает взгляд на двух фигурах перед ней. Босая, но всё ещё в узких штанах для стрельбы и с закатанными рукавами, Лу выглядит невероятно молодой и худой. Она держит Дэшилл, босая нога которой высовывается из-под пёстрого одеяла, на руках, как новорожденную. Хотя Дэшилл действительно кажется намного меньше, чем обычные дети, она всё ещё, должно быть, чертовски тяжёлая, чтобы держать её так долго. И если Лу не чувствует этого сейчас из-за эмоций и адреналина, бурлящего в её венах, то, вероятно, почувствует завтра утром, жалуясь на поясницу и умоляя Дебби "сделать что-нибудь с этой проклятой болью". Лу ходит по детской, медленно раскачивая Дэшилл взад-вперёд, взад-вперёд, взад-вперёд. Она что-то бормочет в волосы девочки, время от времени целуя её в лоб, нос или висок. В конце концов дрожь малышки утихает, её хватка на воротнике рубашки Лу ослабевает, дыхание успокаивается, а маленькое тельце расслабляется, мирно прижавшись к матери. Дебби смотрит на них, и ей кажется, словно она застала какой-то священный ритуал. Она почти чувствует связь между этими двумя, чувствует, как они обмениваются любовью друг с другом на каком-то бессознательном, непостижимом уровне, вытесняя все страхи, гнев, отчаяние и боль. Это нечто настолько сильное и могущественное, что Дебби вдруг осознаёт, что не знает, хватит ли у неё сил стать частью этого. Она встаёт и подходит к окну, чтобы открыть его и впустить в комнату немного свежего воздуха. Она помогает. Наконец она делает глубокий вдох и снова поворачивается лицом к Лу. - Боже, Дебби, она оказалась в аду в эти недели! - шепчет Лу, не сводя глаз с Дэшилл. - Что мы теперь будем делать? Этот шёпот надломленный, испуганный, и сердце Дебби сжимается, когда она преодолевает свой собственный страх и сокращает расстояние между ними. Одна её рука лежит на предплечье Лу, поглаживая вверх и вниз, другая цепляет её подбородок и осторожно поднимает, встречаясь с блондинкой взглядом.- Прямо сейчас мы успокоимся и расслабимся, ибо благодаря тебе Дэшилл, кажется, стало намного лучше. По крайней мере, она больше не способна уничтожить Кольцо, - Лу издаёт едва слышный смешок, и они обмениваются понимающей ухмылкой. - А потом, - ещё улыбаясь, но взгляд её становится серьёзнее, чем когда-либо, Дебби тычет пальцем в скулу Лу, - потом мы не позволим этому случиться снова. На мгновение воцаряется уютная тишина, когда они слышат шум подъезжающей машины, и Лу понимает, Корделия вернулась домой. Сотни эмоций мелькают на лице светловолосой женщины, и Дебби совсем не ожидает, что та одним плавным движением перевесит спящего ребенка ей на руки (“О Боже, О Боже, о Боже”, - начинает одновременно проноситься в голове Дебби) со словами "Извини, я хочу поболтать кое с кем” и выскочит из комнаты. На несколько секунд Дебби застывает посреди комнаты, не моргая и даже не дыша. Затем она качает головой, приходя в себя. Как можно осторожнее она садится на край кровати и медленно подползает к изголовью, откидываясь спиной на подушки (Господи, неужели все худые люди такие тяжёлые или, спасибо, блин, большое, только ей посчастливилось заполучить двух костлявых девочек с адамантовыми скелетами?) Где-то далеко внизу раздаются громкие звуки и крики, и, зная Лу, Корделия попала в очень, очень большую беду, но Дебби не думает об этом. Сейчас она впервые держит свою дочь на руках. Она думает, чувствует ли она то же самое, что чувствовала Лу, когда взяла Дэшилл на руки после рождения. И опять же, что говорила ей Лу, описывая их первую "встречу"? "Впервые в жизни я почувствовала ?невыразимое? - столько радости, столько наслаждения, столько счастья. Так много любви к человеку, которого ты ещё даже не знаешь. Так много любви, что она причиняет боль, проникает глубоко в ядро каждой клетки твоего тела. И ты больше не принадлежишь себе …” После некоторых размышлений Дебби решает, что да, она чувствует то же самое. Однако, в то же время, нечто совсем иное. Потому что, когда Лу впервые взяла на руки их дочь, она была всего лишь маленьким безымянным комочком, и перед ними была вся жизнь впереди. В тот момент всё - или, по крайней мере, основная масса констант и переменных, - всё зависело от решений и действий Лу. Но Дебби пропустила пять лет и девять месяцев этой жизни. Свёрток, который она держит сейчас, в несколько раз больше и уже содержит в себе весь уникальный и сложный мир. У этого ребёнка нет границ. Этот ребёнок устанавливает свои собственные правила и законы. И хотя слово Лу сейчас превыше всех законов, Дебби не имеет права даже давать рекомендации. Таким образом, укачивание дочери в первый раз пугает Дебби до чёртиков. Она знает, что такое всепоглощающая любовь – она любит Лу всей своей сущностью. Но, чёрт возьми, давайте посмотрим правде в глаза – она никогда по-настоящему не боялась потерять Лу. Не то чтобы она бы выжила – нет, чёрт возьми, конечно, не выжила бы! Дело в том, что она всегда знала, Лу никогда не уйдёт. Она знала это с той самой отвратительной ночи в одном из лос-анджелесских клубов, когда со словами “Она моя” буквально выдернула свински пьяную девятнадцатилетнюю незнакомку за шиворот из мёртвой хватки обкуренного Расти, который уже выложил перед ней тонкую дорожку кокаина. С той ночи Лу никогда не покидала её. Каждый раз, когда Лу поворачивалась к Дебби спиной, пытаясь начать самостоятельную жизнь, она неизбежно возвращалась, отыскивая её даже на другом конце света. Дебби привязала Лу к себе, приковала цепями. Вместо кокаина Лу пристрастилась к Оушен, просочившуюся в самую её суть. И Дебби знала, Лу никогда не сможет уйти. И Дебби пользовалась этим. Потому что ничто не могло это изменить. Ничто, кроме её собственной плоти и крови. И теперь Дебби не знает, будет ли Лу по-прежнему принадлежать ей, если в конечном счёте Дэшилл её отвергнет. C'est la vie, мой друг. Никогда не говори никогда. Ночник на тумбочке отбрасывает на стены очертания звёзд, облаков и полумесяцев. Один из полумесяцев падает на спящее лицо Дэшилл, и Дебби пользуется возможностью рассмотреть её поближе. Её закрытые веки немного припухли от слёз, а невероятно длинные, чёрные, пушистые ресницы, с едва заметными крупинками соли от высохших слёз по краям, вздрагивают каждый раз, когда она видит что-то во сне. Её дыхание ровное, висок и щека, крепко прижатые к левому плечу Дебби, кажется, больше не горят. Её пухлые детские губки слегка приоткрыты, левый наполовину сжатый кулак покоится на груди Дебби, прямо над местом, где её сердце бешено колотится о ребра, и она, вероятно, чувствует эту пульсирующую вибрацию сквозь сон. После Лу это человеческое существо, такое мирное и спокойное, - самое прекрасное, дорогое и драгоценное сокровище, которое Дебби когда-либо видела (и поверьте, она многое повидала). Дэшилл испускает громкий вздох, и в этот момент Дебби совершенно честна сама с собой: этот ребёнок способен стать либо величайшим счастьем, либо её погибелью. Входная дверь внизу громогласно хлопает. И когда особняк погружается в мёртвую тишину, Дебби рефлекторно поднимает глаза к окну, прислушиваясь к звуку удаляющихся шагов по гравию с улицы. Ссора Лу и Корделии, должно быть, в конце концов зашла в тупик. Лу наверняка выудила запасную пачку своих "Джипсов" из тайника за камином в гостиной. И скорее всего, она не появится в течение следующих сорока минут, прежде чем спустится на берег, выплеснет гнев, остынет, вернётся в особняк и облажается в попытке заменить запах ментоловых сигарет запахом ментоловой зубной пасты. Дебби ненавидит эту её привычку курить. Но в то же время она понимает, Лу не хочет приносить эту ярость в детскую, где спит их ребёнок. - Ты вкусно пахнешь, - слышит Дебби снизу, когда маленький кулачок вжимается в ткань её рубашки. Её взгляд падает на Дэшилл, чьи глаза всё ещё закрыты, и она замирает, превращаясь в живую статую. Ей хочется раствориться в воздухе, слиться с изголовьем кровати, исчезнуть прежде, чем дочь откроет глаза и поймёт, что это она, а не Лу, держит её сейчас. Дебби не хочет чувствовать, как её расслабленное тело напряжётся в мгновение ока, видеть, как её мягкое лицо нахмурится, когда она наденет свою обычную равнодушную маску. Не хочет, чтобы её отталкивали. Поэтому она не шевелится, не издает ни малейшего звука, молясь, чтобы девочка снова заснула. - Мама права, - маленькие пальчики находят пряди длинных волос Дебби и осторожно вплетаются в них, - ты пахнешь бергамотом, зелёным чаем и апельсиновой кожей, - Дэшилл глубоко вздыхает, вдыхая запах Дебби, и лёгкая застенчивая улыбка играет на её лице, - мне нравится. Голова кружится, и Дебби вдруг забывает, как дышать. И кровать, и изголовье кровати, кажется, выскальзывают из-под неё, и она отчаянно сжимает свои объятия вокруг Дэшилл, чтобы не свалиться в обморок, отчего улыбка девочки становится еще шире.- Мне нравится... - повторяет Дэшилл, плавно засыпая, когда неуверенные пальцы Дебби ласкают её брови и переносицу. - Она знает, - голос в голове Дебби ликует, громко верещит, заглушая все остальные мысли и страхи.

Она знает, что это я, а не Лу. Она знает и не волнуется, не отталкивает меня, - эта мысль крутится на карусели сознания Дебби, пока она не уплывает вслед за своей девочкой. Открыв глаза в следующий раз, она чувствует одеяло на ногах, спящее лицо Лу между её плечом и макушкой Дэшилл и руку Лу, обвивающую её и их дочь. Изгибы их тел сочетаются так идеально, и всё это, все они трое кажутся такими правильными… Дебби снова закрывает глаза и вдыхает, смакуя тонкую и всё ещё пьянящую смесь ароматов: ирис Дэшилл, ваниль и кедр Лу и... ментоловая зубная паста. И, о боже, как же сильно Дебби это нравится.