Уровень 4. Давай проведем вместе этот день (1/1)
Просыпаясь, Антон чувствует себя самым нижним блином в стопке собратьев: и изначально-то был не очень, а спустя время так вообще унижен морально и физически. Он в принципе никогда не просыпается в припадке счастья, но сейчас голова раскалывается, во рту сухо, глаза слипшиеся, а в желудке будто образовалась черная дыра, и к ней на космическом корабле вот-вот приплывет Мэттью Макконахи.Камня в комнате нет — наверно, бегает где-нибудь во дворе, надо его найти и покормить, пока он не обожрал розовый куст. Антон с трудом соскальзывает с кровати и первым делом находит в сумке антипохмельное зелье, выпивает залпом весь пузырек: мгновенно становится лучше — за это он и любит магию. Если и выбирать какую-то конкретную из магических практик, он, не задумываясь, выбрал бы алхимию — в ней он шарит, к тому же там всё просто и понятно.Вторым он находит пузырек с ?ластиком памяти?. Готовится он из редких ингредиентов, которые можно найти только на суше, так что его у Антона мало — за эти три года он старался лишний раз наверх не подниматься. Если использовать грамотно оставшееся количество, то как раз хватит на него самого и Арсения, но больше не останется ни капли. Это рискованно: если кто узнает о его истинной природе, то придется стирать память заклинанием, а в них Антон как раз не силен. Реального Гилдероя Локхарта заиметь бы не хотелось, хотя подобных магических ошибок с горкой легко отыскать в психушках по всей планете.Он принимает душ, два раза чистит зубы и отдельно полоскает рот, находит в шкафу старую одежду: джинсы-трубы и выблевыш моды, который выглядит как лонгслив с надетой поверх футболкой. В середине нулевых это было стильно, хотя Антон всерьез задумывается об адекватности автора этого творения. Но делать нечего, не голым же ходить, так что приходится надеть это — да и красоваться ему не перед кем, Арсений же точно уехал.Телефон лежит на тумбочке, подключенный к зарядке — и такая трогательная забота умиляет. Хотя она и бесполезна, потому что Антону всё равно никто не будет звонить: телефон он использует, исключительно чтобы смотреть порнуху и мемы, когда вылезает на сушу.Запах гари чувствуется уже на лестнице, причем такой едкий словно кто-то пытался сварить суп, но в итоге его пожарил. Антон осторожно заходит на кухню, где еще не выветрился дымный туман, и видит восседающего за стойкой Арсения, который с приоткрытым ртом смотрит в планшет — и картина это настолько удивительная, что Антон на добрую минуту теряет дар речи. Он ведь был уверен, что тот давно вернулся к себе в отель.— Привет, — переборов наконец приступ удивления, здоровается он. — Что тут произошло?Арсений вздрагивает и ставит на паузу, а затем растягивает лыбу до ушей и начинает тараторить так быстро, что едва отошедший от похмелья мозг Антона еле обрабатывает эту информацию:— Егор мне показал классный сериал, называется ?Клиника?, он такой смешной, хотя и немного грустный, потому что действие происходит в больнице, и мне там ничего непонятно, но очень интересно. И еще он такой красивый, в смысле Егор, не сериал, ты бы его видел: такой сонный и милый, но он уехал в город со сложным названием на два дня и отказался брать меня с собой, но зато разрешил пожить здесь, так что завтра сюда приедет Эд, а сегодня я хочу посмотреть сериал, остальные части ?Сумерек? и съесть мороженого. Ты пробовал мороженое? В сериале его едят, и мне кажется, это вкусно, я и раньше о нем слышал, но не понимаю, на что это похоже, потому что…— Стоп, спокойнее, у меня сейчас голова лопнет, — перебивает его Антон, беря с холодильника пульт от кондиционера и включая его на режим вентиляции. — Что произошло с кухней?Арсений с осуждающим видом оборачивается на плиту, как будто это она во всем виновата. Но даже если бы он сжег всю комнату к чертовой матери, Антон и тогда до прыгающих в груди сердец рад был бы его видеть. После вчерашнего солнца нос у него сильно обгорел и шелушится, волосы после душа забавно топорщатся, и он такой уютный в дневных лучах, льющихся через открытое окно… Только безразмерная розовая футболка Егора, едва не спадающая с плеча, портит всё впечатление — уж лучше бы полуголым сидел. Гораздо лучше.И всё же Антон готов каждое утро видеть его таким, даже в этой ублюдской футболке.— Так, — Арсений хмурится, вспоминая, — я в интернете прочел, что после алкогольного отравления надо есть овсянку. Я нашел ее в шкафу, прочитал рецепт и попытался сварить, но забыл добавить воды, а когда добавил, оно превратилось в какой-то комок. Я добавил еще воды, но повалил дым, а в интернете написано, что так быть не должно… Но я сделал тебе салат! — объявляет он радостно, указывая на стоящую на кухонной тумбе глубокую тарелку. — Но я не нашел черри, так что положил туда что-то похожее.Антон заглядывает в тарелку: компанию огурцам составляет клубника. Сочетание это не вызывает аппетита, но тот факт, что Арсений пытался о нем позаботиться, разгоняет такую бурю эмоций, что хочется танцевать сальсу. Хотя Антон не умеет танцевать ни сальсу, ни румбу — его танцевальные познания начинаются и заканчиваются на тектонике, и то зрелище не для слабонервных.— Ты готовил мне завтрак? — дрогнувшим от умиления голосом уточняет он.— Меня Егор попросил, — отмахивается Арсений, и сальсу танцевать уже не хочется — максимум съесть, обмакнув в нее свое разбитое сердечко. Ладно, Антон драматизирует, его это почти не трогает: подумаешь. — Не переживай, я ему ничего не говорил. Кроме того, что ты вчера нажрался и блеванул.Антон вспоминает вчерашнее и испытывает острое желание засунуть голову в клубнику с огурцами и утопиться — с них как раз в тарелку жижа натекла.— Только не говори, что ты это убирал, — стонет он.— О да. — Арсений улыбается той самой улыбкой, какой обычно дают понять простые истины вроде ?ты мне должен?. — Хотя основная проблема заключалась в том, чтобы убрать твоего пса, он постоянно хотел это слизать.— Кстати, а где он?— Бегает во дворе. Егор покормил, если что.Да уж, Антон — хозяин года… Вообще, если он удачно распределит поверхность лица по огурцам и не будет дергаться, то его мучения закончатся минуты за три. Конечно, он может на автомате отрастить жабры, но они ведь не в воде, так что ему это никак не поможет — и так задохнется.— И, кстати, — продолжает Арсений, явно желая его добить, — спасибо, что рассказал. Не думай, что я вчера хотел заткнуть тебя, просто ты был очень пьян. Я волновался, как бы ты не жалел наутро, но… я ценю, что ты поделился, правда.Пузырек в кармане словно раскален до предела — Антону кажется, что он сейчас получит ожог бедра. После слов Арсения поить того зельем не хочется, а если не поить его, то и самому выпить нельзя. Получается, Антон останется жить с воспоминаниям о том разговоре? С этим своим позором, с последующей волной эмоций, которая до сих пор отдает болью в груди?— Антон? — зовет Арсений. — Знаешь, я до сих пор не могу поверить, что это твое имя. Я думал, тебя зовут как-нибудь… Сигизмунд или Альтаир. А ты, ну, Антон. У меня так няньку в детстве звали.— Кстати, большинство морских имен не отличается от наземных, заметил? — Антон топорно переводит тему, чтобы не обсуждать вчерашнее. — Считается, что это потому что раньше тонуло много книг по родословной, и их с помощью магии сохраняли и переводили. Но я думаю, что это потому что многие морские поднимаются на землю, а затем возвращаются. И, сам понимаешь, русалки вряд ли сами собой появились…— Ты же не веришь во все эти байки, что когда-то человек трахнул рыбу? — морщится Арсений, на что Антон лишь пожимает плечами. — Это бред, и слышать об этом не хочу. Я знаю, что у нас наука на дне, — он хмыкает от каламбура, — но не до такой же степени.— В море наука не нужна, всё построено на магии.— А на земле магии совсем нет?Антон качает головой и поясняет:— Она здесь не живет. Даже я могу колдовать только около моря, а я сильный маг. Кстати, — он смотрит на свои голые руки, — ты снял с меня кольца и браслеты?— А, да, — Арсений спрыгивает со стула и, сунув руку в карман, достает пригоршню металла, — решил, что тебе неудобно в них спать.— Я привык, — пожимает Антон плечами и по одному берет украшения из рук Арсения, надевает на себя. — Я всегда с ними, так проще концентрировать магию.— Наш придворный маг тоже весь в украшениях. Я думал, он просто на стиле.— Быстро осваиваешь сленг. — Закончив с кольцами и браслетами, Антон заглядывает в холодильник и с облегчением подмечает колбасу и сыр, а большего ему и не надо. — Удивлен, кстати, что ты не поехал с Егором.Удивлен, но рад. Улыбка сама тянется до ушей, но Антон маскирует ее, запихивая в рот кусочки сыра прямо из упаковки.— Я хотел, но он отказался. — Арсений печально вздыхает. — Но я всё равно планирую завтра поехать к нему.Антон чуть не давится сыром. Вернее, он и давится, но подавляет кашель и делает судорожный глоток, а затем запивает всё это молоком из бутылки.— В Симферополь? — хрипло уточняет он. — Зачем, если он вернется завтра вечером?— Чтобы не терять день. Я пока не знаю, как буду искать его там, но положусь на удачу. Один раз любовь нас уже свела, наверняка она меня приведет к нему и второй раз.Он даже не просит помощи. Аппетит пропадает, хотя обычный завтрак Антона несколько больше, чем немного сыра и два глотка молока. Он думает о том, что, возможно, лучше и не препятствовать Арсению — в конце концов, вдруг они с Егором и правда друг другу суждены. А вообще даже при таком раскладе Антон будет видеть его время от времени, когда поднимается с поверхности…— Антон? — Арсений щелкает пальцами и выглядит почему-то смущенным и раздраженным одновременно. — Ты выключился.— Прости, — Антон качает головой, отгоняя от себя безрадостные мысли, — ты что-то говорил?— Я говорил, что кое-что тебе должен, если ты не забыл, поэтому сегодня самое время это сделать.Становится ясно, почему он смущен — и почему раздражен тоже. Свои чувства Антон не понимает: мысли о сексе вызывают у него трепет и тревогу сразу. Он хочет Арсения до искр в глазах, но еще сильнее он хочет, чтобы и Арсений его хотел. Аппетит умирает без шансов на воскрешение, так что холодильник Антон закрывает с концами.— Почему именно сегодня?— Чем раньше, тем лучше. — Арсений морщится. — Я же не знаю, как быстро у нас всё продвинется с Егором, так что не хочу тормозить из-за того, что не переспал с тобой.— А почему ты вообще девственник? Я действительно не понимаю, ты же царевич, вряд ли во дворе не нашлось ни одной подходящей кандидатуры для секса.— Я, знаешь ли, ждал кого-то особенного.— О. — Определенно, три года почти полного затворничества сказались на социальных навыках Антона. — Я… постараюсь, ну, сделать всё хорошо. В смысле чтобы тебе было хорошо.— Не надо, — равнодушно бросает Арсений и вдруг начинает стягивать футболку. — Просто сделай всё побыстрее, окей?— Эй, стой, — Антон берет его за плечо, тормозя неожиданный сеанс стриптиза. Эта футболка его, конечно, бесит, но не до такой же степени, — это позже. Сейчас у нас другие планы.Глаза Арсения загораются интересом — Антон уже понял, что заинтересовать и впечатлить его легче легкого, всё равно что с ребенком общаться.— Какие? — всё же настороженно уточняет тот.Вообще-то, Антон сам не знает. Вчера, засыпая, он думал о том, что хотел бы провести завтрашний (то есть сегодняшний) день с Арсением, но это было неоформленное желание — а плана никакого он не придумывал. Но ничего, разберется по ходу дела, в крайнем случае сводит Арсения в кино, и тот уписается от восторга. Или кинотеатры пока не работают? Что ж, тогда в парк — эффект всё равно будет тот же.***Антон терпеть не может магазины, в особенности магазины одежды. Ходишь между стеллажами, набираешь целую кучу вешалок, оттягивающих руки, ждешь очереди в примерочную, затем стоишь в душном пространстве метр на метр за занавеской, которая служит довольно сомнительной защитой. Шмоток куча, и приходится по двадцать раз снимать штаны, надевать штаны, снимать штаны, надевать штаны, стоя на пыльном коврике, а после еще и футболки с толстовками мерить — волосы электризуются и топорщатся, и в итоге из примерочной все вылезают как после марафона по пустыне.Антон это ненавидит — зато Арсений приходит в самый настоящий экстаз. В Севастополе всего один приличный торговый центр, но Арсений ставит себе цель зайти в каждый магазин и перемерить там всё. Ему нравится копаться в вещах, отыскивать что-то необычное, составлять образы: ну просто прирожденный мамкин стилист с кучей подписчиков в Инстаграме — и чтобы профиль обязательно модный, с черно-белой полосой и стильными пресетами.К третьему часу хождения по бутикам у Антона болят ноги (и душа), так что он честно выторговывает себе перерыв на поесть — но и фудкорт кажется Арсению не иначе как восьмым чудом света, так что тот ничего не теряет. Наверно, в Диснейленде у него бы вообще случился сердечный приступ — хотя Антон сам там не был; возможно, и у него бы сердечки полопались.— Обожаю одежду, — вдохновленно делится Арсений, засовывая в рот сразу два луковых колечка. — Выглядит потрясающе, и столько вариантов, что можно надеть. Не понимаю, почему в море никто не одевается.В море одежда и правда не в почете — там лишь украшения надевают, и то по праздникам. Просто плавать одетым неудобно, да и терморегуляции это будет мешать.— Она не нужна, мы же не мерзнем.— Но это красиво. Одежда — это способ себя выразить. Я тоже хочу придумывать свою.— Ты бы стал отличным дизайнером, — соглашается Антон, наблюдая за тем, как Арсений макает картошку фри в мороженое и засовывает в рот весь этот ужас.— Я и стану, — прожевав, говорит тот. — У меня уже есть пара идей для футболок. Может быть, и Егор что-нибудь предложит, тогда у нас будет семейное дело, — добавляет мечтательно.Его уверенность в их с Егором счастливом будущем железная, как арматура на стройке — Антон и сам начинает в это верить. Если так подумать, Егор ведь парень неплохой (только ссытся и глухой, — так и хочется добавить), разве что туповат немного. Зато харизматичный и без проблем с алкоголем. И щупалец нет, что тоже немаловажно.День будний, так что в ресторанном дворике людей мало, но Антон всё равно чувствует себя неуютно. В окружении существ он бывает лишь на акульих боях или гонках коньков, но там он обычно так пьян, что ему плевать. Сейчас, по трезвости, только присутствие Арсения и удерживает его в ментальном равновесии.— И мороженое, — добавляет Арсений, без капли стеснения зачерпывая мороженое пальцем и облизывая его — выглядит как кадр из порно, — супер, всегда хотел его попробовать.— Ты знал о нем раньше?— Я много о людях знаю. Меня с детства к ним тянуло, так что я собирал со дна всякие их побрякушки, за катерами и яхтами следил. Когда-то даже к берегу плавал, но однажды об этом узнал отец, и это было отстойно.— Насколько?— Знаешь, в чем плюс трезубца? — неожиданно весело спрашивает Арсений, поднимая взгляд. — Один удар — три дырки сразу.— Арсений…— Я шучу, он меня всего лишь оцарапал, хотя на хвосте остались шрамы. Кстати, — Арсений, изогнувшись, лезет под стол, — на ноге тоже можно рассмотреть.Антон не нагибается, чтобы осмотреть ногу Арсения, хотя ему и хочется — и не только из-за шрама. Но куда больше его волнует мысль о Сергее: он о нем совсем забыл, а ведь если морской царь узнает о том, что его единственный сын вылез из моря, то он разнесет тут всё к хуям.— Насчет твоего отца…— Расслабься, ему на меня плевать, — отмахивается Арсений, разогнувшись. — Я вижу его от силы раз в месяц, с сестрой то же самое. Думаю, он только рад будет от меня избавиться.— Если или, точнее, когда он узнает, он точно рад не будет. Ладно ты об этом не подумал, но я? — Антон устало трет лицо — не хватало еще одной проблемы к его обширной проблемной картотеке. — Я не хочу, чтобы мой родной город захлестнуло цунами.— Смотри на вещи проще. — Арсений так и не перестает есть — уже картошку доедает. — Что он может сделать? Я останусь человеком, и это навсегда, верно? Обратно меня русалкой не сделать?Технически Арсений прав. Если их великую любовь с Егором закрепить сексом, то условия контракта выполнены, и Арсений станет человеком окончательно. Ни зелье, ни заклинание обратно его уже не превратит, назад пути нет, это поезд в один конец.Однако если с Егором не сложится, Арсений вернет себе хвост и станет рабом Антона — и тут тоже нет выхода, кроме одного, но об этом даже думать не хочется.— Да, — вздыхает Антон, глядя на то, как Арсений с выражением абсолютного блаженства пьет кофе, в который до этого высыпал пять пакетиков с сахаром. — Ты навсегда останешься человеком, и с этим ни хуя нельзя будет сделать.— Вот и всё, в таком случае мой отец неопасен, поэтому можешь быть спокоен. — Арсений слишком наивен, Антон обещает себе обдумать это позже. — Слушай, а возьми мне еще мороженого?— Мне нравится быть твоим шугар дэдди, но нам пора, мороженое купим в другом месте.— А куда мы едем?— Увидишь.— Ну скажи, — канючит Арсений, — я же от любопытства умру. И, кстати, давай вернемся в тот магазин с длинным названием, мне всё-таки нужна толстовка кораллового цвета. На которой ?ла?вер? написано.Антон страдальчески встает, аккуратно выходит из-за столика и начинает по одному собирать пакеты — он честно пытался сократить их количество, забивая шмотками по максимуму, но даже так их вышло слишком много.— Между прочим, это всё рано или поздно окажется в море, — бубнит он. — И не нужна тебе эта толстовка, у тебя и так уже куча одежды.Но, когда он поднимается вместе с горой пакетов и видит Арсения, всё существо которого выражает полную готовность сражаться на кулаках за эту толстовку, Антон понимает: они возвращаются в тот магазин с длинным названием. Если подумать, одежды много не бывает, это же способ самовыражения.Но не проходят они и десяти метров, как Арсений прилипает к витрине — чуть ли не присасывается к стеклу. Антон, зацепив его пальцами за край футболки, тащит его на себя, пока люди не обратили внимание на этого великовозрастного ребенка.— Это женская обувь, — объясняет он негромко, оглядываясь.— Но я хочу это. — Арсений тыкает пальцем в стекло, за которым на небольшой постаменте сверкает пара лакированных туфель, каблуками которых можно заколоть неверных. — Не понимаю, почему у людей всё так разделено на мужское и женское. Одежда совсем разная, краситься нельзя…Антон и так кое-как уговорил Арсения не покупать ?вон то блестящее? в магазине косметики, хотя объективных причин для этого нет. Но когда растешь в человеческой среде, где даже за чистые джинсы могут дать под жопу, обрастаешь стереотипами.— Арсений, ты не сможешь на этом ходить, они же как ходули.— Что такое ходули? — Тот оборачивается к нему, и в его взгляде читается: если ты не купишь мне эти туфли, они окажутся в твоей заднице, причем целиком. — Я хочу. У меня теперь есть ноги, и я буду надевать на них всё, что мне захочется.Антон вздыхает и, отпустив футболку, вместе со всеми пакетами послушно плетется в бутик. Внутри нет никого, кроме двух печальных консультанток в узких юбках и разношенных балетках, которые одним своим видом вызывают сочувствие — и балетки, и женщины. Одна из них замечает Антона и делает шаг по направлению к нему, но тот качает головой и сам идет к нужному стеллажу.— Арсений, тебе не повезло: тут размерная линейка до сорокового.— Почему?— Потому что у женщин стопы меньше, чем у мужчин.— Почему? — повторяет Арсений так, словно действительно не понимает. Пожалуй, ему действительно непонятно: женские особи русалок разве что чуть-чуть меньше мужских, а хвосты у них и вовсе примерно одного размера.— Не знаю, Арс. Эволюция.— Ладно, — разочарованно выдыхает тот, разворачиваясь. — Пойдем.— Стой.Антон понимает, что мог бы увеличить туфли магией — это будет безобидным заклинанием, которое точно не нанесет никому вреда. Когда колдуешь, важно понимать последствия: например, если ты сильно не хочешь писать контрольную, и из-за тебя учитель математики ломает ногу, то потом ему приходится оставаться дома, а его жена уже не может водить домой любовника. В итоге супруги ссорятся, жена забирает детей и уходит, а математик заводит роман с директрисой, та беременеет, уходит в декрет, школа без ее надзора понижается в рейтинге, и у всех учителей падает зарплата. Это, в свою очередь, запускает цепочку других событий, хороших и плохих.За годы практики Антон научился более-менее просчитывать такие цепочки хотя бы на начальных звеньях, и порой результат некоторых вроде бы пустяковых заклинаний бывает похуже, чем отрастить кому-то вторую голову. Но с туфлями таких проблем возникнуть не должно.Этот новоявленный гоу-гоу смотрит на него вопросительно, нетерпеливо постукивая ногой. Антон молча передает ему из рук все пакеты, берет коробку с туфлями сорокового размера и идет на кассу. В конце концов, обуви ведь тоже много не бывает. Это способ самовыражения; главное, чтобы Арсений не выразился в переломе ноги.***Антон не знает, что нравится ему в Арсении больше всего: неуемное любопытство, необычный склад ума, жажда жить или всё вместе. Однако суть остается прежней: несмотря на часовую поездку под беспрерывную болтовню Антон не чувствует усталости — наоборот, испытывает воодушевление. Кажется, он способен сделать что угодно, лишь бы Арсений так же весело болтал, крутя головой по сторонам и подпрыгивая на соседнем сиденье.Они ненадолго заезжают в Ялту, чтобы прогуляться по набережной, где Антон покупает Арсению мороженое, а себе — сладкую вату. Правда, оказывается, что вата нравится Арсению больше, так что он бегает за Антоном по набережной, пытаясь ее отобрать, а в итоге получает ей же в лицо — сахарные ошметки они минералкой смывают вместе. У Арсения до сих пор ворот футболки мокрый, хотя проехали они уже половину пути до вершины Ай-Петри.Антон счастлив.Он сам не может в это поверить, он и забыл, каково это: когда не хочется присосаться к бутылке и забыться, когда хочется жить здесь и сейчас. Такого с ним не было уже очень давно.— Ты чего улыбаешься? — внезапно спрашивает Арсений, остановившись посреди своей истории о том, как сестра привязала ему на хвост ленту с похабной надписью, а он проплавал с ней весь день.— Настроение хорошее.Арсений мягко улыбается ему и переключается на свой новенький телефон — страшно представить, сколько денег они сегодня потратили. Один из плюсов магии — быть богатым, хотя обычно Антон старается не увлекаться покупками, да и ему, если по-честному, много не надо.Солнце жарит нещадно, но кондиционер в машине работает на полную, так что жить можно — особенно если козырек опустить. Они едут по серпантину в гору, и Антон ведет машину так аккуратно, что двигаются они с улиточьей скоростью, но машину всё равно постоянно мотает на кочках.Арсений подхихикивает, видимо, открыв для себя мир мемов — с телефоном он управляется пока с трудом, набирает текст по слову в минуту, как бабулька. Но неудобств, кажется, ему это не доставляет.— Целоваться — больно? — спрашивает вдруг он, касаясь своих губ кончиками пальцев.В море нет поцелуев в человеческом понимании этого слова: там есть лишь короткое прикосновение губ к губам. Почти у всех обитателей глубин зубы острее пик, так что французский поцелуй может закончиться французской пыткой (и самыми настоящими травмами). И это еще если кровь акул не привлечет: в таком случае влюбленным грозит смерть — и никакой романтики.— Не больно. — Антон соскучился по поцелуям. За эти три года секс у него периодически бывал, а вот поцелуи — нет, а их он любит, пожалуй, даже больше.— Это сложно?— Нет, всё получается само собой. Но все по-разному целуются: кто-то быстрее, кто-то медленнее, кто-то кусается, у кого-то бассейн слюней во рту. Думаю, если находишь кого-то подходящего — это везение.— Ты много целовался?— Много, но с одним человеком.— И ему нравилось?— Ей, — поправляет Антон, жалея, что разговор свернул в эту сторону: всё же было так хорошо. — Думал, что нравилось, а потом оказалось, что нет.— Захочешь — расскажешь, — спокойно говорит Арсений, очевидно, почувствовав его напряжение. Уже который раз за сегодня он, пусть и топорно, но к месту съезжает с темы, за что Антон ему благодарен. — А Егор хорошо целуется?Антон стреляет в него вопросительным взглядом.— Откуда мне знать? Он же мой брат, мы с ним не сосались.— Может, он тебе рассказывал. Или кто-то из его бывших.Так и подбивает ответить, что Егор целуется просто отвратительно, что хуже него только мертвый окунь, что уж лучше засунуть язык в песок и чтобы половину его отцапал краб. Но у Арсения в глазах сколько надежды, что Антон не может заставить себя наговорить гадостей.— Уверен, он в этом хорош, — вздохнув, отвечает он. — Опыт у него большой, так что он наверняка натренировался. Тебе повезло.— А у меня опыта не-е-ет, — тянет Арсений расстроенно и вдруг подпрыгивает на кресле так, что ремень безопасности натягивается, хотя машина едет по относительно ровной дороге: — Тогда мне тоже нужно потренироваться!— На помидорах? — отчего-то сипло уточняет Антон.— В смысле? — в тоне Арсения столько недоумения, что это даже смешно. Антон мимолетно представляет, как тот достает банку маринованных томатов из холодильника — обычных-то нет — и по очереди с ними сосется.— Это такой прикол. Считается, что на помидорах можно научиться целоваться.— И это работает?— Не думаю. Но пообедать можно неплохо, особенно если картошки добавить.— Прекрати, — Арсений пихает его кулаком в бедро, — я же серьезно. Мне нужен какой-то опыт, а то Егор решит, что я совсем безнадежен. Я же всё равно должен заняться с тобой сексом, а поцелуи… они же вроде как часть секса?— Необязательно, — голос по-прежнему сиплый, будто это Антон недавно ел мороженое, причем заглатывая десять шариков один за другим. — Целоваться можно и просто так. Это приятно.— Тогда давай попробуем!Лицо Арсения в момент оказывается так близко, что Антон от неожиданности жмет на тормоз, машину встряхивает, одно из сердец подпрыгивает к горлу, сзади сигналят. Антон матерится и быстро выравнивает движение, локтем отпихивая Арсения подальше.— Совсем сдурел? — рявкает он. — Я же за рулем. Могли в кювет, блядь, улететь.— Куда улететь? — как-то обиженно реагирует Арсений. Стоит провести ему лекцию на тему безопасности: сегодня он уже чуть не сошел с пирса в море. Такими темпами и с горы, сука, спрыгнет.— В кювет, Арсений. Туда. — Антон кивает за край дороги, где тонкий бортик отделяет машины от падения в пропасть. — Ты не очень врубаешься, но высота пиздец какая опасная. Шагнешь туда — и умрешь, понял?— Понял, — ворчит тот еще более обиженно, даже отворачивается к своему окну, хотя там унылый вид одинаковых деревьев.Антон злится на себя: зря психанул. Арсений же как ребенок, для него многое непонятно, его глубина познания мира пока на уровне запихивания пальцев в розетку. В море ведь высоты нет, там упасть не страшно — вода всегда тебя поддержит.Вот бы по-быстрому отмотать время назад: Антон бы доехал до более широкого места дороги, остановил машину — и они бы целовались до онемевших губ. Возможно, потом бы около них остановились какие-нибудь ?нормальные ребята?, вытащили из тачки и отметелили, но даже так это того бы стоило.Остаток пути до вершины они едут молча: Антон думает о том, какой он идиот — Арсений наверняка думает то же самое. Однако когда они подъезжают к месту и паркуются, еле впихнувшись в тесный ряд машин, Арсений выходит привычно восторженный и счастливый, словно ничего и не было. Он то задирает голову, то смотрит по сторонам — но вокруг везде голубое небо, потому что они в километре над уровнем моря. Ветер треплет его футболку и волосы, солнце жарит всё так же — Антон достает из бардачка солнцезащитные очки и, подойдя к Арсению, надевает ему на нос.— Ау, — тот морщится — наверняка больно, у него ведь нос обгоревший, — как прикольно, всё сразу такое темное.— В этом и смысл. А тебе идет, кстати.— А ты?Антон стукает себя по козырьку кепки, мол, ему и так нормально. Арсений кивает и идет к смотровой платформе, не переставая крутить головой — ему интересны не только живописные высоты, но и зеваки, уставшие семьи с кричащими детьми, зазывающие пассажиров таксисты, ларек с хотдогами, к которому выстроилась очередь.Глядя на него, Антон тоже радуется, хотя ему с самого детства не нравились все эти поездки по достопримечательностям: что на родине, что в путешествиях. Но сейчас всё это обретает какое-то одномоментное волшебство, и Антон забывает о том, что после прохладного салона машины ему невыносимо жарко, что пот течет по спине, что ему хочется пить, да и сожрать бы что-нибудь неплохо — съеденный в торговом центре бургер уже переварился.— Ого, — только и выдыхает Арсений, посмотрев вдаль со смотровой. Он опирается ладонями о бортик и слегка перегибается — неопасно, но Антон всё равно держится рядом, чтобы в случае чего его ловить.С такого расстояния южный берег выглядит большим отломанным печеньем с мятой, деревья сливаются в сплошную бархатистую зелень, а здания кажутся белыми детальками Лего — словно можно в ладонь собрать все сразу. Антон согласен: это ого. Было бы еще больше ого, если бы он, стоя вот так позади Арсения, мог бы приобнять его, а лучше чмокнуть за ухом — но и так хорошо.— Если хочешь, можем спуститься на фуникулере, — предлагает он, когда они стоят молча слишком долго — без болтовни Арсения непривычно. — Только потом придется подняться.— Фуфи… что?— Фуникулер. Канатная дорога, — Антон показывает пальцем на кабинку, которая плавно поднимается к ним. — Но там внутри жарко и душно, а еще приходится почти друг у друга на голове стоять.— А там что? — Арсений указывает в другую сторону, на зубцы, между которыми протянут мостик — и по нему прямо сейчас идет кто-то смелый.— Канатный мост. Вернее, два. Если хочешь, можем доехать туда, и ты по нему пройдешь.Правда, в очереди им придется стоять долго: из-за летнего наплыва туристов желающих пройти по мостикам хоть отбавляй — и шестьдесят метров до земли их совершенно не смущают.— А ты ходил?— Да, когда был подростком, мы с Егором выпендривались перед девчонками.— И как, их впечатлило?— Егор впечатлил, а я — не очень, потому что шел по шагу в час. Я зачем-то смотрел вниз и не мог пошевелиться, хотя обычно высоты я не боюсь.Арсений смотрит на зубцы с очевидным страхом, а затем разворачивается и неожиданно утыкается лбом Антону в плечо — от этого разом отказывают сердца, легкие и, кажется, даже почки. Окружающие люди наверняка пялятся на эту сцену, но сейчас Антону это по боку, так что он приобнимает Арсения и шепчет:— Ты чего, испугался?— Нет, — Арсений резко отстраняется и улыбается, — у меня просто голова кружится, когда смотрю на это. И вообще меня с середины дороги тошнит.Непонятно, говорит он правду или врет, но Антон, не стесняясь толпы вокруг, берет его за запястье и тащит подальше от смотровой площадки.— Это из-за давления, — объясняет он. — На высоте часто так, некоторые даже в обморок падают.— У тебя рука мокрая. — Арсений озвучивает это как факт, без отвращения в голосе, но Антон всё равно отпускает его руку и вытирает свою о джинсы.— Извини, — бросает он неловко. — Можем съездить на еще одну смотровую. Или сразу поедем вниз и сядем куда-нибудь поесть? Тут вроде недалеко неплохая чебуречная.— Неплохая что?— Лучше один раз попробовать, чем сто раз услышать, — подмигивает Антон. — Так что поехали. А вечером посмотрим ?Сумерки?, идет?Арсений кивает и улыбается, а затем вдруг встает в позу бегуна, словно собирается покорять марафоны.— Наперегонки до машины? — предлагает он, словно несколько секунд назад не говорил про головокружение и тошноту.Антон изнывает от жары, его футболка мокрая насквозь, даже дышится с трудом, и он ни разу не фанат активностей — но, заражаясь от Арсения каким-то детским порывом, он вдруг резко срывается с места и кричит уже на бегу:— Кто последний, тот — лох!