Глава 10. Заглянуть в себя (1/2)

"Что мешает писателю? Выпивка, женщины, деньги и честолюбие. А также отсутствие выпивки, женщин, денег и честолюбия"Э. Хемингуэй.Данил чувствовал себя странно. Да, пожалуй, именно странно. Понимал, что его затянуло, по самые уши затянуло в эти ненормальные отношения – отношения с мужчиной. Тогда почему так хорошо было рядом? Почему не хотелось, чтобы заканчивались поцелуи? Почему, решив, что переспал с Владом, испугался лишь за Иришу, не за себя? Ответов у Дани, увы, не было.

Они несколько дней не увидятся, и это к лучшему. Ему давно пора взять себя в руки и переехать, наконец, к девушке. Он хотел быть с ней, спать с ней, любил ее, ведь любил же? Самым правильным было бы забыть о Владе. Забыть и жить, как жил. Но, к сожалению, невозможно приказать себе. Как невозможно перестать вспоминать, проживая заново ощущение жестких мужских губ на своих губах, крупных ладоней на своем теле… Данил покачал головой, отгоняя навязчивые видения.

Отец! Даня должен узнать!

Он, конечно, сам себя обманывал, на самом деле не веря, что именно Влад был любовником отца, не верил, что тот мог быть виновен в его смерти. Узнавая писателя все лучше, попадая в эмоциональную зависимость, он сам не заметил, как цель превратилась в способ. То, что раньше было целью, которую необходимо достичь, тем обстоятельством, которое необходимо выяснить, стало способом оправдать себя, их встречи, общение, оправдать то, что Влад стал занимать едва ли не большую часть Даниных мыслей.

И все же совпадений было слишком много. Во-первых, имя… Влад. Не так, чтобы редкое, но и не настолько распространенное, чтобы так звали каждого второго. Во-вторых, известность, даже публичность. Отец писал, что оставил своего Влада ради него самого. Почему? Почему решил, что любимому будет лучше без него? Этого Данил понять не мог. Пока не мог. На звонки по номерам из отцовской записной книжки так никто и не отвечал. Мобильный был заблокирован, а домашний… Домашний молчал. Почему? Потому что был сломан?

Еще была фотография, точнее, фотографии как раз и не было. Что там, вернее, кто? Кто был на той фотографии? Сейчас Данил ругал себя последними словами за то, что не перевернул тогда рамку, не посмотрел.Оставался, конечно, последний вариант: можно было спросить у Влада прямо. И, признаться, подобная мысль в голову Данилу приходила. Но язык буквально прилипал к небу и отказывался шевелиться, стоило об этом хотя бы подумать. Отношения, становясь близкими, усложнялись, но Данил, вместо того, чтобы с подозрением относиться к каждому слову и жесту, попросту напился и остался ночевать у человека, возможно, виновного в гибели отца. И пусть Даня не был с тем особо близок, более того, так и не простил долгого отсутствия в собственной жизни, тем не менее, отца он любил, самому себе не признаваясь в этом. Отец был сильным, красивым, светловолосым, как сам Данил. Отец был известным и востребованным, и сын, казалось, не очень-то и был ему нужен. Это обижало. И гордость, особенно остро проявившаяся в период юношеского максимализма, требовала сатисфакции. Как итог, Данил просто не замечал отца, когда тот вернулся, жил, делая вид, что ничего не поменялось, хотя, в глубине души ждал от того первого шага, ждал, что тот подойдет, положит огромную ладонь на плечо и скажет: «Сын, я счастлив, что ты у меня есть».

Не дождался…

Все годы, что отца не было рядом, Данил усердно гнал от себя мысли о собственной ущербности. Почему всем отцам сыновья нужны, а его – нет? Не потому ли, что Данил какой-то бракованный? И он старался, рвался в лидеры, доказывал что-то отцу, который знать не знал об этом, а Данил так старался показать, что лучший, что достойный.

Даже мать не знала, что он смотрел все футбольные матчи, комментируемые отцом, покупал «Спорт-Экспресс», где тот вел колонку, искал в интернете фотографии, хранил их, рассматривал… и чувствовал себя одиноким.

Позже, успешно окончив школу, поступив в университет, начав писать, он обозлился. Устав гадать, зачем вообще было жениться и рожать ребенка, если он тебе не нужен, Данил стал презирать отца. И ненавидеть любовницу. Тогда он еще наивно полагал, что отец бросил их ради женщины, гадал, есть ли у него братья и сестры. И заранее ненавидел и их, не думая о том, что дети-то как раз ни в чем не виноваты. Сейчас, уже зная, что любовницу отца звали мужским именем Влад, и очень сомнительно, что она была женщиной, Данил понял, что бракованным был вовсе не он сам: бракованным был отец. Как знать, возможно, ему стыдно было перед семьей за все. Возможно, и нет, конечно. Теперь этого не узнать никогда.

Сейчас он уже не держал на отца зла. Нет, он его ни в коем случае не оправдывал, но стал понимать чуть лучше. Нет, он до сих пор не мог простить не пренебрежение даже, а элементарное равнодушие, еще более обидное. Но он понял, что отец игнорировал его не специально, не потому, что Данил был плохим, как считал всю юность, а оттого, что у отца просто была другая жизнь, другой путь, который, к сожалению, не пересекался с Даниным. Как не пересекаются две параллельные прямые.

Уходя, отец закрыл дверь квартиры, и точно так же закрыл свое сердце для собственного ребенка.

Могло ли его захватить настолько, что он забыл обо всем? Бывает ли так?