Часть первая. Миссия ?Эрмитаж? (2/2)
Ученые мужи затянули лекцию, рассыпая бисер перед нашими толстосумами. Я тем временем, попытался перекинуться парой слов с моей бедной соратницей.
— Начало формированию коллекция, положила, как вы наверняка знаете, покупка…
— Тут все тихо, — громким шепотом поведала Эмилия, незаметно увлекая меня в уголок. — Утром каждый черепок лежал на своем месте. Как вы думаете, нам все это приснилось?
— Ну уж нет, — решительно отмел это предположение я.
— Статуя градоначальника с женой и матерью — единственная монументальная…
— Зачем они пришли? — прошипела Эмилия. — Я вас предупреждала, только попробуйте отсюда что-нибудь купить!
— Это не я решаю, — я осторожно отодвинулся. На примере некоторых моих близких знакомых я знал, что страсть к знаниям может довести ученого до неистовства и не собирался рисковать.
— Мумия жреца Па-Ди-Иста…
Я вздрогнул. А вот это уже было интересней.
— Мумия жреца времен Четвертой династии, — увлеченно говорил Владимир Сергеевич. Оседлав любимого конька, он уже перестал казаться жалким. Плечи распрямились, глаза пылали. Я невольно поежился. Было что-то… чересчур фанатическое в этих глазах. — В это время культ Анубиса достигает максимальной силы. Главный жрец, тот, кто стоял между человеком, государством, миром людей — и миром мертвых — мог тягаться властью с фараоном. Жрецы Анубиса, владевшие тайной наукой бальзамирования, подготавливали души к переходу в загробный мир, но, согласно народным поверьям, могли и вызвать обратно. Это, разумеется, сказка, тем не менее, правители опасались спорить со жрецом, власть которого, как считалось, могла распространиться на половину мира, если будут выполнены некие ритуалы…
— Потрясающе, — язвительно шепнул я. — А эту властную тухлятину вы продавать не боитесь?
— Он хорошо изучен, — парировала Эмилия. — Еще при царях… Кому же, думаю, директор втайне надеется, что Па-Ди-Иста сохранит его мрачная слава. Говорят, когда его впервые доставили в Россию, один из носильщиков споткнулся на лестнице, и его зашибло саркофагом насмерть. Когда переместили к нам из Кунсткамеры — в корпусе Малого Эрмитажа загорелась крыша. А последняя крупная реставрация мумии…
— Ну? — скептически уточнил я.
— Была как раз перед мировой войной. Да вы сами смотрите, что-то ваши хозяева не слишком заинтересованы.
Я проигнорировал ее слова про ?хозяев?. Лектор, между тем, продолжал.
— А теперь разрешите показать вам жемчужину нашей коллекции — и ровесницу нашего жреца. Знаменитая амфора …
Я обернулся. Щербатая глиняная чашка стояла на возвышении посреди зала. Ровно на том месте, где вчера находилась скрижаль.
— А где?.. — от неожиданности громко сказал я. Эмилия с силой наступила мне на ногу.
Впрочем, сильным мира сего было не до нас. Они откровенно скучали. Армянин рассматривал рассказчика с весьма скептическим видом. Глава британской делегации хмурил брови.
— Ну вот, как видите, — директор музея развел руками. — Коллекция наша, конечно, не так богата, как Каирская.
— Ну что же вы прибедняетесь, господин Тройницкий? — усмехнулся армянин.
— Каждому ценителю древностей прекрасно известно, что бедняга-жрец — не единственный ваш ?постоялец? и что после последней экспедиции коллекция Эрмитажа пополнилась отличными экспонатами. — Эмилия вцепилась в мой рукав. — На которые международному научному сообществу так и не удалось взглянуть.
Британец яростно закивал, подтверждая его слова. Директор музея пошел красными пятнами.
— Неоконченные исследования!.. — возмутился он. — Я не уполномочен!..
— Погодите! — не сдержался я, и теперь меня было некому остановить. — Вы хотите сказать, что в музее есть еще мумии? Что после совместной египетской экспедиции Эрмитажу досталась не только скри…
Признаться, я недооценивал свою тихую спутницу. Выволочь меня из зала ей не помешали ни собственная хрупкость, ни мой немаленький вес, ни обращенные на нас взгляды.
— Вы что творите! — Эмилия бы кричала, но вынуждена была таиться, и поэтому выходил весьма устрашающий шип.
Антиной смотрел на нашу перебранку насмешливо и укоризненно.
— Эмилия! — потребовал я. — Где пластина? Где остальные, черт их побери, мумии? Где эти чудовища?
— Не скажу, — насупилась девушка. — Вот теперь ни за что не скажу.
— Да поймите вы, упрямая, в прошлый раз он задавил одного носильщика, в этот раз он обрушит вам город — и захватит полмира. Мы вчера разбудили какое-то древнее зло…
— Вы разбудили.
— Хорошо, я разбудил. А теперь мы должны усыпить. И если я все правильно понял, нам для этого нужна пластина. Я вчера коснулся ее. В Египте все было так же.
Эмилия обиженно отвела взгляд.
— Вся новая коллекция заперта в кладовых. Владимир Сергеевич, по понятным причинам, — она покосилась на зал, где осталась вся делегация, — сейчас следит за ней как за зеницей ока. Может быть, ночью мне и удалось бы пройти туда незамеченной…
— Ночью? — упавшим голосом спросил я.
— Ночью, — Эмилия дерзко вскинула голову. — Что, господин спаситель мира, уже передумали его спасать?
***— Мрак какой-то у них там в Египетском, — насмешливо говорил господин Ковалев, сопровождая меня к выходу из музея. — Мир живых, мир мертвых. Человеческие жертвы, небось. Тайные силы якобы хранят все их древние безделушки! — он глумливо захохотал.У выхода меня ждал майор. Он услышал последнюю фразу.
— Мистические силы, хранящие музей… — сказал он задумчиво. — Концепция, разумеется фантастическая, но не лишенная внутренней красоты. Вот вы, товарищ Ковалев, воздаяния не боитесь?
— Я-то при чем? — фыркнул Ковалев. — Это пусть тугодумы боятся. Да одна их цацка все Поволжье накормит, а вы туда же, о красоте!
— Ах, Поволжье?.. — в глазах майора мне почудился скептический блеск.Мы с ним дошли до набережной. От гранитного парапета к воде спускались каменные ступени.
— Признаться, я порой не понимаю, — сказал я, когда Ковалев перестал быть виден. — То вы надо мной смеетесь, то вдруг решили поддержать разговоры о мистике. ?Концепция, не лишенная внутренней красоты??
— Предлагаю вам третью версию, — майор сделал шаг к воде, — я всего лишь решил разобраться. Расскажете мне еще раз о своих таинственных приключениях? А я вам кое-что покажу.
— К сожалению, не сегодня, — мне было жаль его огорчать.
— Опять девицы? — майор невесело усмехнулся и покосился на воду. — Или опять мистика.
— Давайте договоримся, что когда мы увидимся в следующий раз, я все вам расскажу?
Когда он ушел, я встал у парапета на то же место, и тоже взглянул на реку. По коже продрал мороз. Ступени уходили в мутную темную воду. Две нижних из них перекрывала, высовываясь из воды, чудовищная львиная лапа, гранитная, как и сами ступени. Мохнатое запястье уходило под воду, точно огромная кошка силилась здесь вырваться из глубины — и не смогла.
— Ч-что это такое? — севшим голосом прохрипел я. Ответить мне было некому.
***После заката мы встретились с Эмилией у Александровской колонны. Фонари горели через один, сезон белых ночей давно миновал, и дворец стыл на краю площади напряженной громадой, чутко спящим великаном. Впечатление это развеялось, стоило нам войти. Вот черт!Внутри, за плотными шторами, во всех помещениях огромного здания полыхали огни. Со всех сторон, сверху и даже, кажется, снизу, до нас доносился топот и лязг, конское ржание, хохот тысячи глоток и пьяные выкрики.
— О черт! — воскликнул я, до последнего надеявшийся, что безумие ограничилось прошлой ночью. — Да у них, похоже, тут вечеринка!
Над моей головой пьяно захохотали, и уже знакомый нам вакх, изогнувшись всем телом, вынул у моей спутницы заколку из волос. Эмилия взвизгнула и шарахнулась вверх по ступенькам. Извернувшись сильнее, зловредный бес взметнул веером ее серую юбку, и заулюлюкал, как пьяный повеса. Большая белая птица метнулась мимо моего лица, развернулась в воздухе, оказалась гипсовым купидоном и нацелила на меня маленький пухлый лук. Я обернулся: у подножия лестницы, где мы только прошли, танцевали, гулко стуча мраморными босыми пятками Диана и Феб, а несчастный Лаокоон, извиваясь всем телом, силился вырваться из хватки змей.
— Идемте! — потребовала Эмилия. — Ну! Вы не видите, они все ближе?
Сам не помню, как мы взлетели вверх по ступеням, пробежали несколько залов. Лязг и грохот становились все громче.
— Не ходите туда, — сказал меланхоличный голос у меня за спиной, когда мы остановились перевести дух и выбрать одну из двух ближайших дверей. Я обернулся, на меня с высокого ростового портрета смотрел усатый военный.
— Почему это? — грубо спросил я, гадая отчего форма моего собеседника и кажется мне знакомой, и одновременно смутно тревожит.
— Турнир, — так же буднично ответил он, пожимая плечами. Тут я увидел за его спиной пламя пожара и бегущую кавалерию, и отчего-то сразу вспомнил, где видел такую форму. Наполеоновские войны! Надеюсь, этот любезный господин не снес головы кому-нибудь из моих предков!
— Он прав, — потянула меня дальше отдышавшаяся Эмилия. — Там рыцарский зал. Обойдем анфиладой.
— Благодарю, сударь, — я понадеялся, что своей прежней грубостью не слишком уронил честь нации.
— Мне в удовольствие, — грустно сказал генерал нам вслед, — тут довольно скучно.
Ушли мы недалеко. В огромном зале в обрамлении белых колонн Эмилия с визгом бросилась мне за спину. На нас с грозным шипением несся…
— Дракон! — ошалело сказал я, застыв на месте, точно некрепкий разумом, в полуметре от беснующейся змееподобной твари, разевающей пасть прямо перед моим лицом. Потом я разглядел, почему чудовище до сих пор не разорвало нас на куски. Серебрянокожий юноша с разметавшимися по плечам волосами обеими руками удерживал змея за хвост. Жилы вздувались на его обнаженных руках, красивое лицо исказилось от натуги.
— Проходите! — крикнул он нам. — Я удержу!
Эмилия продолжала прятаться за мной, когда мы бочком протискивались мимо красавца и его чудовища. Зверь ревел в тщетной попытке дотянуться до вожделенной добычи. Кинув взгляд за спину его противнику, я увидел копье, почему-то, воткнутое в сани — повозку, с полозьями вместо колес. Надо же, Святой Георгий!
Турнир все еще шел где-то недалеко. То и дело до нас доносились крики, трубные звуки, грохот и лязг. Потом очередная дверь слетела с петель, и сквозь нее в зал, по которому мы шли вылетела груда железа и плоти, перекувырнулась через голову и распалась на рыцаря в полном доспехе и такую же одоспешенную лошадь. А дверь захлопнулась снова.
— А, канальи! — рыцарь тяжело поднялся, громыхая доспехом, и погрозил кому-то металлическим кулаком. — Он использовал тяжелое боевое копье против моего турнирного и держал пистолеты в седельных сумках. Вы подумайте, какая подлость!
— Мы вам очень сочувствуем, — вежливо сказала Эмилия и попробовала помочь подняться жилистой гнедой кобыле. Лошадь, с тонной железа поверх, едва не завалилась на нее. — Вы не знаете, как нам безопасней будет пройти к залам Античности?
— Э-э, — ее собеседник залязгал как колодезный ворот. — А никак. Вы и не пройдете. В галереях лютуют, сарацины в засаде… Вот что, вы мне помогли, давайте, и я вас провожу. — Он рывком подхватил не успевшую запротестовать Эмилию и усадил на спину своего коня. — Домой-то мне после такого позора хоть и не возвращайся.
Несколько залов мы прошли в молчании. На их стенах бесновались малые голландцы.
— А что вы забрало не поднимете? — жалостливо спросила Эмилия, чтобы завести разговор. — Вам же в нем неудобно.
— Э, так нет под ним ничего! — пожал плечами любезный проводник и снова замолк.
До Античности мы добрались довольно потрепанными. Печальный рыцарь оставил нас у очередной лестницы, объяснив, что его конь по ступеням не ходит. В Зале Юпитера летали молнии и слегка потряхивало пол. Громовержец изволил гневаться, но если б не отчетливый запах серы, выглядело бы это как фейерверки в Версальском парке. Обитатели зала — те из них, кто умел ходить, сгрудились у Зевсова трона, и по всему залу, одиноко, точно срубленные пеньки, белели пустые постаменты. Антиной по-прежнему сторожил переход к египтянам.
— Я вам всячески не советую, — склонив кучерявую голову, сказал он.
— Нам бы в запасники, — просительно протянула Эмилия.
— И туда не советую, — непреклонно покачал головой юноша. — Хотя там и спокойней.
— Зря, — от толпы возле Зевсова трона отделилась одна из фигур, и я узнал Адриана. — Отчего ж не помочь путникам?
Антиной хотел было запротестовать, но поймал взгляд своего покровителя и умолк.
— Здесь достаточно потайных лестниц, — продолжал покойный император. — Поживете во дворце с наше, тоже будете знать. Они позволят избегнуть любой опасности. В коридоре перед залом Ассирии коснитесь правого барельефа и по лестнице на третий этаж.
— Как на третий? — удивилась Эмилия. — Переход в соседнее здание на втором!
— Разумеется, третий, — покачал головой Адриан. Он смотрел на нас, как мудрый учитель смотрит на неразумных детей, и этому взгляду невозможно было не подчиниться. А Антиной молчал.
***— Я же говорила, он неправильно нас вывел! — растерянно заозиралась Эмилия, когда мы прошли уже несколько лестниц и переходов. — Нам надо ниже! Это не тот этаж!У меня вдоль хребта пробежали неприятные мурашки. Этаж, может быть, был и не тот, да вот я его знал превосходно. Щелкнул клювом золотой павлин, заскрипел, поворачивая негибкую шею. На полу, как огромный кальмар, ворочалась Медуза. Во сне она была маленькой, а теперь ее змеи-щупальца, казалось, все росли, заполняя собою зал. Змеи угрожающе шевелились, Медуза медленно вращала глазами. Интересно, обратит ли в столп, если что?
Золотому павлину наконец осточертело скрипеть: он затопал ногами, зазвякал ими о позолоченный пол, переваливаясь по-петушиному. Повернулся весь целиком, выставил хвост, точно знамя, и склонил набок голову. Мертвые глаза вперились в меня, как в том сне. Распахнулся клюв.
— Опоздали! — человеческим голосом проскрипела птица. — Бог не спас.
Глухо вздохнув, шевельнулась Медуза, и ее огромные глаза уставились на нас.В статую я не превратился.
В зале отчего-то стало ужасно тихо, только оглушающе журчала вода в одном из изящных стенных фонтанов. Второй был сух.
— Господин Бомбарнак, — тонким голосом проговорила Эмилия, — а они ведь не на нас смотрят!
Медуза и птица действительно смотрели не на нас, а нам за спины. Бывает такое чувство в дурном сне — когда никак не решаешься обернуться.
А потом отчаянно закричала Эмилия, и я что было мочи рванулся вперед. Что-то тяжелое, каменное, мазнуло меня по плечу, но не успело схватить. А вот равновесия я не удержал. И мои башмаки, и острие трости заскользили по вытертому мраморному полу и, не сумев остановиться, я свалился в самый клубок тянущихся во все стороны змей. Идя ко дну в этом копошащемся месиве, готовый разделить участь Лаокоона, я сумел развернуться и увидел, как нечто высокое и лохматое утаскивает Эмилию обратно в боковой коридор. Пол содрогался под каменными шагами. Я рванулся наверх и метнул в похитителя трость. Развернувшись вполоборота, тот выставил мускулистую руку — и отличный китайский бамбук переломился как соломинка для коктейля. А я успел разглядеть косматую львиную голову и женскую грудь, высеченную из твердого гранита. Тут змеи снова пришли в движение. Перекатываясь, клубясь, передавая меня друг другу, словно подбрасывая на чудовищных русских горках, они увлекли меня в дальний угол зала, но вместо того, чтобы приступить к трапезе, вдруг отхлынули, оставляя на твердом полу.
— Эт-то к-как п-понимать? — спросил я, нашаривая глазами в месиве змей лицо Медузы. Горгона выразительно закатила глаза. Ноги плохо меня держали.
Змеи шевелились возле моих колен и порой принимались ластиться, точно покрытые чешуей кошки. Самая смелая дотянулась до моего плеча, ткнулась в него, а затем выпрямилась, указывая на стену. Я обернулся. Полускрытые узором на стене вырисовывались контуры крошечной двери.
— С-спасибо... с-сударыня, — я отвесил виноватый поклон Медузе. Она снова закатила глаза.
Зал с мозаикой и павлином, видно, был когда-то банкетным. Чтобы поднимать роскошные блюда с нижних, людских этажей, в дальней его стене, затененной колоннами, устроили сервировочный лифт. На его-то дверь и указала мне любезная хозяйка зала. Долг мой требовал бежать вслед за Эмилией, разум — утверждал, что с ее похитительницей я не справлюсь, а вот шанс отыскать скрижаль в нижних этажах этого крыла у меня еще оставался. Медуза Горгона решительно покачала чудовищной головой, когда я сделал было шаг назад. Размышляя, когда это я начал предпочитать благоразумие решительности (о, возраст, что ты делаешь с нами!), я поддел перочинным ножом дверь лифтовой шахты.
Пусть я никогда не отличался высоким ростом (вот майор, он да! эх, жаль его сейчас рядом нет!), поросенка на блюде я все-таки превосхожу, так что уместиться на платформе для сервировки смог только скрючившись, как младенец в утробе. Прижимая колени к ушам и надеясь, что позже смогу разогнуться, я нащупал на стене рычаг, и заржавленный механизм повлек меня в неизвестность. Честное слово, теперь я знаю, как чувствует себя Святой Николай, прыгая в дымоход с мешком подарков. Некомфортно. Никогда не знаешь, что ждет тебя там, внизу.
Внизу меня ждала темнота. Густая, холодная и непроглядная, она навевала мысли о могильных склепах. Воздух здесь был густ, он жадно проглатывал звуки, искажая до неузнаваемости и скрип старого лифта, и мое взволнованное дыхание. Дойдя до какого-то невидимого предела, платформа остановилась, но не успел я перевести дух, как она покачнулась и начала проворачиваться. Так и не успев разогнуться, я скатился с платформы и от души впечатался в огромную каменную глыбу, для чего-то стоявшую прямо на моем пути. Ловя искры из глаз и что есть сил проклиная безалаберных сотрудников Эрмитажа, что ее тут поставили, я попытался ощупать неожиданное препятствие. Руки мои ощущали неровную верхнюю поверхность камня, тонкую резьбу на боковой, длинную щель, казалось, огибавшую весь валун целиком. Глаза все никак не могли привыкнуть ко тьме, сердце продолжало взволнованно стучать, и мне казалось, что оно колотится прямо о крутой бок каменной громадины. А потом оттуда постучали в ответ. Я сидел в обнимку с огромным каменным саркофагом, и там, в гранитной его глубине, кто-то стучал, прорываясь наружу.
***У майора Нольтица тем вечером хватало дел, чтобы не вспоминать ни об Эрмитаже, ни о чертовщине. Но теплые чувства, которые он испытывал к своему старинному другу, были сильнее дел, а потому не вспоминать он не мог. Сумерки давно сгустились в непроглядную темень, и шофер уже направил машину обратно к Шпалерной, когда в груди неприятно кольнуло. Так бывает, если гонишь от себя какую-то мысль, а она вновь подкарауливает тебя за углом.— Ну-ка останови, — приказал он. Они были на Университетской набережной. Майор вышел и долго курил на ветру, глядя на сонную реку, на темнеющие вдалеке на том берегу громады исторических зданий. За его спиной сонно вздымалась Академия художеств. Прямо против глаз частью загораживали ему вид на реку два гранитных постамента. Пустых постамента. Майор тихо выругался вполголоса и загасил папиросу.
Шофер ждал его, сонно потирая глаза. Ему было невдомек, чего не хватает в пейзаже.
— Не выспались, Дементьев? — усмехнулся майор, усаживаясь на кожаные подушки.
— Никак нет! — встрепенулся тот. Потом сдался. — С ночи в карауле, товарищ Нольтиц.
— Вот что, Григорий, сейчас едем в контору, там распишешься за машину и идешь спать. А мне еще в пару адресов попасть надо.
Машина почти неслышно скользила по набережной, а майор, обернувшись к заднему окну, еще долго задумчиво смотрел на гранитные постаменты. На которых не было сфинксов.