Глава 4. Новые старые герои (1/1)

Армана де Грамона, графа де Гиша, известие о происходящем в Лангедоке застало в Сен-Клу. Вернее, не известие, а весьма эмоциональный рассказ Месье, герцога Орлеанского. Брат короля негодовал из-за гасконских беспорядков так, словно бы они происходили в его собственном дворце?— но вопреки возможным ожиданиям он не только осуждал восставших, но и оправдывал. По крайней мере, пытался понять. Де Гиш в споры Месье с де Лорреном по поводу того, как Людовик душит французский народ налогами, вот тому и не остается ничего другого, кроме как восстание поднимать, не встревал, но и совершенно в стороне от происходящего оставаться не мог. Он, черт возьми, солдат. Офицер! Генерал-лейтенант действующей армии, пусть и находящийся сейчас в длительном отпуске?— и, пусть уже не официальном, но трауре по Генриетте Английской. Пожалуй, последнее обстоятельство наоборот способствовало желанию графа отправиться в Лангедок. С внезапной кончины принцессы не прошло и двух недель, а жизнь в Сен-Клу уже входила в свой черед, словно бы Генриетты там никогда и не было. Разумеется, немало этому способствовал де Лоррен, принцессу недолюбливавший, да и герцог Орлеанский долго тосковать не умел по своей природе, но де Гишу было тяжело. И успокоение он мог найти только в том, что умел делать истинно хорошо: в войне.—?Людовик даже тебя не звал! —?Филипп Орлеанский раздраженно дернул ленту собственного воротника. —?Ты вернулся из Испании меньше полугода назад, так ли обязательно снова уезжать и снова воевать?—?Ваше высочество на самом деле не думает того, что говорит,?— граф улыбнулся, грустно, но искренне. —?Ваше высочество на самом деле прекрасно меня понимает.Вид у Филиппа сделался такой, словно он сию же секунду запустит в друга чем-нибудь тяжелым?— хоть бы и бокалом, удерживаемым в свободной от терзания воротника руке. Но не запустил, сдержался, и не потому, что не очень-то и хотелось, а потому, что граф на самом деле был прав. Филипп его понимал, отчаянно желал быть на его месте?— или все же на своем, но чтобы оно было среди отправленного в Лангедок войска,?— и оттого негодовал и спорил. А де Гиш, сколько бы они не виделись, оставался хорошим, понимающим другом.—?Я повоюю за вас, Месье.—?Смотрите только за меня не умрите, граф,?— Филипп очень постарался прозвучать гневно, но вышло едва ли не жалобно, так что он махнул рукой и принялся медленно цедить вино. Спор был исчерпан.Формальности заняли чуть больше времени, чем де Гишу бы хотелось, и выступить с основным войском он не успел. Аудиенция у короля, беседа с Лувуа, беседа с королем и Лувуа, сборы, дважды совершенная поездка из Сен-Клу в Версаль и обратно, еще один короткий, но эмоциональный разговор с Филиппом… В течение которого однако графа не покидало стойкое желание найти ближайшее зеркало и осмотреть свою шевелюру на предмет появившихся в ней седых волос. Из пылкой, но более чем связной речи Филиппа следовало, что пока де Гиш утрясал вопрос со своим участием в походе на Лангедок, тот… Занимался тем же. Разумеется, король брату в возможности выступить с войском и тем более повести его отказал. Разумеется, не поддержал своего возлюбленного и де Лоррен?— что закончилось ссорой. Здесь бы Филиппу и отступить, смириться, проводить воевать друга и остаться в любимом поместье… Но то ли ему слишком уж хотелось поступить по-своему наперекор воле Людовика, то ли на самом деле тоска по Генриетте и желание как-то от нее встряхнуться были куда сильнее, чем казалось окружающим, то ли Месье и вправду так хотелось на войну, что он был готов выступить даже не в числе командования…—?Моим адъютантом?.. —?в третий (или уже четвертый?) раз переспросил Арман, по-прежнему отказываясь верить своим ушам. —?Ваше высочество, помилуйте…—?Помилование?— это к моему брату,?— Филипп блеснул белоснежной улыбкой, сияние которой, впрочем, с лихвой перекрывал лихорадочный блеск его глаз. —?И то не думаю, что оно тебе понадобится. Соглашайся, Гиш. Не пожалеешь.Де Гиш только головой покачал. Он жалел, еще не согласившись, о чем может быть речь… Но дружба дружбой, а злить брата короля хорошей идеей едва ли могло бы быть.—?Филипп, вас узнают. И король…—?Плевать мне, что король! —?принц взорвался, вскочил со стула, на котором сидел, и принялся расхаживать по гостиной. —?Плевать. Короля интересует только его ненаглядный Версаль, он в мою сторону и не посмотрит. Я сказал ему, что носа в Версаль не покажу, пока лангедокская кампания не завершится, и он не возразил. Пусть узнают на здоровье. Даже если слухи пойдут, это будут не те слухи, которые могут повредить мне или моему брату.И не согласиться де Гиш не мог. Если Людовик терпел такие выходки своего брата, от которых дергались глаза у каждого второго при дворе (каждый первый попросту в них периодически участвовал), то стерпит и эту.—?Но вы понимаете, что это не Нидерланды, где все решали тактика и стратегия? Будет бойня, Филипп, а не демонстрация полководческих талантов,?— это было уже почти на краю пропасти, но де Гиш знал, что Филипп простит ему и такую дерзость.И Филипп простил. Только кивнул и одновременно раздраженно повел плечом, давая понять, что подумал уже и об этом, но решения своего не изменит.—?Если вас убьют… —?предпринял граф последнюю попытку, но был прерван еще в ее начале.—?Это будет не более вероятно, чем моя смерть на этом самом месте от чрезмерных возлияний или нервного расстройства. Я схожу здесь с ума, Гиш, пойми меня наконец.И Гиш понял. Понял, что герцог Орлеанский как был куда более глубоким человеком, чем казался?— или старался казаться?— так и остался даже спустя то время, которое они не виделись. А еще понял, что он на самом деле куда тяжелее переживает смерть супруги, чем показывает. И осознав это, граф отказать не мог уже точно. Оставалось только радоваться, что он не успевал выехать к выступлению кавалерии. Они отправятся позднее и прямиком в Блуа, приедут туда уже затемно, а наутро выступят со всеми и никто ничего не заметит какое-то время.По крайней мере, такими мыслями успокаивал себя де Гиш, готовый выступить хоть сию же секунду, в ожидании сборов принца. Впрочем, оказалось, что тот настолько был убежден в успехе своей затеи уже хотя бы на этапе первого препятствия, что практически все подготовил еще до разговора с графом. Трижды де Гиш порывался если не попытаться отговорить Филиппа, то хотя бы вскочить в седло и ускакать без него, и трижды же останавливал себя сам. Он, конечно, не де Лоррен, но ради того, чтобы герцог Орлеанский впервые за много месяцев искренне улыбался, готов был на многое.А герцог не просто улыбался, он сиял как новенький луидор, затмевая любого из их небольшого отряда даже будучи облаченным во в десятки раз менее изысканные одежды, чем обычно. И, разумеется, будучи узнаваемым, но ни один из предупрежденных де Гишем солдат не произнес об этом ни слова. Отряд подобрался разномастный: двенадцать человек вместе с принцем и де Гишем тех, кто по разным причинам не смог выступить вовремя, но воевать хотел или (что намного вероятнее) был должен. Гиш знал некоторых из них по старым походам и командование этим импровизированным отрядом принял охотно, хотя и чувствовал на каждом из плеч по пудовой гире от того, что будет командовать еще и Филиппом. Филиппом де Врэ, как он представил герцога отряду, как друзья сговорились заранее, и не мог не заметить, что иронию оценили все.В Блуа прибыли поздно, а в указанную им там деревеньку, где расположилась мушкетерская рота, командование которой Людовик получил принять де Гишу, уже вовсе почти ночью, задержавшись из-за потерявшей подкову лошади одного из солдат, что изрядно осложняло предстоящее расположение. Де Гиш рассчитывал, что они, небольшой отряд относительно налегке, прибудут не сильно позже остальных и уж наверняка к моменту распределения по домам и трактирам, теперь же не было понятно, где и как им предстоит ночевать. Деревенька оказалась куда меньше, чем граф предполагал, но возвращаться обратно в Блуа значило бы потерять половину ночи только в попытках устроиться. Филипп пытался предлагать какие-то варианты, но у де Гиша хватило выдержки только на то, чтобы не напомнить ему о том, кто здесь сейчас командует, прямо и отправиться к деревенскому старосте.—?Ваше сиятельство… Мы бы… Вы же… Да как же… —?причитал если не только что разбуженный, то как минимум собиравшийся отходить ко сну староста, но, к своей чести, с мыслями и силами расположил всех солдат и даже слуг. Не вместе, раскидав их по одному-двум в дома и трактиры, где уже расположились солдаты и офицеры короля.Не у дел остались только де Гиш и месье де Врэ. Староста и сам был бы рад их приютить?— когда бы не был вынужден ночевать в кабинете вместо собственной спальни, поскольку в ней разместились его дети, чьи комнаты были отданы королевским мушкетерам.—?Мушкетеры… Ваше сиятельство, ступайте-ка вы к молодому господину. У него, конечно, тоже немало человек расквартировано, но так и замок побольше наших домиков будет, для ваших,?— староста глянул на стоящего чуть в сторонке Филиппа и слегка позеленел лицом,?— сиятельств условия самые что ни на есть…—?К какому именно господину? —?де Гиш уже не хотел никуда ступать, он хотел есть и спать, пусть даже и в детской комнате этого в общем-то любезного старосты.—?Так Бражелон же, стало быть, к де Бражелону,?— староста спать тоже хотел, быть может, оттого он и не вложил в свой тон и взор всего того удивления, какое испытал при услышанном вопросе.До этого момента де Гиш считал себя человеком, физически неспособным упасть в обморок.