Глава 3. Нежданный глоток воздуха (1/1)

В ночь накануне выезда Анри долго не мог уснуть. Все уже было готово, как они с виконтом и условились ранее: лошади, экипировка, снаряжение, сам Рауль спал в своей любимой из гостевых комнат друга… Но шевалье не спалось. Он не испытывал страха, только, быть может, легкое волнение, но живое воображение рисовало ему одну картину за другой, мешая обрести необходимый для сна покой.Вечером принесли письмо от герцогини де Лонгвиль. На день позже, чем ожидал уже забеспокоившийся Анри, однако письмо было пусть и объемным, но не слишком эмоциональным, а сама герцогиня не рвалась приехать и проводить сына. И Анри ее понимал: в противном случае ей было бы сложно отпустить его, а ему?— уехать. Матушка и в письме несколько раз выразила надежду на то, что все еще может повернуться как-то иначе, а также написала прямым текстом, что не поддерживает эту затею. Но не отговаривала, за что сын был ей безмерно благодарен. А что не поддерживала, так винить ее в том было никак нельзя. Подумать только, старший сын?— иезуит, младший?— солдат. Просто насмешка судьбы, думал Анри, очередной раз переворачиваясь на другой бок. Куда логичнее было бы уйти в священники ему, по отцовским стопам, а тут все ровно наоборот. Хотя и не совсем наоборот, ведь его отец был и солдатом тоже.Рауль, в отличие от младшего друга, спал спокойно. Оставив все волнения и тревоги в юности, не дорожа слишком своей жизнью, пережив столько, сколько выпадает не на каждую долю, он не склонен был сомневаться и лишний раз попусту анализировать. Лангедок?— значит, Лангедок. Только за д’Эрбле он мог волноваться, но и эти эмоции старался подавлять: волнением он не добьется ничего, а вот рассеянность еще никому хорошей службы не сослужила. Правда, перед тем, как уснуть, пока Анри читал письмо матери сначала сам, затем другу вслух, виконт все же вспомнил свой предыдущий поход… И с трудом удержал на лице спокойное выражение, дабы не тревожить и без того взволнованного друга. Если бы сейчас граф, отец, был рядом… Рауль говорил бы с ним иначе, вел бы себя иначе. Да что там, он бы вообще жил теперь иначе. Но долго сокрушаться о прошлом тоже не имело смысла, и де Бражелон рассудительно заметил сам себе, что должен быть максимально спокоен и хладнокровен?— ради все того же Анри, вспыльчивого, импульсивного и вообще совсем еще (себя в двадцать один год Рауль при этих мыслях старался не вспоминать) юноши. Быть для него таким, каким для его отца, для д’Артаньяна и, наверное, для господина Портоса был граф. Атос.Утро несколько рассеяло ночные тревоги, Анри все же удалось немного поспать, а молодости и вовсе свойственно быстро успокаиваться и набираться сил, потому за завтраком шевалье уже был таким, каким привык его видеть де Бражелон. Однако завтракали и собирались друзья по большей части молча. Все, что могли, они обсудили накануне, сейчас же оба, смирившись с решением короля, уже ожидали действий. Рауль?— с хладнокровным, даже меланхоличным безразличием перед неизбежным, Анри?— с живым интересом, легкой тревогой и изрядной долей бурлящего в жилах азарта. Все же столь крупный поход в его биографии назревал первый.Выехали тоже молча, слушая, как позади переговариваются слуги. С Раулем ехал верный Жан, служивший когда-то в пехоте, обладавший выносливостью и отличным здоровьем и бывший старше виконта на три или четыре года; с Анри же?— незаменимый Кристоф. У того военного опыта не было вовсе, но он умел стрелять из мушкета и пистолета, неплохо благодаря своему господину орудовал шпагой, быстро соображал и был также чуть старше самого Анри и столь же крепок. Однако в бой он не рвался, как и шевалье, и вполголоса сетовал собрату на то, что им бы с господином жить себе спокойно в прекрасном доме да наведываться иногда в Версаль, а то и вовсе погостить у матушки господина д’Эрбле в провинции, пока все не уляжется. Анри, слушавший это все с полуулыбкой, даже не порывался остановить ворчание слуги, считая его необходимым, чтобы настроиться на поход. Жан же, не уступая в спокойствии виконту, резонно Кристофу возражал, что не дело молодому да справному дворянину отсиживаться по провинциям, когда в стране идет самая настоящая война. И тут уже улыбался Рауль: когда-то так считал и он…Армия собиралась под Версалем. Людовик и военный министр Лувуа выехали лично проводить кавалерию в путь и держали перед ней речь, но д’Эрбле и де Бражелон, стоявшие довольно поодаль от сего великолепия, толком ничего не слышали и слышать не старались. Судя по негромкому гулу в строю, настроение у большинства солдат было ближе к тому, какое наблюдалось у слуги виконта, однако на выражениях лиц некоторых Анри находил точное отражение и своих мыслей, и мыслей Кристофа. Удивляться не следовало, это их, друзей, родители еще могли бы удивиться, но не они сами и не сейчас.Согласно приказу, первая стоянка предполагалась в Блуа. Услышав это, друзья переглянулись, одновременно улыбнувшись: их ждала еще одна ночь практически дома, поскольку при таком раскладе не переночевать в Бражелоне было бы глупо.—?Как раз посмотрю сервиз,?— иронично проговорил Рауль, трогая за поводья своего коня после сигнала к выступлению.—?Если он уже приобретен, не удивлюсь, что достопочтенные мэтры до сих пор не определились,?— в тон ему отозвался Анри. Его перспектива плавного перехода к полевой жизни скорее устраивала, чем нет. Возможно, конечно, правильнее было бы сразу оказаться в отличных от привычных ему условиях, но шевалье справедливо счел, что потрясений у него еще будет предостаточно. Бывать же в Блуа и в Бражелоне он любил, хотя и видел, что Рауля это, напротив, скорее печалит. Он мог его понять и прекрасно знал, что первое же, что сделает виконт по приезде в поместье, это посетит могилу отца. Д’Эрбле однажды сопроводил его?— и отказался от этой затеи на будущее, не в силах видеть обычно спокойного друга таким сломленным, каким увидел его там. Однако сегодня своему отказу Анри готов был изменить, и чтобы быть рядом с виконтом, которому явно будет еще тяжелее, и чтобы самому?— хотя бы так?— поговорить с отцом. В сознании Анри после рассказов Рауля его собственный отец воспринимался практически неразрывно с его друзьями, хотя шевалье и знал, что в последние годы их жизни все было куда сложнее. Но стоило ему услышать из чьих-то уст имя д’Артаньяна, увидеть в каких-нибудь бумагах баронский герб господина дю Валлона, вспомнить вместе с виконтом графа?— Анри светлел лицом, чувствуя себя так, словно прикоснулся на миг к отцу. Он не говорил об этом матери, долго не говорил Раулю, пока однажды на глазах того не поддался эмоциям при чтении отцовской переписки?— и друг его понял и поддержал. Отчасти потому еще они и ездили изредка в Бражелон.Мушкетерская рота держалась на некотором отдалении от остального войска, король не счел нужным переформировывать состав, и Рауль, которого в их роте хорошо знали и уважали, убедившись прежде, что друг не станет возражать, пригласил всех желающих разместиться на ночлег в его поместье и деревне возле. Предложение встретили шумным одобрением, и Жан был выслан вперед с письмами к управляющему Бражелоном и деревенскому старосте.—?Отвлечем их от сервизов,?— снова пошутил виконт, которому на самом деле решение далось отнюдь не легко, но он чувствовал его правильным.И в самом деле, все прошло довольно гладко. Разместиться удалось всем желающим, староста расстарался и принял в деревне большее количество человек, чем предполагалось, да и дом в Бражелоне был немаленьким. После нехитрого ужина Рауль, как и предполагал Анри, направился к фамильному склепу, едва не ускользнув от внимания друга в вызванной их ротой суете, но шевалье успел среагировать и его догнать.—?Постой,?— Анри тронул виконта за локоть, подстраиваясь под его стремительный шаг. —?Я с тобой.—?Уверен? —?Рауль вскинул бровь, прекрасно зная, какое впечатление произвело на друга предыдущее посещение усыпальницы.Анри молча кивнул, не будучи способным облечь то, что чувствовал, в слова, но виконту этого оказалось достаточно.Оказавшись в склепе, шевалье чуть задержался, давая возможность Раулю первым пройти вперед и преклонить колени у надгробия отца. А сам, глубоко дыша, старался не обращать внимания на соседнее надгробие со сбитыми буквами: виконт рассказал ему, что на той плите было его, де Бражелона, имя, когда он считался погибшим в африканском походе. Воспоминания об этом давались Раулю очевидно нелегко, и Анри никогда ничего о том не спрашивал.Выждав несколько минут, он прошел следом и опустился на колени рядом с другом, чуть касаясь рукавом колета его плаща. Прикрыл ненадолго глаза, слыша, но не разбирая тихий шепот виконта, тоже едва слышно прочитал короткую молитву. Набожностью Анри не отличался никогда, однако сейчас, стоя на коленях рядом с Раулем у могилы графа де Ла Фер, он подумал, что по возвращении с юга непременно посетит мессу и, возможно, даже исповедуется. Его отцу это наверняка понравилось бы.Как ни странно, после этой мысли д’Эрбле стало многократно спокойнее, и, видимо, что-то подобное испытал в тот же момент и поднявшийся с колен виконт. Глаза его блестели, оставаясь сухими, а сам он был бледен, но чуть улыбался, когда протянул шевалье руку. Анри ухватился за нее и встал следом, но прежде, чем уйти, поддался секундному порыву и коротко поклонился надгробию. Услышал за своей спиной изумленный выдох?— и шорох плаща и ботфорт, дающий понять, что Рауль сделал то же самое. После друзья молча вышли и также молча направились в дом.Этой ночью оба надеялись спать значительно спокойнее.