Часть 5 (заново загруженная) (1/1)

***Гости в моём доме – частое явление. Но я ни разу не испытывал такого смущения, показывая знакомым апартаменты. Каждый из них имел на плюсы и минусы дома свой взгляд: Тсуна с чисто провинциальным восторгом разглядывал картины, Ямамото взгляда не мог отвести от коллекции оружия, Гокудера, привычный к обстановке роскоши, критически оценивал непрактичные хрупкие столики и вазы. Ну, в своё оправдание я мог сказать лишь то, что эта часть дома давно не реставрировалась. Жилая зона была, конечно, гораздо новее, а вот восточное крыло осталось нетронутым со времени смерти отца. Последнюю часть фразы я деликатно опустил.Хроме, как единственная девушка, смущённо шла позади и участия в разговоре не принимала. Как я понял со слов Тсуны, уговаривать её пришлось ещё дольше, чем Хибари, что, кстати, меня сильно удивило. Я полагал, с ним проблем будет больше.

В гостиной нас уже ждала Хайди. Она работала в этом доме служанкой ещё до моего рождения. Уже немолодая, но по-прежнему расторопная, она неизменно наполняла огромный, бесполезный особняк теплом настоящего домашнего очага. Она была мне второй матерью. Но в свои шестьдесят два так и не отучилась от привычки кланяться, что порой вызывало у меня серьёзное беспокойство.Вот и сейчас, увидев позади меня гостей, она неловко, с трудом поклонилась. Я поморщился и ласково положил ей руки на плечи, заставляя распрямить спину. Она очень щепетильна и постоянно заботится о моём статусе. Пожалуй, даже слишком. Подобные мелочи, трудоёмкие и зачастую бесполезные, меня всегда раздражали.Однако Хайди чтила традиции и очень смущалась того, что не может выполнить свой долг. Вот и сейчас она недовольно поджала губы: хотя в отсутствие посторонних она вела себя по-домашнему и относилась ко мне, как к единственному, но, увы, бестолковому сыну, при гостях она считала, что я просто обязан вести себя с ней, как с прислугой, дабы поддерживать статус. Я на подобную ерунду лишь пренебрежительно махал руками, что, кстати, тоже её раздражало. Памятуя о властном и строгом поведении отца, она надеялась, что однажды я тоже стану более серьёзным и ответственным. Не думаю, что её желанию суждено исполниться: главарь мафии или нет – я это я, без запятых и двояких акцентов.- Это Хайди. Прошу вас быть с ней очень вежливыми. Она главенствует в этом доме над прислугой, так что все вопросы тоже к ней: спасибо её заботам, я в собственном доме даже чайный поднос не найду. Хайди, это молодой Вонгола и его Хранители. Я тебе о них мн-о-о-о-о-го рассказывал.Хайди понимающе кивнула и почти сочувственно посмотрела на Тсуну. Представляю, что она думала: бедный мальчик, в таком юном возрасте стать наследником Вонголы.Как и ожидалось от Тсуны, он не страдал высокомерием и излишней надменностью. С первого взгляда было понятно, что Хайди понравилась ему куда больше, чем он ожидал. Что поделать, стереотипы просочились даже в эту область мафиозной жизни.Удивление вызвала только реакция остальных: если от Савады и Ямамото я ожидал подобного понимания, то тёплая улыбка и почти по-отечески покровительственный взгляд от Гокудеры был мне в новинку.

Реборн, конечно, уже был у меня дома, и приветливо кивнул Хайди. Когда-то они неплохо сработались, чтобы контролировать меня на всех уровнях.- Хайди, подай, пожалуйста, чай. В японском стиле.Она мне ласково улыбнулась и покинула комнату.Сентиментальный мафиози… смешно, по-своему. Но я не боюсь быть осмеянным. Только не так. Для меня нет ничего унизительного в том, чтобы проявлять о ком-то беспокойство.

***Я не должен был испытывать беспокойство. Не должен. Не должен. Постоянно повторял себе, что они не моя семья. А ведь раньше всё, что не относилось к семье, было враждебным. Пустым и ненужным.Неужели всё так изменилось?

И они стали моей семьёй?Это не значит, что я изменился. По крайней мере, раньше не значило бы.Что же на меня так повлияло? Включился инстинкт по защите глупых детёнышей, попавших в беду? Или понравилось ощущение покровителя, способного на самопожертвование?Приближался тот самый день. О котором я ничего не мог рассказать.По молчаливой договорённости между мной и Реборном, они не должны были пока знать ничего о Совете. Почему? Да просто невозможно объяснить им, почему кучка аристократов внушает такое отвращение. Они будут гадать, бояться, переживать, но противостоять не смогут. Эта мерзкая, развращающая напыщенность однажды вызовет в них такую ярость, утолить которую можно будет лишь одним способом: убить. А после этого… возврата к прошлой жизни уже не будет.Ни я, ни Реборн не можем им этого объяснить. Они попросту не поверят. Или испугаются настолько, что наделают глупостей. Точно, как маленькие дети.Со вчерашнего дня лил дождь. К утру надрывные завывания ветра сменились лёгким, чуть уловимым шелестом, а сплошные потоки дождевой воды – мелкой противной моросью, источающей свежий аромат возрождения природы.

Дождь навевал тоску.Я слонялся неприкаянным духом по дому, отчаянно избегая встречи с Тсуной. Вчера мне так и не удалось побороть сомнения, и, очевидно, это было заметно по моим глазам. Савада постоянно ёрзал на сиденье под моим хмурым взглядом, что ещё больше меня угнетало. Он явно сделал неправильные выводы относительно моего плохого настроения. Держу пари, он поспешил обвинить во всём себя.Реборна, Гокудеры и Ламбо в доме не было. Последние двое отправились по домам, навестить своих родственников. Реборн же должен был исполнить свою малоприятную обязанность: сообщить Девятому о грядущей встречи.

Так как Ламбо и Гокудера были единственными источниками шума, в доме было неприятно тихо. Тишина отдавала горьким запахом одиночества и уныния. Дождь только подыгрывал ей в этом, создавая атмосферу заброшенного, поросшего густым плющом и мхом, замка. В котором единственным обитателем, гремящим цепями по дощатому полу, был призрак Дино Каваллоне. Ибо на самого себя я не походил совершенно.Мне даже показалось, что где-то исполняют по мне панихиду.Прекрасные, тягучие звуки блаженным теплом укутывали плечи. Что-то глубокое и нежное, как последние прощания с усопшим, нисходящими порхающими звуками ласкало слух. Они накрывали и медленно, властно звали за собой. Я послушался. Не было причин сопротивляться.Немыслимо!Я застыл в дверях гостиной, не поверив собственным глазам.Он. Играл. С закрытыми глазами.Смежив веки, расслабленно скользя по чёрно-белому волокну пианино, он, казалось, дышал звуками, пел тишиной, выуживая из бездушного инструмента не только гаммы, но и чувства, интимный полумрак забвения. Безликий силуэт на фоне серо-сизой дымки, руки на клавишах, и плотный перезвон колоколов в моём сознании. Я даже не сразу понял, кого вижу перед собой.А узнав в непревзойдённом пианисте Хибари, даже не нашёл в себе сил удивиться.

Должно быть, он слышал мои шаги, но не остановился. Он доиграл до конца и, только последний раз скользнув по гамме, посмотрел на меня.Ситуация требовала что-то сказать. Но я был просто парализован, и не мог придумать достойной похвалы.

- Не знал, что ты умеешь играть.- А ты и не обязан что-то обо мне знать.

«Как грубо». Но я так давно с ним общаюсь, что научился смотреть сквозь стекло его грубости.- Так что это за музыка?Хибари пожал плечами и коротко бросил: Реквием, кажется.- Красиво.Хибари хмыкнул. Я удивлённо посмотрел на него, ожидая объяснений, но он как всегда просто проигнорировал меня. Должно быть, мысленно он осуждает моё чувство прекрасного. А может, считает этот дряхлый комплимент насмешкой.Честно, мне было неловко стоять в дверях, но и заходить я не спешил. Похоже, слишком привык к одной модели поведения, где я был учителем, а Хибари – каким-никаким учеником. И разговаривать с ним без кнута в руках, казалось, было не о чем. Даже вопросы о его игре умерли сами собой: я не считал себя вправе обсуждать его личные увлечения. И он дал мне чётко понять, что это меня не касается.Тишина была невыносима, разговор – неуместным. Уходить не хотелось, оставаться – тоже.

- Кёя, пошли тренироваться? – это вырвалось само собой. И прозвучало так правильно, что напряжение разом лопнуло.Он кивнул, захлопнул крышку рояля и встал. Я облегчённо вздохнул: конечно, непревзойдённый игрок на рояле был действительно великолепен и, по-своему, привлекателен, но он казался совершенно чужим незнакомцем. А сейчас передо мной стоял Хибари, привычный надменный котик, который никогда не отказывается от хорошей физической нагрузки.И, да, грани между нами оставались прежними, но теперь мне и не нужно было их ощупывать, чтобы убедиться в прочности.Крытая площадка для игры в теннис подходила просто идеально. Свободное пространство, два непримиримых соперника на противоположных сторонах, оружие по вкусу и капельку, совсем немного азарта. Я почувствовал, как расправляются плечи, а на лицо сама собой ложится привычная ухмылка. Здесь я в своей стихии. Здесь нам обоим комфортно и легко.- Я забью тебя до смерти.Этот мальчишка не любит прелюдий. Сразу бросается во все тяжкие. Вот и сейчас, ограничившись чисто формальным приветствием в своём стиле, он уже кидается на меня, словно изголодавшийся по ласкам любовник. Хм, странное в голову пришло сравнение.И всё-таки, он с такой страстью относится к сражениям, что волей неволей во время его смертоносных атак учишься видеть, различать по знакам его желание, нетерпение, его страстное увлечение. Его глаза остаются расчётливыми и холодными, но горят, горят ярким ледяным пламенем. Его сорванное дыхание касается кожи кнута, и я почти ощущаю дрожь возбуждения его мышц. И это… до странности приятное ощущение.Его отточенные удары дерзко хлещут потоками воздуха по щекам, но пока не достигают целей. Он бьёт по болевым точкам, рассчитывая лишить меня движения. Хорошо. Очень хорошо, домашнее задание на десять баллов. Он учится действовать на опережение, не убивая противника. Это прогресс. Это исключительно его способ быть вежливым.Ритм нашего сражения напоминал вальс. Удары на раз-два-три. Смешанное дыхание. Соприкосновение холодной стали и кожи. Удовольствие для ценителей.- Кёя, а ты знал, что раньше во время танцев было принято разговаривать с партнёром, м?- К чему ты клонишь? – конец тонфа проскальзывает в миллиметрах от моих почек.- Как на счёт светской беседы?В его глазах пляшут на раскалённых углях чертята. Он принимает условия игры.- Как лето провёл, Хибари-кун?- Скучно. Сильных противников в Намимори не осталось.Мне показалось, или в его голосе слышался упрёк мне?-Да-да, некрасиво в прошлый раз получилось, не находишь? Уехать, не попрощавшись – признак дурного тона.Отскакивая назад, я ощущаю резкий прилив адреналина в кровь. Хибари диким котом кидается вперёд. Удары на раз-два-три…- Да, мне тот малыш сказал, когда я спросил, зачем мы едем в Италию.Я улыбнулся. Так и думал, что он едва ли заметит моё отсутствие. Зря только речь оправдательную придумывал.Даже смешно…«Ох, понимаешь, Хибари», «обстоятельства так сложились», « я вынужден был покинуть Японию», «мне так жаль, что мы не успели попрощаться»…Чёрт, даже мысленно звучит глупее некуда.- Но на самом деле, это ведь ненастоящая причина?Я моргнул, снова настраиваясь на его волну. О чём мы вообще?Раз-два-три. Ритм резко сорвался в пропасть. Его глаза напротив. Такие чёрные, такие пронзительные. Уйти от ответа? Промолчать? Создать новый ритм? Сказать, что это не его дело?Вариантов море, но ни один не кажется таким заманчивым. Ты как будто говоришь: «Только попробуй мне солгать». И я теряюсь. Я знаю, что лгать бесполезно. И ты знаешь, что я солгу. Безвыходная ситуация, не находишь?Не люблю, когда меня загоняют в угол.Я нападаю, ты отбиваешься. Ритм, сердечный и звуковой, снова наполняется смыслом. Ты живёшь, пока дышишь. Ты дышишь только в сражениях. Я дышу с тобой. Одним ритмом. От этого разговора не уйти, но состоится он на моих условиях и тогда, когда я буду готов принять твой ритм как свой.Через час ритм нашего ураганного влечения стихает. И я с лёгкостью возвращаюсь к теме разговора.- Что ты сам думаешь о причине вашего здесь появления?- Ты в этом как-то замешан. И тебе это не нравится.Я хмыкнул.- Слабо сказано, мальчик. Мне казалось, что ты более проницателен. Или ты так любезно сгладил своё впечатление?Хибари угрожающе сощурил глаза.- Ты выглядел так, словно ненавидишь себя за то, что я стою перед тобой. Словно самолично подписал мой смертный приговор. Так?- Так, - ровно подтвердил я. Он высказал то, за что мне было бы стыдно просить прощения. Так даже лучше.- Через неделю состоится неофициальная встреча с Советом. Их ещё называют Светскими Львами. Косвенно, они не имеют отношения к мафии, однако всё, что за пределами юрисдикции Вонголы, они контролируют единолично. Они – это занавес, скрывающий мафию. И они же – главные враги Вонголы.

- Нам нужно будет с ними сразиться?- Нет. Они всего лишь… - я сглотнул и едва выдавил из себя остаток фразы – хотят проверить вашу верность.- Когда ты это произнёс, лицо скривилось.Я пожал плечами и отвернулся. Знал ведь, что будет непросто.- У них иные представления о верности. Для них это, своего рода, искупительная жертва. Всё, что у тебя есть, ты обязан положить на алтарь служения. Подчинение и контроль – две ветви единого целого. Они – контроль. Все остальные – подчинение.

- Разве они настолько опасны, что Вонгола не может с ними справиться?- Их власть… тоже иного рода. По сути, Совет – это сборище властолюбивых политиков. Они, конечно, не убьют тебя за одно неверное слово. Это не их методы. Они просто сделают так, что кто-нибудь другой тебя прикончит, дабы доказать свою верность.- Они так влиятельны?- В точку. Как и любые политики… Вы даже не увидите их лиц. Согласно правилам, они сидят в масках, олицетворяя собой безличие подлинной власти. Я, и многие со мной согласятся, считаю их мерзкими ненормальными стариками, помешанными на своём величии.

- Тогда почему ты так волнуешься?- Всё не так просто, Хибари…- Так объясни.Я знал, что это будет тяжело. Подобрать слова для описания ощущений, до сих пор вызывающих нервную дрожь. И, тем не менее, говорить с Хибари было легко. Он не перебивал. Не давил. Не задавал неуместных вопросов. Адекватно воспринимал. И не пытался прожечь меня ненавидящим взглядом, что, кстати, очень способствовало концентрации.- Самое сложное в их присутствии: просто молчать. Слушать их обвинительные речи, напыщенные суждения о том, что есть «верность». Ощущать на себе их высокомерные взгляды и знать, что ничего не можешь возразить. Они доводят до крайней степени ярости, провоцируют, поджигают весь сухой хворост сомнений, что есть в тебе. Они смотрят на тебя насмешливо и ждут, ждут, когда ты сорвёшься. Не многие выдерживают.Несколько часов пытки вам гарантированы точно.Перед самым окончанием один из них подойдёт к тебе и покровительственно положит руку на плечо. От него будет пахнуть сгнившим мясом и парафином, а сальные пальцы, будто ободряя, дотронутся до шеи. От этого мерзкого, пропахшего жалостью и лицемерием жеста, будет потом тошнить, поверь. Как будто клубок червей положили на кожу. Забавно, правда?- Хочешь, сказать, что нас ожидает это?- Не уверен. Лекции читают на официальном уровне. Вас же пригласили неофициально, что, кстати, неудивительно. Узнай в Вонголе, что Дечимо в столь юном возрасте вынужден проходить через это, волна бы поднялась незамедлительно. Эта встреча грозит очень многим. Вас уже подозревают в «неверности» мафии. Особенно тебя.- Почему меня? Я уже десять раз говорил, что к мафии и Вонголе отношения не имею.- Ты, будучи Хранителем, участвовал в конфликте Колец. И ты нанёс Гола Моске решающий удар. То есть подверг опасности жизнь Девятого. Улавливаешь логику?

Занзас рассчитывал на их помощь в случае поражения. Он знал, какие выводы они сделают, и знал, к чему это приведёт.- Разве эти разговоры так опасны?- Я бы сказал, что нет. Если бы сам через это не проходил. Львы полностью подавляют волю. Внушают совершенно безумные идеи. Каждое их слово, каждый чёртов жест, каждый намёк будит внутри такую ненависть, которая медленно, постепенно убивает сознание. Когда я вышел из совещательного зала, клянусь, я готов был убить первого, кто посмотрит на меня. Так что да, Кёя, это испытание. И, будь на твоём месте любой другой, я бы пожелал ему удачи и выдержки. Тебе же я скажу другое: не вздумай меня разочаровать!Он самодовольно фыркнул. Это было самое эмоциональное, что он сделал за время нашего знакомства.***