Мне больно открывать глаза (1/1)
Захлопнулась дверь. Темно. Холодно. Я почти до хруста вжимаюсь в стену спиной, схватившись руками за волосы. Задыхаясь от непонимания происходящего, я сползаю по стене. Ах, если бы я знал раньше, до чего меня может довести собственная грубость. И что авиарейс, со столь дорогим мне пассажиром на борту, будет последним в жизни моей любимой.Куруми больше нет.Нет... Лучше вновь сойти с ума, лучше вновь считать себя бесчувственным роботом, но не терпеть эту боль.Я бы хотел потонуть в небытие вместе с ней, да только боюсь увидеть на небесах её презрение ко мне, её слёзы.Для меня создали её копию, я был счастлив, пусть даже всё было иллюзорно.Дарить радость для неё - моя высшая награда.Но потерял её дважды.Меня предал друг. Мой единственный друг. Погнался со своей шайкой за нами из-за нищеты.Он хотел продать её, пускай даже поддельную, робота.Но даже он в слезах всё повторял мне: "Не иди за ней. Живи. Только живи."Хах, забавно. Избил до полусмерти, а потом... Психопат. Ненавижу.И вновь я слишком груб, наверное, мне это всё поделом досталось. Откуда во мне столько ненависти?Думаю, иное проявление шока.Нет, я бы предпочёл безумие в награду. Буду жить воспоминаниями о ней,сгорать как свеча, тлеть в горечи прямо здесь, в этой маленькой мастерской. Уже всё равно.
И в тот момент, когда биение сердца раздавалось едва ли не раз в минуту, словно старые часы, которые замедляли ход, когда за пеленой слёз было не разглядеть ровным счётом ничего, когда каждый вдох, казалось, был последним, Хару застиг спасительный, почти полуобморочный, сон.***Тёмная дождливая ночь рассеялась, уступив место прохладному ясному летнему дню.С торгового квартала доносился звон дверных колокольчиков, смех мальчишек, шум ветра. А где-то вдалеке было слышно, как воздух рассекают велосипедные спицы. Солнце стояло слишком высоко, царствуя в небе, даруя сердцу приятный благоговейный трепет, предвещая, что лето в душах людей никогда не должно закончиться. Казалось, это утопическое спокойствие длилось тысячи, миллионы лет...И только одно прерывало череду светлости: в тёмной каморке швейной мастерской лежал темноволосый парень. Раньше - горячо любимый всеми, открытый миру. Сейчас - еле живой, буквально превратившийся в тень.От деревянных досок мастерской пахнет летом и сыростью. С улицы доносятся разные звуки, обращающиеся в моей больной голове гомоном, гвоздём, скребущимся по стеклу. Кажется, я почти сливаюсь с тёплым ветром, что сейчас он подхватит меня и унесёт прочь от всего сущего. Но меня возвращает в тело дотошный голос почтальона и его громкий стук в мою еле открывающуюся дверь. Касаясь ледяной рукой горящей щеки, я понял, что ещё жив.
Но как же мне больно открыть глаза.