7 (2/2)
— Хорошо, — легко согласился Акааши. Ему и самому не очень-то хотелось делить с почти-незнакомцем интимность их с Бокуто ?вы?.
Они немного посидели в тишине. Парень задумчиво поднял взгляд к небу, и Кейджи не стал мешать: ему подумалось, что у этих двоих есть о чём помолчать.
— Уже так поздно… — ломано, с надрывом проговорил парень, снова роняя голову на сложенные у коленей руки.
— Полагаю, лучше поздно, чем никогда, — попытался утешить его Акааши.— Хах, — выдохнул он, и не было в этом звуке ни нотки заявленного смеха. — Это, наверное, не работает для магазинов.— А тебе нужно в магазин?— Да, я… Да.
Кейджи снова осмотрел своего напарника по одиночеству, на этот раз внимательнее. Не болен ли он? В порядке ли? Казалось, каждое слово даётся ему с трудом.
— В паре кварталов отсюда есть круглосуточный, — участливо заметил он, но парень лишь безразлично дёрнул плечами. — Что тебе нужно было купить?— Молоко, — сдавленно шепнул он. — И яйца.Акааши кивнул, поднимаясь со скамейки. ?Поздновато для омлетов?, — подумал он, подслеповато щурясь в темноту. Да, кажется, в той стороне…Через полчаса он возвращался с пакетом, гадая, как сильно сумеет испоганить завтрак, если парня на месте не будет и продукты придётся превращать во что-то съедобное самому. Благо вселенная пощадила его желудок: его беспутный натурщик даже не шелохнулся.— Вот, держи, — Кейджи протянул шелестящий целлофан, и руки, которые рассеянно приняли его, с трепетом застыли.— Ты… купил мне продукты?— Это меньшее, что я мог сделать, — пожал плечами Акааши и, глядя на распахнувшиеся — настежь, настежь — глаза, смущённо добавил: — Меня это вовсе не затруднило. Я никуда не спешу.Парень шумно сглотнул, заглядывая в пакет.— Спасибо. Правда, спасибо, я…
— Не стоит.— Ты купил лотерейные билеты.— На сдачу, — кивнул Кейджи, присаживаясь рядом.
— Как странно…— Я тоже так думал раньше, но…— Да нет же, — с нажимом повторил парень, и впервые его голос наполнился какой-то живой энергией, которая побежала по проводам-сосудам Кейджи. Будто его персональная электростанция наконец заработала. — Это странно, потому что я сам так всегда делаю.И он суетливо вывернул карманы, из которых посыпались ворохом бумажки.
Акааши почувствовал, как воздух замер. Время застыло мотыляющимися светлячками в янтаре знакомых глаз. Весь мир, поставленный на паузу, ожидал его реакции. Химической. Необратимой. Так ноль становился единицей. Так пустота обретала форму Бокуто — единственную форму, подходящую для сердца Акааши.— Что ж, — проговорил он, и на онемевшем языке слова ощущались непривычно чужими, — видимо, мы нашли друг друга.Бокуто — Бокуто, Бокуто, Бокуто Котаро! — слабо улыбнулся, и Кейджи ничего не оставалось, кроме как улыбнуться в ответ. Кейджи вообще ничего не оставалось. Всё забрал себе он. Парень из его телефона. Парень с портрета. С ?портера?. Ну конечно же. Конечно же.И пока детали в голове Акааши неотвратимо складывались в самую красивую мозаику в мире, Бокуто — боже, действительно он, — снова заглянул в пакет.— Ты точно мой ангел-хранитель.— Я просто купил молоко и яйца.— Я… Если честно, я весь день не мог этого сделать, — голос Бокуто дрогнул, и что-то внутри Кейджи, что-то гипсовое и обречённое, дрогнуло вместе с ним. Невысказанный вопрос примёрз к глотке, оставляя ждать продолжения. — Я вышел из дома утром. Думал, отпустило. Думал, хватит сил дойти до магазина, — невесёлая усмешка раскрошилась на выдохе. — Не хватило.Акааши понял, что здесь, здесь и сейчас он должен признаться. Он должен сказать: ?Бокуто-сан, это я. Я Акааши Кейджи. Это со мной вы переписываетесь уже так долго, что я успел в вас заочно влюбиться. А теперь влюбился в вас снова, уже очно. Воочию?. Но всё, что он смог выцедить из себя по капле, это:— Почему?— Со мной… Так бывает.
Бокуто нахмурился. Отвернулся. Променял звёздное небо и Акааши на серый асфальт под ногами.
— Бывает как?— Бывает, что нет сил даже подняться с постели. И я просто лежу. И лежу. И в голову лезет… всякое. Тело будто становится неподъёмным, хотя пустота, она… Она не должна быть тяжёлой, да?
— Да, — шелестом отозвался Кейджи. Пустота не должна была быть тяжёлой, но вот она, наваливалась на его плечи и весила больше, чем он способен был поднять.— И я… Я не знаю. Меня словно отрезает от жизни, — Бокуто закрыл лицо широкой ладонью, и Акааши захотелось убрать её, взять в свои руки, согреть, заменить её своим лицом, ткнуться носом в щёку, губами куда-нибудь в челюсть, сцеловать всю бледность и всю тоску. Но он не мог и пошевелиться. — Всё просто вдруг становится невыносимым. Становится плохим. Типа… Реально плохим, понимаешь?— Да.— Дни сливаются в одно сплошное ?хреново?, и я просто жду, пока станет хоть немного, хоть чуть-чуть светлее. Но знаешь, что самое паршивое?— Что?— Что этого жду не только я.Кейджи стиснул пальцы. Майская ночь схлопнулась на нём капканом, и теперь — всё. Теперь только выгрызать себе путь на свободу. Теперь только с мясом и кровью.— Есть один парень… — Бокуто замолчал, словно давая ему последний шанс. Последний пробел, который можно заполнить признанием: ?Это я, Котаро. Это я, взгляни на меня. Это я тебя жду?. — Он не знает о моём… О моей… А, похер. Не знает, что у меня биполярка. И я не хочу, чтобы он знал. Только не он.
Акааши вздрогнул, почувствовав виском холод пистолета, который уже выстрелил. Который уже разворотил его голову, размозжил ошмётками по ночному парку. Вон они. Валяются. Пачкают скамейки и асфальт. Ждут стервятников, воронов и других падальщиков. Светлячков ждут погасших.— Я…— Не надо. Вот этого всего. Ладно? — Бокуто виновато дёрнул плечами. — Давай ты не будешь меня жалеть, а я не буду извиняться, что вывалил на тебя свою муть. Потому что на самом деле мне не особо жаль, ведь… Мне отчего-то стало легче.
Акааши механически кивнул. Возможно, сейчас Бокуто нужен был не он, а случайный незнакомец из парка. Возможно, ему нужен был ангел-хранитель с пакетом неприготовленного омлета и лотерейными билетами на сдачу.
— И часто с тобой?.. — договорить Кейджи не смог, словно каждое слово неправильное, не то… Каждое слово скребло горло ложью.— Иногда, — безразлично отозвался Бокуто. — Чаще, чем хотелось бы.
— Я могу чем-то?..— Не-а.
— И всё же…— Обычно в плохие дни у меня нет сил даже на разговоры, так что…— Я могу молчать. Я в этом очень хорош. Я могу приходить к тебе, приносить продукты, просто сидеть рядом.
Бокуто посмотрел на него с искренним недоумением. Посмотрел в упор и навылет.— Зачем тебе это?— Нужно.— Ты странный.
— Где ты живёшь? — требовательно спросил Акааши.
— Седьмое общежитие, четвёртый этаж, девятая дверь — вон там, видишь, окно с задёрнутыми шторами? Я всегда закрываю их, когда... Зачем тебе это? — повторил он совсем уж растерянно.
?Седьмое общежитие, — подумал Акааши. — Это ведь совсем рядом. Это прямо напротив моего?. Всё это время… Всё это время он мог просто пройтись до соседнего здания и…— Ты прав, я странный. Считай, в прошлой жизни я сильно напортачил, так что в этой мне нужно запастись положительной кармой.
— Насколько же сильно ты напортачил? — на лице Бокуто мелькнула тусклая улыбка, и Кейджи понял, что назад пути нет. Никогда не было.— Я был тем ещё идиотом.
— Как-то не верится.— Точно вам говорю, полнейшим кретином.— Тебе, — поправил Бокуто, и Акааши эхом повторил:— Тебе. В следующий раз, когда твои шторы будут задёрнуты, я приду. Хорошо?Бокуто кивнул, всё ещё глядя на Кейджи недоверчиво.
— Идём, я провожу тебя.
— Да я и сам мо…— Идём.Котаро послушно поднялся, неловко перекладывая пакет из одной руки в другую. Всю дорогу Акааши молчал, боясь, что стоит ему открыть рот, как он всё испортит. Разрушит то хрупкое гипсовое доверие, бьющееся в груди. Совершит ошибку или, быть может, исправит ту, что уже сделал.
У двери общежития — седьмого, седьмого, прямо напротив его собственного, — Бокуто остановился, замялся.
— Скажешь хотя бы, как тебя зовут?..Кейджи задумался лишь на мгновение — большего он позволить себе не мог. Пришлось украсть имя у любимого художника, потому что глядя на Бокуто, он не смог вспомнить ничего, кроме раскидистых сакур, горных далей и нежного обещания рассвета.— Хироши Ёшида.— Бокуто Котаро, — представился в ответ тот, и Кейджи сглотнул горькое, вязкое: ?Я знаю?.Они неуклюже попрощались. Без объятий, без пожатия рук. Акааши казалось, что если он коснётся его единожды, то уже не сможет остановиться.Остаток ночи ушёл на поверхностное, беглое, лихорадочное исследование биполярного расстройства, о котором он не должен был знать. С которым он, Акааши Кейджи, никак не мог помочь.Зато, возможно, Хироши Ёшида мог.