костры (принцесса/элиз) (1/1)
костры лагеря вольных теплые.даже сам лагерь для тебя?— теплый, конечно, не учитывая совершенно безобразные погодные условия и снежные бури почти каждые часа три, если не каждые два, он вполне кажется тебе именно тем самым забытым господом уголком, в котором хочется остаться на пару недель, а, может, месяцев, будь местом твоего проживания та кабинка с протекающей крышей и совсем неудобной подстилкой из шерсти, по-твоему, вроде кролика под спину, которую с трудом назовешь ковриком, не то чтобы кроватью, или домик на окраине с нормальными условиями проживания, даже если для других, столичных особ, эти ссаные условия?— полный мрак; ты все равно согласна на любую открывающуюся возможность, если бы, конечно, она у тебя когда-то была.но ты не можешь, безусловно и безоговорочно, не можешь и никогда не могла,?— в конце концов, есть нравственность социальная и моральная и ответственность за себя, в конце концов, есть честь, слава, казна, трон, другие части королевства, другие люди, народы, дома и ответственность уже перед ними даже, а не перед самой собой или за твоего вшивого пса?— мраморная, тягучая такая и скользкая-скользкая, но перекинуть ее нельзя в любом случае, какой бы склизкой и мерзкой она ни была?на твоих плечах-ладонях-и-горле,?— не было у тебя и выбора ее взять; уолтэр лишь смотрит немного сочувствующе, иногда?— твердо, по-стальному и говорит каждый вечер и ночь, и даже утро?— говорит, видя глаза твои усталые да плечи опущенные, с этими доспехами на них тяжелыми, после очередной стычки с нежитью или стайкой бандитов, когда ты в зеркале рассматриваешь рану на груди глубокую и жгущую все внутренности — тебе?же?— нельзя, как и мне, как и джасперу тоже, но мы же держимся. и ты, вот,?— держись; говорит?— ведь если подведешь, умрешь не только ты,?— умрет половина, может, три четверти, слышишь?слышишь. и веришь.только ты уже подвела не раз,?— подвела парочкой убийств невинных ради сотни монет на пожить да попить, подвела сворованными кошельками и яблоками с рынка просто для шалости, подвела ценами на собственность завышенными или грубостью на обычное будничное приветствие, — и подвела даже существованием своим в принципе, мыслями теми же?— о побеге да не о царстве вовсе, а о руках невероятно теплых и родных, но и не твоих априори,?— когда вонзаешь клинок свой совсем уже затупившийся в шкуру волка на пути к рынку в яснодел раз за разом, будто этот волк или та же шкура его?— виноваты,?— в мыслях у тебя лишь один разврат непростительный,?— мысли греховные, не божеские вовсе; за такие мысли бы тебя не то чтобы выпороли,?— на кол посадили, а ты, вот, все думаешь.о чьих-то теплых родных руках и о глазах совершенно чужих, а не о доме.не об ответственности.ты даже не видишь ее почти,?— так, пересекаешься иногда взглядами вашими через проход дворца длинный и темный, а она?— смеется, целует того крестьянина в щеку и так десять раз поцелованную, бьет по плечу игриво за глупую шутку и только через пару десятков секунд мучительных?— замечает взгляд из-под ресниц, ты уверена, даже не обиженный больше,?— а так, как у пса твоего, например, если отругать его ни за что на нервах от бойни,?— и смотрит в ответ также долго; и вот в груди спирает у тебя нехило, прям сминается ребрами, будто легкие твои молотом пробили,?— и стук сердца на весь замок по комнатам грохочет, несомненно, так, как в глупых романах всяких на самых верхних пыльных полках стеллажа в библиотеке, да губы поджимаются резко, злостно не то от того, что рыдать хочется, не то от того, что в ноги падать хочется ей не меньше,?— как бы вернись, прошу, как бы все слова забираю, всю ответственность,?— ты только вернись и грехи мои отпусти, милая; но ты лишь отворачиваешься,?— забываешь про вино ее любимое, лежащее до сих пор у тебя в нижнем ящике тумбы, про то, какие созвездия она считает спокойнее всего в этом мире, и про ее глаза полные радости, прямо как сейчас, когда она на того простолюдина смотрит, во время ваших коротких шахматных партий, ведь победа всегда доставалась только ей,?— забываешь и лишь смотришь на занавеску дорогущую, изучаешь,?— какая хорошая работа да сколько узорчиков всяких на ней тоненькими ручками вышито, какие ткани на вид мягкие, хоть как одеяло используй, аж диву даешься, но не выдерживаешь,?— не отвлекает это все тебя вовсе и никогда не отвлекало, поэтому вздыхаешь слишком тяжело и громоздко, громче стука своего сердца — вздыхаешь; разворачиваешься — уходишь.а на лопатках твоих взгляд ее жжет?— огнем, ты клянешься, неправедным, до тех пор, пока лэйсли или какое у него ни было бы прозвище?— окликает уже ее по имени, спрашивает обеспокоенно, тихо, что же случилось, и ты знаешь, что руки свои немытые — кладет ей на щеки аккуратно, будто они из хрусталя императорского сделаны, и взгляд ее на себя заставляет перевести, мол, ответь — не молчи; но у тебя-то вот только — руки не лучше,?— у тебя-то руки еще и в запекшейся крови людей, имена которых ты даже не ведаешь, так что сцены ты, конечно же, напоследок не устраиваешь.ответственность все же.и нравственность.(штука, почему-то, невероятно сложная.)даже тогда, когда ты убиваешь заместо нее ту кучку людей,?— даже когда знаешь, наверняка знаешь, что убила бы ради родных ее рук еще больше, хоть половину царства или те же три четверти, — погубила бы и не жалела ни капли после.ведь руки те?— совсем-совсем теплые.как хорошо, правда, что костры в лагере вольных?— еще теплее.