раз. (1/1)
Джон любит говорить всякие крутые, но больше тупые, фразочки, когда уничтожение разного рода тварей проходит более, чем удачно. Дейву хочется ударить его, потому что ненормально так тащиться с этой грязи, что они тут делают.
Дейв пытается очистить куском шторы подошву своих кед от чего-то склизкого, пока его друг делает такие выкрутасы с бензопилой, что Дейв начинает бояться за то, что он себе что-нибудь отрежет.
Он смотрит на него, когда сильнее надавливает куском белых штор, пытаясь оттереть подошву. Вряд ли хозяева будут ругаться за шторы. Тут есть вещи многим хуже. Все в крови, кишках, слизи и каких-то отдали напоминающих остатки органов следах. Дейв не думал, что они есть у этих тварей. А еще Дейв по-прежнему не уверен, что это могут увидеть другие люди, но раз на раз не приходится. Послышались визги какой-то одной из тварей, которую Джон разрезал пополам. — Не обессудьте, но ваши крики мы не слышим, ребята! Дейв закатывает глаза. Такое не услышать — надо постараться. Хотя у Джона, может, и вправду все в ушах заложило от рева бензопилы. С Джоном очень бывает трудно. А особенно в попытках понять его: когда он извергает потоки золотом литого пафоса, а когда говорит правду. Понимаете ли, их жизнь устроена так, что пафосные и грязные вещи слиты в один мерзкий симбиоз, и Дейв сам не понимает, когда Джон действительно говорит правду. Пила заглухает, а Дейв, наконец, отдирает всю дрянь со своих подошв. Оглядывает свои штаны. Смотрит на руки. Ощущает, как болит щека. Трет её и пачкает руку в собственной крови. — Круто мы их, да? Джон сияет. На фоне комнаты, перепачканной в разводах крови, внутренних органов и насилия, он сияет. Джон, держащий окровавленную испачканную пилу, и его дикая улыбка. Если бы у них тут было что-то вроде армии, борящейся со всем этим, то, наверное, внутри коллектива Джона бы обозвали как-нибудь круто. Например, Генерал смерть. Потому что с таким удовольствием резать все, что под руку попадается — это надо уметь. — Это ты их, — Дейв отрывает кусок простыни, которая чудом не запачкалась, и прикладывает к болящей щеке. — Но ты придумал, как их загнать в одно помещение! Дейв закатывает глаза. Ага, чтобы додуматься до того, что надо сгруппироваться в одном помещении, много мозгов не надо. Дейв эту мысль не озвучивает. Тут воняет стухшей кровью и потом. Дейв смотрит, как по рукам Джона скатываются белые блестящие в свете луны капельки. Он тяжело дышит. Джон выглядит так, будто он — с обложки модного журнала, выпуск которого посвящен Хэллоину или годовщине какого-нибудь кинорежиссера, который всю жизнь снимал ужасы. Или смерти порно-актрисы. Что-то такое, в чем Дейв безнадежно не разбирается. Джон стоит с пилой, без футболки, с растрепанными волосами. Его мышцы напряжены, его взгляд — бешеный, улыбка — дикая. Дейв едва не спрашивает, как ему удается выглядеть сексуально даже на фоне этого бедлама. Дейв вовремя себя одергивает и растерянно смотрит на окровавленный кусок ткани в своей руке. Кровь не останавливается. — Ты когда успел? — Джон откидывает бензопилу, будто потерял к ней всякий интерес, и за два больших шага оказывается в слишком неприличной близости. Дейв отшатывается, но только ударяется голенью о стальную ножку кровати. Джон хватает его за лицо, поворачивая к тусклому свету одинокого фонаря и луны, рассматривая рану. Дейв машет рукой. Ему надоело, он устал и хочет есть. Он воняет потом и его волосы на правой стороне слиплись от крови. А ещё Джон дышит ему прямо в скулу, и Дейв обнаруживает, что у него медленно начинает ускоряться пульс. Впервые за этот вечер. Он так привык ко всей этой дряни, к крови и насилию, но к Джону в таком плане до сих пор привыкнуть так и не смог. — Поехали домой, Генерал смерть, — бросает Дейв, с трудом протиснувшись между Джоном и стеной, лениво отползая к выходу. Глаза болят от темноты. Боковым зрением он видит проскользнувшую тень, но даже от её вида у Дейва ничего внутри не ускоряется, а кровь не бурлит. Ему так уже насрать на это. — Как ты меня назвал? — с истинным восторгом псины вскрикивает Джон, кидаясь к Дейву. Понимаете, Джон очень любитбензопилу, свой джип и тупые крутые клички. Дейв всегда поражался тому, как легко его поразить. — Никак. Поехали домой, говорю. Дейв лениво отталкивает рукой слишком близко находящееся к нему лицо Джона и бредет вниз, по лестнице, на которой ещё дрыгается какой-то слизняк с огромной пастью и зубами в виде тонких иголок. Дейв давит его ногой. В машине Дейв через дрему и пульсирующую боль в щеке слышит, как Джон говорит, резко поворачивая направо: — Подожди, ты сказал домой? Не по домам? Дейв ничего не отвечает, только ерзает и ударяется лбом о стекло, лениво приоткрывая глаза, отмечая про себя, что Джон повернул к себе домой. Дейв слабо улыбается. Восторга в его фразе было даже на одну сотую больше, чем от тупого прозвища. В любом случае, Дейв засыпает прямо в машине.