Четыре тысячи писем с Камчатки (2/2)
- Письма, которые я писал тебе на Камчатке.
Вот идиот! Зачем, скажите на милость, мне сейчас нужны его письма?! Раньше надо было думать!
- Да плевать я хотел на твои писульки, Брагинский! Тебя даже могила не исправит! Чёрт возьми, у тебя извилины навыворот!!
Снова молчит. Запускает пальцы в мокрые от растаявшего снега волосы, вздыхает. Опять подходит ко мне.
В наступившей тишине я слышу, как еле различимо тикают часы на на его руке. Он что-то шепчет.
- Что?..- Четыре… - теперь разборчивей, но всё также тихо. – Четыре тысячи писем…
Иван смеётся. Совершенно искренне, очень заразно смеётся собственным словам.
- Ты знаешь, я начинаю беспокоиться за твоё психическое здоровье. – Отворачиваюсь обратно к столу, возюкая по нему мокрой тряпкой. – Ты сумасшедший.
- Мы сумасшедшие, - поправляет он. – Я тебе, кстати, не только «писульки» привёз.
Нависает надо мной, прижимая одной рукой к себе, а другой вкладывает что-то в мою ладонь. Подарок приятной тяжестью ложится в руку.
- Что это? – Подношу свёрток к лицу, чтобы получше рассмотреть. Иван отводит мою руку в сторону, не давая этого сделать.
- Потом посмотришь. Ты вроде бы куда-то спешил?
Точно! Птах, бедняга, с утра не кормлен. Ещё окочурится! А всё из-за Брагинского!..
Сую свёрток в карман и выворачиваюсь из лап Ивана. Спешно переодеваюсь из халата в куртку.
- Ты идёшь или нет? А то я тебя здесь закрою.
Следует за мной по узкому коридору. Вокруг никого, тишина – наши ребята давно разъехались по постам в преддверии шумного пьяного праздника. А Людвиг должен был здесь остаться. Вот, кстати, и он.
- С наступающим, господа. – Брат сидит ступеньках возле открытой входной двери (теперь понятно, почему так холодно). Поздравление звучит невнятно, потому что в зубах у него зажата сигарета, и он тщательно охлопывает свои карманы в поисках зажигалки. Брагинский, улыбаясь, делится с ним огоньком. Некоторое время мы стоим в полной тишине и любуемся шикарными сугробами, закрывающими нам путь к метро. Я понемногу успокаиваюсь. Это даже здорово, что он вернулся как раз к Новому Году – ведь, как известно, с кем Новый Год встретишь, с тем его и проведёшь. Вместе и встретим.
- Кстати… Иван, ты надумал в наше отделение переводиться? – Людвиг оборачивается, вопросительно глядя на него. Мне тоже интересно, и я перевожу взгляд с сугробов на Брагинского. Тот задумчиво выпускает изо рта струйку дыма:
- Ну.. разве что уборщиком. После такого длительного отпуска с работы меня выгонят взашей.
- Какого чёрта ты вообще забыл на этой Камчатке?
- Красиво там, Гилберт. Красиво.
И мы снова все втроём замолкаем и смотрим в чёрное небо, думая каждый о своём.
Через несколько часов Новый Год…
Честно говоря, я уж было решил, что он меня бросил. Все эти полгода был в этом уверен. А теперь вижу, что он просто пень носатый, которому захотелось взглянуть на Камчатку.
- Дурак ты, Иван…
Он молчит. Берёт почти дотлевшую сигарету в другую руку и притягивает меня поближе к себе. Становится как будто уютнее.
Интересно… Он и вправду написал мне четыре тысячи неотправленных писем?