Пенелопа (1/1)

Каждое утро Баша фон Ронсенберга, ныне Габранта, начинается с ритуала. Еще не открывая глаз, он ощупывает противоположный край постели, затем поворачивается так, чтобы первое, что он увидел, было тяжелое широкое кресло с низкими ножками, стоящее у панорамного окна. Затем он открывает глаза, окидывает взглядом кресло, подходит к окну и немного, совсем недолго позволяет себе следить за небом.Он не ждет, он знает, что его рука огладит прохладную простынь, что в кресле можно найти только брошенный вчера на подлокотник свитер. Небу же свойственно разнообразие, одно и то ж облако не станет задерживаться на месте на полдня. Даже если кажется, что императорский дворец накрепко зацепил его шпилем. Даже если тебе очень хочется. Даже если ему очень хочется. Небо не знает границ, оно ведет из края в край.Иногда Баш не ждет, но где-то прошел шторм, и Штраль занесло в Аркадис. Тогда Бальфир, обосновавшись в низком кресле, вечер напролет рассказывает о местах, где Баш, как он надеется, никогда не побывает. О том, что на Потерянном континенте сумерки в три раза длиннее ночи; что Мьирн основала новое поселение; что на Богом забытом острове его чуть не принесли в жертву из-за кольца, потому что гёкит считают священным камнем; что в Ландисе снова обострение у партизанских движений; что в Балфонхейме ходят слухи о еще одном континенте.Бальфир спит всегда полусвесившись с кровати, словно это койка, где даже дети помещались с трудом.Штраль отремонтируют после полудня, и вечером Баш кинет на пустое кресло свитер и не станет ждать.