Wer mit Ungeheuern kampft (1/1)

01 апреля 1941Берлин —?Хорошо. Вопрос такой. На чём могут быть основаны доходящие до меня с недавнего времени… мммм, слухи… —?Рейнхард Гейдрих, эллегически куривший в приоткрытую фрамугу, докурился до самого фильтра, начавшего тут же непотребно вонять, хотел поспешно выбросить его в окно, но, заметив взгляд своего подчинённого, подчёркнуто аккуратно и тщательно втёр фильтр в дно пепельницы,?— так вот, на чём могут быть основаны доходящие до меня слухи, что начальник одного из отделов гестапо тайно вступает в контакты с представителями ведомств иностранных государств, находящихся в статусе военного противостояния Германии?! —?Мы говорим сейчас абстрактно или конкретно? —?Предельно абстрактно. Мне нужно ваше мнение максимально объективным. Абстрагированным от конкретики. —?Штош. Самая вероятная версия, как обычно, самая очевидная. И мой опыт подсказывает мне: эти слухи могут быть основаны на том, что данный человек это делает. Гейдрих, не торопясь, прикрывает окно. Оглядывается. Чтобы встретить безмятежную улыбку, пока потаённую, скрывающуюся в выгнутых вниз уголках губ. —?Это не первоапрельская шутка… если что,?— говорит он, и тоже прячет улыбку под слоем своей вечной мерзлоты. Арктика с Антарктикой?— под заупокойный реквием?— танцуют в льдистом взгляде главы РСХА поминальный вальс по всем, кто слишком много мнил о себе, зарывался и рисковал, теряя чувство меры и понимание собственной значимости. —?У меня тоже не она.* * *апрель 1941,Перевал Дину, Румыния —?Что случилось?! —?едва ли не по слогам, и раз наверное в десятый спрашивает Клаус. —?Как ты там оказался? Кэмпфер отнимает наконец руки от лица, и Клаус думает, что эти несколько часов в подвале добавили штурмбаннфюреру ещё несколько лет. Оно и неплохо. Эрик выглядит феноменально, прямо-таки непозволительно, бессовестно молодо для своего возраста (личная совесть Клауса Ворманна всегда при этих мыслях хитро ухмыляется в усы и говорит что ага, Кэмпфер-то не заедает жирной колбасой каждую проблему и неприятность, а вот кое-кто! не покажем пальцем, покажем всей пятернёй! метёт ту самую колбасу просто в промышленных масштабах! нажирает пузо, и выглядит старше чем есть на деле!). Клаус сильный, мускулистый, и лишний вес пока что ему не мешает, но моложе-то не делает, это точно. Особенно это заметно, когда рядом оказывается кто-то навроде майора Кэмпфера, для кого биология отменила естественные законы старения в единоличном порядке. Из-за этого Клаус всегда сбивается в мыслях, неосознанно воспринимая майора Кэмпфера намного младше себя. —?Как оказался? —?шипит Эрик. —?Ты не поверишь! Спустился по лестнице и открыл дверь, вот как оказался! Клаус задумчиво смотрит на дверь. По двое солдат на каждую створку. Они тянули их изо всех сил, но дверь не поддалась ни на миллиметр. А Эрику Кэмпферу поддалась. Майор конечно в прекрасной физической форме, но не титан, однозначно. Но допустим. Но… —?Зачем ты туда попёрся? —?с недоумением говорит он, и взгляд Эрика на секунду становится растерянным. Впрочем, Эрик Кэмпфер не из тех, кого можно смутить надолго. —?А что не так? —?огрызается он. —?Увидел что в подвал открыта дверь, решил сходить в него. В этом есть что-то странное?! —?Да нет,?— пожимает плечами Клаус,?— совершенно естественный поступок. Особенно ночью. Особенно в замках, где еженощно убивают людей. Особенно в тот подвал, открыть который ранее никак не получалось. Абсолютно естественно. Все так делают. —?Ты пьян, как свинья,?— замечает Эрик, поднимаясь с пола. —?Хоть перед солдатами не показывался бы. Я-то переживу лицезрение тебя в таком виде. Лицо Клауса перекашивается кривой и очень нехорошей ухмылкой. Белый, как лист бумаги Эрик побледнеть ещё сильнее уже не может, и потому сереет. —?Ну да,?— хмыкает Клаус. —?Я же пережил лицезрение тебя… в том ещё виде. В каком ты наверняка не являл себя перед своими. —?Возвращайся-ка к своей бутылке,?— ледяным тоном чеканит Эрик,?— пока я не приказал арестовать тебя. —?Арестовать меня?! Ну рискни. Клаус взбегает по лестнице наверх?— достаточно легко, его вес пока что не мешает ему проявлять проворность в движениях. Оглядывается. —?Герой Великой войны Эрик Кэмпфер,?— с издёвкой говорит он. —?Герой, переживший Верденскую мясорубку!* * * К утру у них минус две единицы личного состава убитыми. И ещё минус две, идущие временными потерями?— невменяемыми от ужаса караульными, нёсшими службу вместе с убитыми. Как солдат Клауса, так и подчинённый Эрика, словно по договорённости, лепечут околесицу про гаснущий сам собой свет в электрических лампочках, про нечто в темноте, и про свой внезапный паралич, который не позволял им не то что стрельнуть?— глазом моргнуть. Эрик Кэмпфер безадресно высказывается о клинических идиотах, не способных обеспечить элементарное электрическое освещение при наличии четырёх генераторов. Клаус предлагает ему на личном примере показать, как обеспечивают элементарное электрическое освещение при наличии четырёх генераторов идиоты неклинические. Уйдя к себе, он снова достаёт свой мольберт и возвращается к начатой им по приезду сюда картине, а Эрик отправляется инспектировать состояние электрификации замка. Во время этой инспекции его дважды жёстко трахает током, потому что крысы погрызли оплётку кабелей, а Эрик не привык смотреть себе под ноги. Его вопли после очередного разряда доносятся до комнат Клауса и вспугивают гордо восседавшего на ближайшей к деревне скале орла. В самом замке птиц нет?— их выжили летучие мыши, очевидно. Под крышами строений скрываются целые колонии этих тварей. Эрик Кэмпфер в первый свой вечер в замке крайне неодобрительно отозвался о пролетевшей мимо окна большой стае, обвинив несчастных летучих мышей в том, что они распространяют сифилис. Клаус тогда меланхолично сообщил вникуда, что не надо ебаться направо и налево без использования средств защиты, тогда сифилис точно никогда не поселится в верхних строчках личного перечня своих самых больших страхов. Легко прикасаясь кисточками к холсту, перемежая прорисовку деталей с периодическим уходом в прострацию, Клаус думает, что начнёт писать поэму об этом замке. А может, балладу. Это будет что-нибудь мрачное, в готическом стиле, но красивое. А картина будет личной авторской иллюстрацией к этой поэме. Когда он обнаруживает себя в очередной раз, на листе блокнота перед ним несколько зачёркнутых строк и родившееся начало его нетленки:Майор Эрик Кэмпфер болтался в петлеДунай свои волны на север катилОрёл прилетал посидеть на скалеПро замок всяк знавший забылИ тайну летучие мыши хранятВзмывая летать в ночиИ чьи-то во тьме глаза горятИ страшно так?— хоть кричи На личной авторской иллюстрации появляется силуэт висельника. Дважды-трахнутый-Кэмпфер, став только злее от произошедшего, поднимает на ноги все казармы и отправляет как своих эсэсовцев, так и солдат Клауса обыскивать и обстукивать замок по кирпичу, а сам спускается в нижние, относительно доступные для осмотра полузатопленные помещения, где его закономерно в третий раз трахает током, когда он хватается голыми руками за то, что трогать бы не следовало. Всё это крайне веселит Клауса, и, впервые за время пребывания в замке, ему становится менее страшно. Он с удовольствием глазеет в окно на выволоченного из подвала Кэмпфера. Сержант Остер едва не пробивает грудину майору, стараясь запустить его сердце, а тот, какое-то время не способный дышать и говорить после разряда, просто не может его остановить ни жестом ни голосом. Наверное, он должен бы быть благодарен появившемуся Клаусу, который прерывает реанимационные мероприятия излишне усердного Остера. Однако когда после укола адреналина Эрик приходит в себя, благодарности он явно не испытывает. Эрик уползает к себе, Клаус садится за поэму, солдаты стругают по углам кресты из деревяшек и с болезненной зацикленностью без остановки травят байки про оживших мертвецов до тех пор, пока оклемавшийся майор не выползает снова во двор и не приказывает всем заткнуться. Клаус сначала больше всего опасается, что Кэмпфер оклемался излишне хорошо, и может приступить к своему ежедневному расстрелу, но майора до сих пор потряхивает и знобит, и от одного слова ?обед? он зеленеет и едва сдерживает тошноту. Ночью оба они получают по подарку. Поставленные Кэмпфером охранять в карауле дальней, вплавляющейся в скалу части замка, эсэсовцы орут в последние секунды своей жизни так, что просыпается даже привычно залившийся перед сном спиртным капитан. Но прибежав на эти крики солдаты?— с Остером во главе?— и пьяный Клаус не находят убитых. Пост часовых пропал?— осталась только кровь на полу перед дверью помещения, запертого на надёжный немецкий замок. Сержант Остер говорит на ухо начальству, что, если очень нужно, он вспомнит годы своей небезгрешной юности. Клаус ненавязчиво заслоняет его своей фигурой (стараясь не думать о том, что ещё год назад ему бы не хватило объёмов сделать это) и Остер, немного поколдовав над замком, отпирает дверь, за которой они видят толпу сбившихся в кучку перепуганных сельчан. Тех, которых Клаус считал расстрелянными. Клаус наскоро объявляет им что они участвовали в специальной секретной операции, проводимой во имя интересов Рейха, и отправляет по домам, приказав не трепать языком о случившемся. Он рад. Рад, что Кэмпфер ещё не настолько поехал катушками, чтобы убивать мирных жителей государства-союзника. Но заложников надо убрать из замка немедленно, чтобы у майора не было даже искушения воспользоваться ими. К розыску двоих пропавших эсэсовцев Клаус приступает сразу же, как только румыны покидают территорию крепостного двора. Впрочем, пропажа находится почти сразу. И это уже тот подарок, что получает в эту ночь Кэмпфер. Когда Клаус и сержант Остер во весь опор несутся к комнате майора, откуда до них доносятся душераздирающие вопли свежуемого заживо человека, они даже не знают, что предполагать?— у Кэмпфера не комната, а мини-крепость в крепости, прочные решётки на окнах и огромная дубовая дверь немыслимой толщины, которая может преспокойно выдержать таран бревнами и удары молотом Тора. Сержант Остер извиняется, потому что он сказал что-то матерное, но Клаус смотрит туда же, куда и он, и видит то же самое?— вынесенную из стены дверь, вырванные с кусками каменных плит петли, вывороченный косяк… и кровь на полу коридора. Позади слышится топот ног догоняющих своё начальство солдат, а Клаус, выйдя из ступора, влетает в комнату майора и спотыкается на пороге. Ибо на кровати вперемешку лежат три окровавленных тела, одно из которых, самое нижнее, продолжает невменяемо орать.* * * Клаус думает, что, если бы он не презирал штурмбаннфюрера Кэмпфера с такой страстью, он бы сейчас им восхитился?— восхитился, несмотря на всю свою ненависть. Но ненависть к человеку не мешает им восхищаться. А вот презрение исключает восхищение. Майора колотит крупной дрожью, причём явно не от ледяной воды, которую спешно натаскали ему для помывки, и, тем не менее, натягивая прямо на мокрое тело принесённую ему одежду, он заявляет твёрдо и непреклонно: —?Мои люди даже на пороге смерти соблюдают принесённую клятву ?моя честь?— моя преданность?, и выполняют свой долг в прямом смысле до последнего вздоха. Эти двое несчастных, даже будучи смертельно раненными, нашли в себе силы дойти до своего командира, чтобы доложить об оставшемся без охраны посте. —?Эти двое несчастных,?— без запала и даже охоты комментирует зачем-то увязавшийся в моечную вместе с Кэмпфером Клаус, куривший сидя на грубо сколоченной лавке у двери, пока майор обливался водой и яростно растирался куском поролона,?— эти двое несчастных получили такие травмы, несовместимые с жизнью, что дойти куда-либо их могла заставить разве что магия вуду, манипулирующая мертвецами. Что скажешь, может, у нас тут партизанят не русские, а гаитяне? Кэмпфер роняет на мокрый пол штаны. Клаус, огорчённо взиравший на обнажённую натуру майора, пока тот мылся, и ещё более огорчённо вспоминавший при этом как убийственно мало ест Кэмпферв отличие отневольно думает, что со своими благодарными к нагрузке мышцами он бы выглядел не хуже Кэмпфера… если бы ел столько же, сколько и тот. За всё время пребывания на заставе Кэмпфер постоянно бухтел что кашевар готовит невкусно, и что это невозможно есть. —?Не ешь,?— каждый раз отвечал чёрствый к его жалобам Клаус. Лучше бы не ел вместе с ним. —?Ты не идейный,?— зло выплёвывает Кэмпфер, выжимая подобранные штаны. —?Ты даже в партию не вступил. Ты понятия не имеешь о пределах возможностей человека по-настоящему преданного своей стране, своему фюреру, своему народу. —?Хуйня,?— рассеянно оценивает это заявление Клаус, чисто на автомате фиксируясь на затягиваемом майором ремне, и непроизвольно морщится как от боли, потому что моментально проецирует на свой пузец такую затяжку. —?Ты прекрасно понимаешь, что они были уже мертвы, когда пришли к тебе. Потому и заорал, да так, что в страшном сне не приснится, только когда увидел это. Увидел их. Своих убитых солдат, которые пришли засвидетельствовать тебе своё почтение. Ну, не так, скажешь?! Тогда почему ты не звал на помощь, пока твою дверь выбивали?.. Штурмбаннфюрер СС Эрик Кэмпфер затравленно смотрит на него, бессмысленно отряхивая рукава рубашки, и подавленно молчит. А Клаус смотрит на его трясущиеся руки. —?Эти двое?— они были уже МЁРТВЫЕ,?— с нажимом повторяет он,?— когда отправились к тебе. —?Я… знаю,?— еле слышно, явно пересиливая себя, откликается Кэмпфер. Это капитуляция, думает Клаус. Безоговорочная. И хотя почему-то эта маленькая, наконец-то одержанная победа, совсем его не радует, личное чувство страха будто бы уменьшается вдвое. Пропавшая половина, что очевидно, достаётся Кэмпферу.* * * Клаус хотел бы лечь и попытаться хоть сколько-то проспать до рассвета, когда он соберёт своих солдат, и они наконец свалят отсюда?— хоть с эсэсовцами Кэмпфера, хоть без них. Ситуация дошла до края. Дьявольский замок не просто убивал людей. Он теперь ещё и воскрешал их. На свой, извращённый манер?— а в том, что у здешнего нечта специфический и юмор, и способы донесения своего посыла до адресата, Клаус не испытывает неопределённости. Он чувствует свою вину, с каждой минутой всё отчётливей и отчаянней. Страшную, тяжкую. Его люди вверили свои жизни ему, командиру. После первого же убийства ему надо было собрать всех и всё, и покинуть замок. Так он был должен поступить. Но он остался. Собственноручно подмахнул смертный приговор своим бойцам. Все, кто погиб здесь?— на его, Клауса Ворманна, совести, и бесполезно кивать на Кэмпфера, пытаясь прописать его на той же скамье проебавшихся ответственных лиц. И можно сколь угодно называть командира эсэсовцев трусливым сыклом, сам Клаус Ворманн тоже не бесстрашный радетель за благополучие человеческого ресурса. Ему элементарно не хватило смелости забить болт на директивы командования и увести отсюда своё подразделение. Он побоялся пойти против приказов. Побоялся, даже зная, что подвергает смертельному риску своих подчинённых. Струхнул, такскть, отстаивать своё мнение как командира и человека, непосредственно участвующего в происходящем. Так что на отважного героя он тоже не тянет?— достойная пара Кэмпферу. Хотя он без малейшего колебания не преминул подъебнуть Эрика за то, что тот визжал как сучка и обделался от страха при виде своих же эсэсовцев, да ещё и мёртвых. Мёртвые. По замку ходят мёртвые. А кстати, что там с остальными, что лежат на леднике? Они ведь там всё ещё лежат, правда же?.. Или они тоже поднялись и ушли гулять по лабиринтам комнат замка?.. Клаус не уверен, что ему точно не грозит тоже менять свои портки после того, как ему нанесут визит подобный тому, какого удостоился нынче Эрик Кэмпфер. Этакий позитивный визит, недвусмысленно утверждающий победу жизни над смертью. Эрик, к слову, что-то всё мнёт яйца, тоскует и маетно рыскает взглядом по сторонам, каждый раз упорно останавливая его на Клаусе. —?Что такое? —?насмешливо поддевает его Клаус сквозь зевок. —?Не рад, что в очередной раз пополнил мою личную копилку ?случаев, когда штурмбаннфюрер СС Эрик Кэмпфер наложил в штаны при первых признаках опасности?? Какое-то время он с тайной надеждой ждёт, что Эрик его ударит, но у того сейчас иные цели в жизни, плюс шоковое состояние, которое лишь усугубляется с каждой минутой. Клаус думает, что, возможно, Эрику просто не улыбается возвращаться в свою спальню, залитую истинно арийской кровью погибших. Отсутствие двери спокойствия также не способно прибавить, хотя сержант Остер с присущей ему пиздодельностью уже суетится, организовывая рабочую бригаду, которая вернёт дверь майора на место. —?Лучшее, что можно сделать с таким: попытаться заспать, так что пошёл-ка я к себе… —?бормочет Клаус, и старается не замечать очередного исполненного отчаяния взгляда майора Кэмпфера.* * * —?Что вы думаете?.. У Клауса слипаются глаза, вот что он думает. И ещё Клаус думает, что хочет спать так сильно, что сейчас наплюёт на присутствие в его спальне майора Кэмпфера и завалится на боковую. Эрик, так уж и быть, пускай остаётся, вон, где-нибудь там на коврике у камина может разместиться. При условии, что выметется отсюда утром до того, как Клаус проснётся. Как он вообще, кстати, здесь оказался?!.. Ну, не Клаус же его позвал, правда же?!.. —?Мои мысли не пользуются популярностью, господин штурмбаннфюрер. И особенно у вас. Лучше скажите мне, что думаете теперь вы. Теперь-то вы верите? На Эрике шерстяной свитер, он кутается в толстый плед, и греет руки о чашку горячего шоколада: он просил кофе, но повар лёг досыпать вместе с основным составом, и варить кофе майору просто некому. Парадоксально, но ему становится только хуже, не лучше. Белый в прозелень, с всклокоченными вихрами, противу обычно тщательно и аккуратнейше зачёсанным волосам, из которых выбиваться позволяет себе всего лишь одна непокорная прядка. Время от времени Эрика снова начинает бить крупной дрожью. —?Верю чему?! —?шипит он, как змея. Они все змеи. Все СС. Серпентарий. Змеи, ползущие жадно и голодно вверх, вверх, по карьерным лестницам. И они производят опасный яд, который уже отравил одного из сыновей капитана Ворманна. —?Не чему, а во что. Впрочем, мне всё равно. Через несколько часов я со своими людьми покину замок. —?Вы не посмеете! Сверкая глазами, Кэмпфер вскакивает с места. Чашка выплёскивает остатки шоколада на пол. Клаус смотрит на коричневую лужицу, криво улыбается: —?Ты везде оставляешь за собой одно дерьмо. —?Да как ты сме… —?Смею, да. Вот так. А ты попробуй, запрети мне. Клаус уже почти не вяжет лыка. Равно как и мыслей. Ему просто хочется, чтобы Эрик уже наконец ушёл, дверь наверняка сто раз как поставили на место, и может быть, даже кровь подтёрли. Но он кивает на разлитый шоколад: —?Здесь нет прислуги, если ты не заметил. Так что убирай сам, или проваливай к себе. —?Как убирать? —?внезапно растерявшись, с недоумением спрашивает Эрик, и Клаус отвечает даже не задумавшись: —?Языком вылизывай. Уж в этом у тебя точно навык имеется. На этот раз ему таки прилетает удар в скулу. Достаточной силы, чтобы Клауса кинуло к стенке. Клаус трясёт головой, ощупывает челюсть, а майор Кэмпфер, гордо вздёрнув подбородок, уходит из комнаты. Чтобы вернуться через несколько минут. В одной руке у него?— без дураков?— тряпка, которой он демонстративно старательно вытирает с пола шоколад, в другой?— узелок, который он суёт Клаусу, нехотя буркнув: —?Приложите лёд, капитан. Иначе будет синяк. И ненужные предположения о его появлении среди рядовых. —?Вы уверены, господин майор, что здесь хоть кому-то будет дело до синяков на моём лице? —?хмыкает Клаус, но лёд всё же принимает. Прижав холодный узелок к щеке, нежит ушибленное место. А у Эрика Кэмпфера, оказывается, отлично поставлен удар. Да и силы не занимать. Общая атлетичность майора всегда была прекрасно видна даже сквозь форму, но Клаус не думал, что тот настолько хорошо натренирован. И он прав, Эрик?— прав. Для их солдат с самого начала не секрет, что меж командирами почти открытая вражда. Это идёт плюсом к традиционной предубеждённости бойцов вермахта против СС, а как результат?— постоянные стычки и конфликты, вспыхивающие между военными и госбезопасниками. Если рядовые обнаружат, что их командиры от словесного облаивания друг друга перешли к физическим мерам, они могут стать неуправляемыми. —?Ты ведь сказал, я могу остаться у тебя до рассвета? —?очень-очень вкрадчиво, как ногой пробуя тонкий ледостав у берега, прежде чем выйти на середину замёрзшего озера их очевидно недружественных отношений, произносит Эрик. Клаус мысленно закатывает глаза: ничего подобного он не говорил. Точнее, ему кажется, что он такого не говорил. Надо всё-таки делать скидку на то, что он выпил, а это часто делает людей сентиментальными. —?У меня очень узкая кровать,?— коротко сообщает он, опасаясь, что в нынешнем состоянии Эрика тот не станет смущаться данным обстоятельством. И хотя Эрик незамедлительно объявляет, что прекрасно поспит на лавке, что-то в его глазах говорит, что сейчас Эрик совершенно прекрасно поспал бы и с хозяином комнаты, не терзаясь узостью ложа и?— тем более?— близостью этого самого хозяина. Уж очень не хочется майору Кэмпферу возвращаться к себе и оставаться один на один со своим страхом. Да и спать в постели, на которой только что лежало два окровавленных трупа?— едва ли вдохновляет. Эрика от лавки, а Клауса?— от Эрика спасает деятельный сержант Остер, который, решив всё за офицеров, притаскивает спальный мешок для эсэсовского командира, и его форму. У Клауса уже нет сил сердиться на кого-либо, минут через пять он изумлённо застаёт себя разговаривающим с отчитывающимся ему Остером, не может даже приблизительно пересказать содержание того, о чём они эти пять минут говорили, и, едва выпроводив Остера за порог, снопом валится на свою кровать, чтобы тут же уснуть. Не тут-то было. Блядский Эрик решает ковать железо, пока горячо. —?Я ведь могу какое-то время оставаться на ночь у тебя? —?небрежно уточняет он, аккуратно расправляя спальный мешок на полу, и с грустью обозревая пустую дровницу у безнадёжно холодного камина. Он алчно смотрит на деревянный стул, который, как и всю остальную мебель в замке, сколотили за пару дней Александру со своими мальчиками и солдаты Клауса. —?Вздумаешь растопить камин моим креслом,?— пресекает на корню его поползновения Клаус,?— я тебя самого там сожгу. И засыпает под угрожающее шипение о том, что здесь кто-то очень сильно забывается и очень много себе позволяет. До самого утра Клауса жестоко терзают кошмары. Некий чёрный сгусток зла, ненависти… и голода, плотная тёмная тень скользит по замку, замирая то тут, то там, примериваясь к добыче. Она хихикает, обозревая суету вокруг приводимой в порядок спальни Кэмпфера, и хмурится, не обнаружив майора внутри. Дождавшись, когда все уйдут, обвязывает скобу на двери траурной лентой с надписью?— золотые буквы, непонятные слова, но Клаус не думает, что там написано пожелание долгих лет жизни майору Кэмпферу. А тварь устремляется дальше. Потому что она всё ещё голодна, и двоих выпитых солдат ей уже недостаточно. Клаус дёргается во сне, просыпается, снова проваливается в дремоту, в очередной раз погрузившись в сон, выныривает из него, как из помоев, смотрит одним глазом в сторону окна?— нет, темнотища. Никакого намёка на рассвет. Волосы на затылке вдруг встают дыбом. Тварь, что бродила по замку, стоит сейчас в коридоре, рядом с комнатами капитана. От неё отделяют несколько метров и две двери. Нечто тёмное, нечто злое?— оно колеблется сейчас, принимая решение. И уходит прочь. Клаус встаёт полностью разбитый, и, глядя на себя в зеркало, заключает, что умер. И что его похоронили уже с неделю как, но он всё же откопался и приполз назад на своё служебное место. Когда он встречает во дворе майора Кэмпфера, он понимает, что Эрика хоронили одновременно с ним, в соседней могиле, и что тот тоже откапывался сегодня. Однако Кэмпфер уже слегка отошёл от шока, он больше не пытается поймать Клауса взглядом, требующим христианской добродетели и рыцарских подвигов, и пребывает в привычно склочном настроении. И в ярости. Потому что он узнал, что его афера с нерасстрелянными заложниками обнаружена, и что все румыны отпущены капитаном Ворманном. —?Не смейте уходить от меня, когда я разговариваю с вами, капитан! —?шипит он, и Ворманн с удивлением оглядывается. —?Не смейте разговаривать со мной, майор, когда я ухожу,?— парирует он. Забежав перед ним, Кэмпфер загораживает ему дорогу. —?Повлияйте на своих солдат, капитан,?— с отвращением говорит он,?— если вы, конечно, ещё способны на них влиять. Они отравляют моих бойцов своими бреднями. Знаете, что они говорят о происходящем здесь?! —?Да,?— Клаус беспечно отмахивается. —?Они считают, что это дело рук вампира. Он идёт прямо на Кэмпфера, и тому приходится либо отойти с его пути, либо выдержать столкновение. Но на столкновение у майора тупо яиц не хватает, и он отступает на шаг в сторону. —?Что?! —?Кэмпфер обескураженно фыркает вслед Клаусу. —?Граф Дракула существует?! —?А ты не знал? —?не оборачиваясь, равнодушно отвечает Клаус. —?Историческая личность, вообще-то, Влад-Цепеш, Влад-Колосажатель, так его звали, пока он ещё был человеком. И это может быть один из его замков. Подумай над этим, Кэмпфер, возможно, ты сам заявился в логово дракона. Змея-майор и дракон-воевода, думает некстати Клаус, и его вот-вот начнёт разбирать безудержный смех. Близкородственное скрещивание, практически. И отсюда и все знаки внимания, достающиеся Кэмпферу: хозяин замка просто испытывает видовое притяжение. Смех всё же прорывается наружу. —?Тебе весело? —?с нескрываемой ненавистью шепчет, догоняя его, и приноравливаясь к его шагу, Кэмпфер. —?Я не по своей воле сюда, как ты выражаешься, заявился! —?По своей. Тебе выставили ценник на должность коменданта будущего концлагеря. И ты согласился на указанную цену. Потому что знаешь, что там, позади, десятки жаждущих занять твоё место копытом землю роют. И поэтому ты до усрачки боишься не справиться с этим заданием. И поэтому ты костьми ляжешь, чтобы не позволить никому покинуть заставу. Вот только не своими костьми ты собираешься ложиться-то. Клаус останавливается резко, точно осенённый какой-то мыслью, и, встав, как вкопанный, разворачивается к своему спутнику, ничуть не смущённому всеми этими изобличениями. —?Но у тебя нет ни власти, ни возможностей задержать меня здесь, не так ли? —?Попробуй уйти из крепости, и узнаешь. Клаус откровенно издевательски усмехается, меряя майора взглядом. Пустая угроза. Пустая и неумная. Эрику Кэмпферу реально нечем грозить ему. И они оба это осознают. Эсэсовцы напуганы не меньше солдат капитана. И они скорее предпочтут присоединиться к уходящим из замка, чем будут препятствовать их уходу. И Кэмпфер не рискнёт заставить их обратить против военных оружие. Не рискнёт просто потому, что он сыкло, и, как и любое сыкло, боится зачинать что-либо, что не гарантирует ему положительного результата. —?Ну… я пошёл пробовать,?— пожимает плечами Клаус, а Эрик зло оскаливается: —?Как?! Драпаешь с поля боя?! —?О да, расскажи мне всё об этом манёвре. —?Я лучше расскажу о тебе. Своему начальству. О твоей подозрительной симпатии к местным жителям, о твоей беспартийности, о твоём осуждении войны, режима и политики руководства. И о том, что ты вполне можешь оказаться связанным с группой злоумышленников из числа партизан и народного сопротивления. Наверное, твоей жене и мальчишкам будет очень приятно узнать всю правду о тебе, когда эта правда будет отражена в печатном виде военных протоколов. —?Херня,?— Клаус снова дёргает плечом,?— но ты развлекайся, не отказывай себе ни в чём. Как минимум, до наступления темноты. —?Да, темнота, жуть и монстры, вампиры и выходцы с того света! —?Кэмпфер вдруг бросает в него каким-то лоскутом. —?Это же вампиры привязали мне эту хрень на ручку заново поставленной двери, не правда ли?! И опять этот непонятный язык, который точно не румынский, ну прямо совсем как та надпись на стене, которую никто не может прочитать, да, Клаус?! Клаус смотрит на странные, почти рунические буквы?— да, как на той стене?— золотистой вязью текущие по траурно чёрной ленте. —?Где, ты говоришь, ты нашёл это? —?тихо спрашивает он.______________________*Wer mit Ungeheuern k?mpft (нем.)?— Кто сражается с чудовищамичасть цитаты:Wer mit Ungeheuern k?mpft, mag zusehn, dass er nicht dabei zum Ungeheuer wird. Und wenn du lange in einen Abgrund blickst, blickt der Abgrund auch in dich hinein. —?Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя./Фридрих Ницше/