Младший брат (1/1)
Земля под ногами твердая, словно гранитная плита, утрамбованная сотнями и тысячами шагов, разворотов и прыжков, а потому стремя на конце массивного — длиной в два с лишним фута — арбалета упирается в пожухлую истоптанную траву с негромким глухим стуком. И отчетливо, привычно ощущается ногой даже сквозь плотную кожаную подошву сапога с высоким шнурованным голенищем. Тетива подрагивает в пальцах, слабо сопротивляясь сильному тянущему движению, и привыкший различать каждую ноту в голосе оружия слух отчетливо улавливает полутрель-полущелчок, который издает взведенный арбалет. —?Раз,?— говорит рыцарь в белом сюрко, точно также упирая арбалет в землю, и длинные черные кудри скрывают узкое загорелое лицо, когда он на несколько долгих мгновений склоняет голову. —?Два,?— храмовник натягивает тетиву одним движением, которое Ариэль едва успевает разглядеть и теперь глупо хлопает голубыми глазами, удивляясь такому проворству. —?Три,?— короткий арбалетный болт ложится в узкий выточенный желоб, а в следующее мгновение?— еще одно движение, которое нерасторопный оруженосец едва не упускает из виду – болт с резким свистом срывается со вскинутого к плечу оружия, попадая точно в голову соломенного чучела. —?Замешкаешься хоть на мгновение, и считай, что ты уже мертв. Понял? Оруженосец Ариэль?— с шапкой буйных черных волос и наивным взглядом на мир – вновь хлопает глазами и просит: —?Покажи еще раз. Рыцарь Ариэль?— с короткой курчавой бородой и мозолями от тетивы на пальцах?— стреляет молча, но каждый раз повторяет в мыслях три коротких отрывистых слова. Раз. Два. Три. Арбалетный болт летит вверх?— тяжелое, блестящее металлическими плечами оружие бьет до самого верха грубой, шершавой на ощупь каменной стены?— и вонзается в грудь под щегольской позолоченной кольчугой. Из приоткрытых губ вырывается хрип и кровавые, рубинами на солнце, капли, сарацин выпускает из ослабевших пальцев рукоять посверкивающей точно такими же кровавыми рубинами сабли и валится вниз со стены, прямо на поднятые вверх граненые наконечники копий. Те пробивают безвольное тело сразу в четырех местах, и на спрессованную в гранитную плиту землю несколько мгновений хлещет струями багровое и темное. Ариэль не видит лица под тяжелым, с узкой крестообразной прорезью, топфхельмом, но знает, что голубые глаза сейчас пылают горячкой боя, а четко очерченные губы в обрамлении короткой черной бороды расходятся в гордой улыбке при виде меткого арбалетного выстрела. Раз. Два. Три,?— повторяет про себя мальчик-оруженосец, раз за разом взводя и вскидывая к плечу тяжелый арбалет, пока у него не начинает ломить спину от постоянных наклонов, а на пальцах не лопаются кровавые мозоли. —?Довольно,?— качает головой храмовник, нахмурив остро изогнутые брови, и длинные волосы скользят по ткани на плечах и груди, на кипенно-белом сюрко приобретая иссиня-черный оттенок. —?Меры ты, верно, не знаешь. Что ж, и этому научим. Кожаный ремень арбалета оттягивает плечо покачивающегося в седле рыцаря, но чувство ноющих под этой тяжестью мускулов ему привычно и даже приятно. Вздумай враг выглянуть из-за очередного бархана, и свист одинокого болта за долю секунды оборвет его жизнь. Арбалет привычен Ариэлю не меньше меча, и ни усталость, ни слепящее глаза южное солнце не заставит замешкаться и опоздать даже на мгновение. —?Но ведь,?— робко говорит мальчик-оруженосец, проглатывая очередную ложку сытной мясной похлебки,?— Церковь запрещает использовать арбалеты. —?А Устав Ордена запрещает сражаться с христианами,?— весело хмыкает храмовник, ставя локти на массивный дубовый стол и сцепляя пальцы в замòк. —?Но если Господу будет угодно, чтобы я вновь пересекся на своем жизненном пути с наследничком нашего покойного отца, то я этого наследничка еще и не так охажу. Чтоб он наконец-таки отучился поднимать руку на детей. —?Устав запрещает??— робко повторяет оруженосец, вспоминает удар сжатым до побелевших костяшек кулаком и капающую на деревянный пол кровь и думает о том, что храмовник может и поплатиться за свое заступничество за почти чужого ему мальчишку. —?Что ж,?— усмехается рыцарь, и пронзительно-голубые глаза вспыхивают совсем непонятным Ариэлю весельем. —?Если Фабьена что-то не устраивает, то он всегда может пожаловаться моему Магистру. Если смелости, конечно, хватит. Ешь давай, болтун. —?Простите, мессир,?— извиняется мальчик и неловко задевает деревянной ложкой дно миски. —?Льенар,?— отвечает храмовник совсем другим, до странности мягким тоном, и оруженосец послушно исправляется: —?Мессир Льенар. —?Нет,?— качает головой храмовник, и с плеча соскальзывает длинная вьющаяся прядь. —?Просто Льенар. Мирские рыцари смотрят на дерево и металл арбалета с сомнением и недоверием?— ведь Церковь запретила,?— а потом и вовсе с презрением, когда замечают острый изгиб бровей и пронзительную голубизну глаз на узком лице. Совсем молодом лице, слишком схожим с куда более зрелым лицом командора тамплиеров. —?Смею надеяться, что ваш рыцарь,?— с язвительной насмешкой спрашивает кто-то из числа этих павлинов в разноцветных сюрко,?— знает, как обращаться с подобным оружием? —?Не припоминаю,?— отвечает Льенар де Валансьен, приподнимая уголок губ в ехидной усмешке,?— чтобы мой брат хоть раз промахнулся мимо сарацина. Чего, увы, не скажешь о вас, мессиры. Ариэль де Валансьен поднимает край губ в точно такой же усмешке и кладет руку на арбалет, чувствуя под пальцами отполированное сотнями тренировок дерево. Ариэль предпочитает стрелы. Льенар?— клинки и слова. Но оба они всегда попадают точно в цель. Раз. Два. Три.