Защитник Иерусалима (1/1)

Звон кующегося металла разносится далеко над белыми стенами и блестящими на солнце крестами католических храмов. Ибо Святой Град молчит, затихнув в болезненном?— сродни натянутой, но не способной порваться струне?— напряжении. Идут,?— шелестит сухой горячий ветер, играя с белоснежными, в золотых крестах, знаменами. Идут,?— поют мечи в кузнице тамплиеров, но в Храме Соломоновом не найдется и двух дюжин опоясанных рыцарей, и им не сдержать. Тамплиеры знают. Тамплиеры готовы умереть. Идут,?— надрывно ржут запыленные, в посеревших попонах, кони, врываясь в приоткрывшиеся ворота. Идут,?— кричат рыцари, словно перепуганные торгаши. Балиан д’Ибелин молчит. Он возвращается не ради города, не ради сотен и тысяч жизней и даже не ради величайших христианских святынь, а потому не кричит и не призывает других спасаться. Барон размыкает обветренные губы, только когда на ступенях дворца появляется женский силуэт в зеленоватых шифоне и парче, увенчаный тяжелой пышной прической, блестящей золотыми и серебряными заколками. Мария… Она протягивает руки, не замечая, что пачкает оливково-смуглые пальцы в серо-желтой дорожной пыли, и прижимается щекой к звеньям кольчуги на его плече. —?Я молилась за вас, мессир,?— шепчет византийская принцесса, и в этом слабом надтреснутом шепоте больше жара, чем в сотне пылких признаний, выкрикиваемых во весь голос. —?Я боялся… не успеть. Увезти ее. Прочь от города, за который сражаются три религии и над которым уже нависла Дамокловым мечом сарацинская угроза. Укрыть ее в безопасности. В Наблусе, в Ибелине, в Триполи… Где угодно, даже на Западном берегу, в родной ему по рождению Франции, только бы быть уверенным, что до нее не дотянутся руки и сабли Саладиновых слуг. Политика теряет всякий смысл, и Иерусалим становится лишь стенами и башнями. Пусть сарацины не оставят здесь и камня на камне. Придет день, и франки отстроят храмы и возведут новые стены. —?Вы не можете, барон,?— потрясенно шепчет патриарх Иерусалимский, прижимая к груди холеные белые руки. —?Кто же защитит нас в этот черный час, если не вы? Балиану д’Ибелину уже сорок пять, его длинные волосы блестят на солнце серебристыми нитями седины, а вокруг темно-карих глаз залегли глубокие морщины. Он давно уже не порывистый юнец и думает, как ему спасти то, что нельзя будет вернуть так же легко, как дворцы и башни. Жену, хрупкую и тонкую, словно танцующая на ветру струйка темного дыма, и детей, которым суждено продолжить и прославить его род. Старшему, Жану, нет и десяти. Балиан не может думать лишь о собственном?— долгожданном?— триумфе. —?Не оставляйте нас, барон,?— шепчет побелевшими губами королева Сибилла, заламывая руки в шелковых рукавах. —?Вы моя единственная надежда. И Балиану вдруг мерещится, что из глубины её прозрачно-зеленых глаз на него смотрит мертвый брат королевы. Балдуин бы сражался за этот город до последнего вздоха. —?Я буду с тобой до конца,?— обещает в ночной тишине Мария Комнина. — Каким бы он ни был.

И её унизанные перстнями пальцы стискивают его руку, а темные вишневые глаза пылают гордостью, когда Балиан д’Ибелин решает возглавить оборону Святого Града. В кузницах звенят кующиеся мечи и арбалетные болты. Христиане торопливо укрепляют белые крепостные стены и массивные двустворчатые ворота. Проникающее сквозь разноцветные витражи солнце освещает белую плиту на могиле прокаженного короля. Тамплиеры идут на смерть.