Король и сарацинка (1/1)
Колокола звонят по всему Святому Граду. Молчат муэдзины в минаретах магометанского квартала, качают головами раввины и коэны в синагогах квартала иудейского. И тоже молчат. Пока колокола славят христианского короля, принявшего венец Иерусалимского королевства. Да здравствует Балдуин!?— кричат на улицах латиняне, бросая на камни мостовых цветы и целые ветви фруктовых деревьев с терпко и сладко пахнущими листьями. Да здравствует Балдуин!?— поднимают кубки и безземельные рыцари в выцветших, залатанных сюрко, и богатейшие бароны в шитых золотом и серебром коттах. Да здравствует Балдуин!?— шелестят по мраморным плитам белые и черные плащи, и десятки губ в обрамлении коротких бород подрагивают в слабых, почти незаметных глазу улыбках. Балдуин не здравствует. Корона давит ему на виски, словно требуя снять ее с этой головы, и язвы на коже отзываются на безмолвный крик драгоценного металла, ноют и горят, словно королевская камиза скроена не из тончайшего хлопка, а из листьев крапивы, сшитых между собой терновыми шипами. Dominus reget me… —?бьется в висках кровь, и глаза слепит от яркого закатного солнца, отраженного разноцветными витражами и белизной длинных, подметающих камень плащей. Господь ведет меня… Даже если я не вижу пути… —?За короля! —?поднимают кубки снова и снова. —?За Его Величество Балдуина Четвертого! Да ниспошлет ему Господь долгие годы царствования! Вина льются багровыми реками, но едва смачивают губы короля. Его мать смеется, взмахивая руками, и длинные лавандовые рукава летят, словно крылья птицы. Надушенные запястья пахнут сладко, слишком сладко, и хотя с губ графини Сидонской не сходит гордая улыбка, унизанные перстнями пальцы ни разу не касаются длинных золотистых волос ее сына. Венец Иерусалима давит всё сильнее. Венцу не по нраву голова прокаженного. —?За короля! —?гремят бароны, не ведая о разъедающих плоть язвах и нечувствительных к боли руках. Королевское кресло с резными подлокотниками кажется Балдуину зыбучими песками, уже распахнувшими пасть, чтобы поглотить сначала его, а следом и всё восточное королевство западных христиан. Господь не послал королю Амори иных сыновей, кроме прокаженного. А дочери его лишены права наследовать до тех пор, пока их брат не сойдет в могилу. И даже мудрейшие советники покойного и нынешнего королей не в силах найти выхода из этой ловушки. —?За Его Величество! Балдуин отвечает тихо, и в зале повисает тишина, потому что каждый барон и рыцарь внимательно вслушивается, едва заметив движение королевских губ. —?Довольно. Я устал. Короля не останавливают. Королю лишь тринадцать, и даже возникни у него желание пить до самого рассвета, ему не позволят этого мать и регент. Пусть вассалы были бы рады иному исходу. Вассалы так понимают дружбу. Балдуин не понимает ее и вовсе. У принца и короля могут быть друзья. У прокаженного?— нет. В его новых?— королевских?— покоях холодно, словно в Аду. Какой-то нерасторопный слуга не закрыл украшенные тончайшей резьбой ставни, и теперь серебристый, в дымке ночных облаков, полумесяц равнодушно смотрит на вытянувшуюся на узорчатом ковре черную тень в короне. Балдуин вздрагивает, передернув плечами, когда рядом с его тенью ложится еще одна. И голос?— женский, незнакомый?— кажется нежным шепотом ночного ветра. —?Ваше Величество… Что я могу сделать для вас??— спрашивают раскосые темные глаза, когда король оборачивается и встречается с ними взглядом. Они тоже незнакомы, незнакомо это смуглое сердцевидное лицо в обрамлении слишком коротких для женщины черных кудрей, едва касающихся воротника длинной туники. —?Я не знаю вас. Хотя следовало бы сказать ?тебя?. Не слишком ли много чести для простой служанки, которая, к тому же, лишь немногим старше короля? Она, верно, думает о том же, и нежные ассиметричные губы?— нижняя чуть полнее верхней?— расходятся в мягкой, почти материнской улыбке. —?Моё имя Сабина, Ваше Величество. Я… была подле вашего отца, когда он покинул этот мир. Христианское имя. Сарацинское лицо. Вхожа в королевские покои. Так спокойно и уверенно, будто делала подобное уже сотни раз. —?Вы… были другом моему отцу? Ассиметричные губы на короткое мгновение складываются в странную, неясную для короля гримасу, а затем тонкие пальцы с короткими ноготками взлетают вверх и касаются давящего на виски холодного металла. —?Друг?— это не совсем подходящее слово, Ваше Величество. Но если позволите… это украшение не выглядит таким уж удобным. Это дерзость, но биение крови в ушах утихает, едва голову освобождает от не по годам тяжелого обруча. Если желаете, говорят темные?— карие, отливающие медом в отсветах зажженной свечи?— глаза, я останусь. Я могла бы стать другом вам. Король позволяет. Королю очень хочется иметь друга.