2. Priest, "...ибо Ты со мной" (Блэк Хэт/Айван, слэш, PG-13) (2/2)

Ты снова удивлен, даже поражен. Судорожно сжатая ладонь так и остается под подушкой, не выпуская рукояти кинжала. Ты подпустил меня достаточно близко, Айван – вот она, моя открытая шея, и я безоружен: один удар довершит дело, святой металл убивает и не такую нечисть, как я, а сил ударить тебе хватит; но ты не двигаешься.Господи, знаешь, Айван, я так часто всуе повторяю имя Его; а ведь нас учили, что такая тварь должна гибнуть от одного лишь звука этого имени.Я кладу ладони на твои ледяные колени, и ты едва заметно вздрагиваешь - но не отстраняешься, только плотнее сжимаешь губы. На твоей болезненно белой коже, на влажном плече грубый темный рубец; в том, что он уродует твою молочную кожу, виноват я, но мне так тяжело оторвать взгляд от этого шрама - темной паутины на идеальной белизне.

Если бы ты знал, если бы только мог представить, как долго я молил Его о том, чтобы вернуть тебя. Или вернуться к тебе. Я знаю, Айван, что ты счел бы это богохульством, страшной хулой, хуже и не придумаешь, но Его молят о помощи, по делу и без дела столько людей. Неужто я хуже всего этого отребья, я, посвятивший жизнь Ему? Неужто я не могу молить Его, говорить с Ним? Скажи мне, Айван?

Раз Он дал мне жизнь, когда я должен был её потерять, раз спас меня в огне поезда – значит, Он не отвернулся от меня?..

Твои глаза небесно-голубые, и ты так и не отводишь взгляда. Потому ли, что на коленях перед тобой враг, вампир, нечестивое создание?Или потому, что на коленях перед тобой я?- Ну же, Айван! – я провожу ладонями по твоим ногам, от коленей к бедрам, медленно; ты вздрагиваешь от моего шепота. – Одного удара будет достаточно.Ты не двигаешься, но твои светлые глаза едва заметно темнеют.- Зачем ты пришел? - шепчешь ты.И я улыбаюсь.Если бы я сам знал, зачем я пришел. Что я забыл в твоем доме. В этом городе.

- К тебе, – отвечаю я. – За тобой.И ты вытаскиваешь кинжал. Не молниеносным движением, за которым должен следовать удар, последний для меня; ты вытаскиваешь его медленно и оставляешь лежать на подушке. И вместо того, чтобы ударить, складываешь пальцы и поднимаешь руку, осеняешь меня крестным знамением.

- Отче наш, - шепчешь ты, - сущий на Небесах*.Меня охватывает такая дрожь, я задыхаюсь от восторга, закрываю глаза, пытаясь дышать, пытаясь не сбиться со слога короткой молитвы.- Да святится имя Твоё, да приидет Царствие Твоё, да будет воля Твоя.Как о живом; почему ты читаешь не Давидов Псалом**, почему ты вообще делаешь это? Мне дурно от странного ощущения счастья, словно эти святые слова способны смыть с меня грех превращения, убийства. Словно мне возможно простить все содеянное.- И на земле, как на Небесах. Хлеб наш насущный, дай нам днесь; и остави нам долги наши, яко и мы оставляем должникам нашим.Ты смотришь на меня, чуть прикрыв ясные глаза, и мне, смотря на тебя, Айван, так тяжело не сбиться.- И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, - заканчиваешь ты, осеняя меня очередным ровным крестом по воздуху. - Аминь.И я тянусь к твоей руке, завершившей крест, целую едва открытую ладонь, холодные белоснежные пальцы.

Твоё напряжение, взвинченность, все исчезло. Ты вновь усталый, даже изможденный, кажешься мне таким слабым, таким чистым. Вокруг глаз, в уголках рта я различаю сеть мелких морщин; ты дышишь, чуть приоткрыв губы.

Я все ещё прикасаюсь губами к твоей руке, целую запястье, под тонкой кожей которого бьется живая кровь, и тут ты резко отдергиваешь руку.Я усмехаюсь, опуская голову.- Ах да, - шепчу я, и получается почему-то с издевкой. - Я же вампир.

Я не зависим от крови, и стоило бы тебе сказать об этом. Стоило бы поцеловать тебя в шею, в дрожащую сонную артерию под едва теплой кожей, но ты не позволишь мне этого. Как только вообще позволил прикоснуться.

Ты вновь опускаешь руку, метя положить её на колено, но я тянусь к ней, чтобы снова поцеловать. Ты отводишь ладонь в сторону, не позволяя сделать этого, и касаешься пальцами моей щеки, гладишь висок.

Я – твой самый большой грех, Айван. Поэтому ты так боишься меня, пытаешься ненавидеть. Может быть, именно поэтому сейчас не отталкиваешь.

Я целую тебя в белую грудь, горячо дышу на холодную кожу. Ты замираешь, закрыв глаза, положив ладонь мне на плечо.

- Теперь я уже не уйду, - шепчу я, тогда как тебе все ещё легко можно дотянуться до лежащего на подушке кинжала, и поднимаю глаза, наблюдая за тобой.Твои снежно-белые ресницы чуть дрожат.- Хорошо, - говоришь ты едва слышно, и кладешь вторую руку мне на плечо.Ты не открываешь глаз и когда я тянусь к кинжалу, беру его, чтобы закинуть под кровать.* ?Отче Наш? - главная молитва в христианстве; первая молитва, данная Христом Его ученикам в ответ на просьбу научить их молиться; считается одной из самых сильных молитв.** Псалом 22, или Псалом Давида – псалом номер 22, Псалтырь: ?Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться…?, читается при богослужениях перед Причащением; также является поминальным; также по некоторым источникам читается в трудных ситуациях, когда угрожает опасность.