Кровь и самоцветы (1/1)

...И, не выдержав однажды хождения по кругу, изнемогая от лютого солнца и визгливого скрипа подъемника, я свалился, сомлев, в ржавую пыль, а, когда попытался встать - меня огрело по голове тяжелой, отшлифованной сотнями ладоней рукоятью ворота, и меня, почти обеспамятевшего, отволокли в барак, и пала тьма, и ночь была беспросветной и воспаленной, и удушливый смрадный мрак был полон скрежета зубов, храпа и бреда, и, внезапно очнувшись от ледяной волны лунного света, обессилевший и ослабевший настолько, что даже стонать не мог, я увидел, как ты шел, торжественно и медленно, по проходу меж лежанок, и пальцы твои добела были сжаты на распятии, и вправленные в него рубины горели в вязкой тьме, как рдеющие капли крови, растянутые ниткой разорванных бус на рудничном дворе, и я так хотел тебя окликнуть, но голос меня не слушался, и боль рухнула на меня, и ребра трещали и крушились в щепу, как крепь под просевшим пластом породы, а ты даже не обернулся на мой беззвучный, безмолвный призыв, не сумел или не хотел расслышать мою просьбу о помощи, и растаял в полосе лунной дымки, и я снова остался в отчаянии одиночества, и наутро, когда чьи-то обезображенные лепрой, скрюченные руки в мокнущих повязках, приподнимают мне голову и подносят к губам глиняную щербатую кружку со степлившейся, безвкусной водой, я не могу сделать ни глотка - так на душе у меня горько, нехорошо...