От моря до моря (1/1)

Насколько же отроги горных хребтов Перу были непохожи на покрытые ослепительными, выбеленными на солнце снегами, скованными броней изумрудного льда, вершины, которые навсегда останутся в моей памяти, войдя в нее остриями граненых кремней, обдавая меня далеким ветром каменных ущелий! Неисчислимые разы этот ветер воскрешал меня из мертвых, когда я терял нить тропы, прото-ренной в травах, вытянувшихся в мой рост, с колючими листьями и белесыми метелками, когда мне приходилось пробираться через сухие, выветренные до звона, заросли, брести из последних сил через безлюдные каменистые переломленные долины - поднимал с обочины, надувал куртку парусом и гнал вперед... …Когда пешком, когда на скрипящих, как распуганные лебеди, телегах, я добрался до предместий Вальпарайсо - тут-то мне пришлось начинать все сызнова, ведь я успел привыкнуть к довольно сносной и спокойной, устоявшейся, как сливки, жизни в пекарне... Но судьба опять вывернула все наизнанку, стряхнула меня крошкой со скатерти и погнала вперед, на запад, и мне снова понадобилось полагаться только на свою сообразительность, переимчивость и силу, чтобы "быть живым и бить хвостом", как та рыбка из полузабытой детской книжки, читанной в июльские золотые полдни (ах, как мне хотелось избавиться от оглушительных видений - как пушистые кончики кос закрывают строчки, как эти косы отброшены за плечи...). А занятия, что мне подворачивались, хоть и давали возможность держаться на плаву и чему-то научиться, все не увлекали меня: я стоял меходувом в кузнице, точил ножи на точиле, даже доил коз (и, удивительное дело, козье молоко перестало мне казаться гадостью), но душа и разум требовали работы иной, дающей ощущение, что я существую не зря, что приношу пользу - попросту говоря, мне ненасытно хотелось жить. И на память приходили рассказы матери об ее дедушке из рыбацкой деревушки в захолустье, в Корнуолле, непримиримом, своевольном и своенравном, и поневоле верилось, что и во мне есть хотя бы с наперсток его крови, и я ощущал в себе тот же беспокойный, мятежный дух, и был - по-своему - счастлив...